В мансардном этаже две комнаты предназначались для гостей и стояли пустые. Ия зашла в одну из них. Надо было ей подняться сюда ещё вчера, а не пытаться уснуть в гостиной. Но вчера было вчера. А сегодня… Ия убрала нарядное покрывало с кровати и прямо с мокрыми волосами забралась под одеяло.

Что бы ни произошло: пожар, землетрясение, потоп — она займётся этом потом. Сейчас она хотела спать. И чтобы ничто — ни мысли, ни чувства — её не трогали.


Глава 26

Детский смех, весёлый, радостный, беззаботный, казался продолжением сна. Хорошего сна, но чужого. В её сне незнакомый потный мужик доводил её до исступления, вколачиваясь по самые яйца. В этом исступлении, размазывая по себе его сперму, она забыла обо всём. Забыла про стыд, честь, совесть. Выкинула из головы, что она дочь, мать, жена. Запамятовала, что живёт не последний день. И прожила его как последний.

Ия выскользнула из-под одеяла, на цыпочках подошла к окну и осторожно выглянула.

Её девчонки играли с Марко в бассейне. Он стоял по пояс в воде. А они с бортика кидали на него пластиковые обручи как на стойку. Кидали криво, косо, далеко, близко, вместе и поочерёдно, как могли, а он умудрялся каждый раз ловить собой эти летящие как попало цветные кольца, чем и вызывал дикий восторг детей, смех, радостные вопли и хлопанье в ладоши.

— Луд, — выдохнула Ия, прячась за выступ стены, словно её могли увидеть.

Прячась как преступница. Да и чувствовала она себя так же. Преступница, предательница, изменница. А он… он как ни в чём ни бывало играл с её детьми, смеялся вместе с ними, баловался, шутил, словно ничего и не случилось.

Хотя для него, наверное, ничего особенного и не произошло. Подумаешь, отымел жену хозяина и мать этих детей. Подумаешь: захотел — и взял. Взял не без спроса, да и отымел красиво — он вообще со всех сторон герой.

Ия ударила затылком в стену. И почему-то вспомнила про сейф.

Нет, конечно, не «почему-то». А потому, что подумала про развод. Сейчас этот неизбежный итог не сумевшей сберечь отношения пары, не маячил страшным призраком разрушенной семьи где-то в уголке сознания, а материализовался во весь свой исполинский рост, стал плотной, каменной, незыблемой истиной.

Всё ещё крадучись, словно боясь, что её увидят, услышат, поймают в собственном доме, Ия спустилась в кабинет мужа. Комнату, где и она какое-то время работала, когда была уже беременна Вероничкой и передавала Регине дела. А последний раз — когда умер отец и они с мамой разбирались в его бумагах.

Здесь, в сделанном под старину интерьере с дубовыми панелями и шкафами с книгами, стояли и компьютер, и принтер, и прочие прелести цивилизации. Даже большой телевизор напротив массивного стола, что при желании тоже скрывала панель, как и сейф.

Она не врала Регине, когда сказала, что не знает код. Но и Регина была права: те несколько комбинаций, что обычно использовал Марат во всех своих паролях, были так неразрывно связаны с Ией, что подобрать одну не составило труда.

«106» — номер бунгало, где они провели медовый месяц у Южно-Китайского моря. «12–45» номер джипа, что брали напрокат на одном из Полинезийских островов.

Ия угадала со второй попытки. Сейф пискнул и открылся.

Деньги. Пачками. Немного.

Загранпаспорта. Четыре. Другие документы, самые обычные, но сейчас Ие больно их было даже держать в руках: свидетельства о браке и рождении детей, ламинированные карточки пенсионного страхования, документы на дом, купленный Маратом, на машины, тоже купленные на его деньги и оформленные на него.

Она выложила всё это на стол. Сверху придавила двумя большими флеш-накопителями. На один из них она собственноручно скидывала фотографии. А на второй, кажется, записывали свадьбу и другое домашнее видео.

Нет, сейчас она не могла об этом думать. Сейчас она должна думать о другом. Не о том, что не смогла сберечь и чего уже не вернёшь. А о том, что рискует остаться совсем ни с чем, если Марат обескровит остатки папиной компании.


Глава 27

В сейфе действительно лежали какие-то рабочие документы. Договора, банковские выписки, счета — то, что, бегло листая, увидела Ия. И когда делала фотографии на телефон, торопясь, озираясь, особо не вчитывалась во все эти бумажки: на гербовой бумаге или обычной, с печатями или без, на английском или русском языках. Зацепился её взгляд только за один документ — нотариально оформленная бессрочная доверенность, подписанная Ией на право Марата распоряжаться её долей компании.

Тогда, много лет назад, когда влюблённая по уши Ия вышла замуж за мужчину своей мечты — Марата Гараева, она даже слегка повздорила с отцом из-за этой бумаги. Да и Марат дулся, что отец вроде вручил ему свою компанию как приданое, но при этом оставил половину за Ией.

«Оформишь на него генеральную доверенность и всё, — отмахивался отец от её нападок. — Глядишь, ещё спасибо мне скажешь когда-нибудь. Это бизнес, девочка моя, просто бизнес. Просто деньги. За деньги не купишь ни любовь, ни верность, ни преданность. Но деньги любят порядок. Ничего, с контрольным пакетом акций переживёт твой муж как-нибудь такую обиду».

Больше к этому вопросу они никогда и не возвращались. Да он и не возникал.

Да и сейчас Ия ничего не собиралась с этим делать. Просто сфотографировала всё и сложила на место.

Не откладывая в долгий ящик, отправила Регине.

— У вас там как? — спускаясь по лестнице в кухню, разговаривала она с перезвонившей Региной.

— Да как обычно. Работаем. Бегаем. Суетимся. Аринка как себя чувствует?

— Хорошо.

— Ия, мне жаль. Мне правда очень жаль, что так вышло. И знаешь, я же записалась с Русланом к врачу. Мне и в саду говорили, что у него повышенная агрессивность. Но тогда врач сказал: возрастное, перерастёт. Ты же знаешь, он с детства был таким: капризным, вспыльчивым, излишне возбудимым. Но я не плохая мать. Не такая идеальная, конечно, как ты, — вздохнула Регина. — Но и не плохая. Это не потому, что я его плохо воспитываю.

— Регин, я знаю, что ты хорошая мать. И что дети разные, кто-то добрый и послушный, а кто-то злой и не терпит, когда ему указывают. С детства. И ничего с этим не сделаешь, как их не воспитывай. Прости, если я в сердцах наговорила лишнего, — остановилась Ия на последней ступеньке лестницы и прислушалась — радостные детские голоса теперь раздавались из кухни.

— Нет, нет, ты всё правильно сказала, — не унималась Регина. И хоть Ия прекрасно понимала, что эта любезность исключительно временная и исключительно потому, что Регина получила что хотела, сейчас Ие было совершенно не до её проблем.

— Давай я потом тебе перезвоню, если хочешь, и поговорим, — перебила её Ия на полуслове. — Или приезжай, поболтаем.

— О, нет, спасибо! Твой муж сказал, чтобы ноги моей больше в вашем доме не было. Приехал злющий, узнал, что вы в больницу поехали, да ещё Руслан, пока я в душе была, на вашей кровати попрыгал. В общем, он его за ухо оттаскал и велел проваливать. Я, конечно, послала его куда подальше и сказала, что меня приглашал не он, не ему и выгонять. Но знаешь, что самое поразительное? Руслан даже не заныл. И как-то притих. Мужской руки ему не хватает, — снова тяжело вздохнула она и засмеялась. — Только какой же мужик рядом со мной удержится!

— Регин, ты прости за вопрос, но кто его отец? — присела на ступеньку Ия, понимая, что просто так от Регины всё равно не отделаться.


Глава 28

— Да не знаю я, Ия. Не-зна-ю, — произнесла она по складам. — По пьяни дело было. Я и трезвая себе особо ни в чём не отказываю. А уж когда под шафе — тем более. А там в баре были такие мужики. Как на подбор. Да не один. Вот я со всей этой футбольной командой и перетрахалась. Или волейбольной. Кароче, они у нас на сборах были, или на соревнованиях. Как в анекдоте. И хер его знает кто из них отец Руслана, и откуда они приезжали, и куда уехали — тоже. И мне-то по большому счёту плевать что обо мне подумают. А вот ребёнку не хотелось, чтобы в глаза говорили, что мать его нагуляла. Поэтому он у меня для всех от донора. А имя донора скрывает тайна договора. Так что вот. Ладно, пойду. Совещание у меня, — и не поинтересовавшись, а слушает ли её ещё кто, выдохнула Регина. — Твой сегодня прямо радостный какой-то, — хмыкнула она, словно Марат только что попался ей на встречу. — Ты ему, наконец, дала что ли?

— Радостный? — вроде и нечему было уже обрываться, а всё равно что-то как оборвалось внутри. — В смысле «наконец дала»?

— Ой, ну что ты как маленькая. Шучу я. Обычно так язвят, когда видят, что мужик злой: жена, видать, не дала. А когда приходит довольный на работу, хорошо ему, говорят: наконец дала.

«Значит, хорошо ему? Ну, ясно», — кивнула своим тяжким мыслям Ия.

— А твой бегает, только что не подпрыгивает. О, бля, а какой букетище заказал! Только что принесли. Ой! Прости, прости, за спойлеры, — опомнилась она. — Испортила тебе, чёрт побери, сюрприз.

— Ничего, Регин, ничего, — вздохнула Ия и встала. Проглотила подступивший к горлу комок. Она сильно сомневалась, что эти цветы предназначались ей. — Ладно, давай, работай! Я тоже пошла. Пока!

Убрав телефон в карман, повернула в кухню. Да так и застыла в дверном проёме.

— А вот и мама! — первым встретил её улыбкой Марко.

— Мама! Мама! Мамочка, как ты себя чувствуешь? — кинулись к ней обниматься девчонки. — Марко сказал, что ты заболела. И что тебя не надо будить.

— Хорошо я себя чувствую. Хорошо, — перецеловала она их в русые макушки. — Ариш, ты как? — посмотрела внимательно на поджившую царапину.

— Тоже хорошо, — послушно выстояла та, опустив голову, а потом радостно развернулась, чтобы Ию поцеловать.

— Вы поели? — выдохнула Ия, осматривая кухню. Какой бардак!

— Давно, — улыбнулась Натэлла Эдуардовна и правильно оценив Иин взгляд, поторопилась добавить: — Да вы не переживайте, Анастасия Павловна, я всё приберу.

— Да! Давно поели, — бегом вернулись к столу дети и принялись рассказывать, перебивая друг друга. — Натэлла Эдуардовна сварила кашу. А Марко сделал нам неправильные бутерброды. А теперь мы тебе делаем салат.

— Мне? — едва сдержала она подступившие слёзы. Непрошенные. Неожиданные. — Салат?

— Эй, эй, — загородил её широкой спиной Марко, чтобы никто их не видел и коснулся руки. Погладил пальцем. Сжал. — Ну ты чего? Всё хорошо?

«Хорошо? — удивилась Ия. — А ещё может быть хорошо?»

— Давай отойдём, — кивнул он на улицу и уже выходя, обернулся к девчонкам. — Аккуратней с ножами! Маме ваши пальцы в салате не нужны. Натэллочка Эдуардовна, гляньте за ними.

И буквально выставил Ию за дверь.


Глава 29

— Ты вообще в своём уме? — зашипела Ия, понизив голос. — Ты что себе…

Но он не дал ей закончить, прижал к стене.

— Нет. Я же Луд, помнишь? — и впился губами, не давая договорить. Жадно. Ненасытно.

— Прекрати! — отвесила ему Ия такую пощёчину, что заболела рука. Она перехватила её за запястье другой рукой и прижала к себе. — Да как ты смеешь! При Натэлле. При детях.

Он потёр щёку, рукой подвигал челюсть и мрачно глянул на Ию.

— Хороший удар. Смею что? Готовить тебе завтрак? Входить в твой дом? Обращаться к тебе?

— Марко, мне очень жаль, что так вышло.

— Жаль? Чего? Что провела со мной ночь? Что умоляла не останавливаться и до хрипоты выкрикивала моё имя? Или жаль, что изменила своему жалкому муженьку?

— Не смей называть его жалким, — возразила Ия, как-то ещё по привычке что ли защищая Марата. Или потому, что теперь была куда более виноватой, чем он?

— А я смею, — усмехнулся Марко. — Тебе мало того, что ты от него услышала? А знаешь, если бы я не звезданул его по роже, разбитая губа могла быть у тебя, а не у него. Не удивлюсь, если бы он поднял на тебя руку. А так, похоже, побоялся.

— Ах вот как? — выдохнула она. — А ты не подумал, что если бы не лез, если бы не размахивал своими кулаками, то, может, он ничего и мне бы не наговорил. Так и знала, что это был ты, — покачала она головой. — Так и знала, что он был настолько зол не просто так. Да по какому праву ты вообще позволяешь себе здесь распоряжаться? Кто позволил тебе распускать руки?

— Он и позволил. Когда назвал тебя перепуганной курицей. Когда обвинял, что это ты недосмотрела за ребёнком. Не выношу грубость по отношению к женщине. И когда орут на мать своих детей — особенно. Жалею только, что всего один раз ему вмазал. Надо было избить так, чтобы ему и в голову не пришло отыграться на тебе. Но прости, что пожалел твоего драгоценного Марата.

— Да ты и правда луд, — зло, сквозь зубы выплюнула Ия.

И хуже всего не то, что её аж колотило от злости, а то, что она всё ещё чувствовала на своём теле его сильные руки, ещё задыхалась в его объятиях, его поцелуй ещё дышал на её губах и, стоя рядом с ним, она никак не могла избавиться от этого наваждения.