***

— Аг-нес Фи-лип? — по слогам произносит Сэм, уткнувшись в «Марсианские хроники» Рэя Бредбери, словно пытается запомнить странное имя нового персонажа романа. Я в это время сижу за круглым столом, поджав под себя ноги, и откусываю вкуснейший круассан. Затем делаю глоток ароматного чая с мятой, от которого он отказался, предпочтя диван и книгу. А значит, булка с шоколадом тоже достанется мне. Выпечка во Франции стала моей слабостью, которой раньше за собой никогда не замечала.

— Да.

— Он сказал тебе, кто она?

— Нууу… Преподает актерское мастерство. Женщина, — озадаченно произношу я и голову, на мой взгляд, посещает светлая мысль. — Может, актриса.

— Хммм, — неопределенно тянет Сэм, обернувшись на меня и, разглядывая на удивление странно. Примерно такие взгляды кидала на меня Лизи, если я переспрашивала про бренды из коллекции ее духов. Мой агент хмыкает и бодро выносит вердикт. — Съезди.

***

— Она с тобой побеседует, — инструктирует меня Антуан, когда мы подъезжаем на его черном кабриолете к освещенной мягкими лучами солнца вилле в пригороде Парижа. Перед нашим взором дом мечты из белого камня, предназначенный для большой и дружной семьи. Стены, заросшие зеленью, придают зданию особую живописность, а садом вполне уместно хвастаться, как редким произведением искусства, настолько он приковывает взор.

— И может немного протестировать. — ловя в сачок своей уверенности мой нервный взгляд, спокойно продолжает мой друг. — Не волнуйся, ты обязательно ей понравишься.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Машина останавливается, и мы выходим из нее, встречаемые радостным лаем двух гончих собак.

— Клод, Моне! — радостно обращается к ним Антуан, на которого они, виляя хвостами поочередно прыгают. Он ловит мой удивленный взгляд и спешит разъяснить. — Хлоэ, знакомься, это Клод, — его рука опускается на голову той, у которой на спине два черных пятна, — А эта Моне. — ласкает вторую, успевшую пробежать вокруг него несколько кругов и вскружить мою голову. — У этой семьи своеобразное чувство юмора. — Шепотом добавляет и приглашает пройти в дом.

Когда мы заходим внутрь, я ощущаю, как вокруг меня начинает плести паутину нервозность. Наверное, актрисы на то и актрисы, что могут всегда, в любую минуту подчинить себе эмоции, но мне до подобного уровня еще далеко. Играть перед камерой, это совсем другое. Там я вхожу в кожу другого человека, персонажа, в которого перевоплощаюсь. Хотя… если признаться, я не настолько верю, что являюсь хорошей актрисой, потому что в роли Вивьен многие эмоции мне не нужно играть. Мне больно также, как и ей. И все, что от меня требуется, это передача внутренней пытки и горести по потере любимого… а ведь это совсем не талант. И, каждый раз, когда коллеги или режиссер хвалят мою игру, мне становится ужасно стыдно. Словно я их обманываю и однажды они ужаснутся, увидев мой длинный нос Пиноккио…


— Дорогой, ты приехал, — к нам выходит женщина лет пятидесяти. Она одета с изяществом герцогини в прилегающий темный костюм. В ушах сверкают бриллиантовые серьги, по форме напоминающие гроздья винограда, а на лице минимум косметики. Единственный акцент — красная помада на губах. Француженкам не свойственно краситься, как американкам. Они придерживаются естественной красоты, убежденные, что мужчин привлекает только натуральный макияж.

Она поочередно целует Антуана в щеки и поворачивается ко мне.

— Знакомься, это Хлоэ, — представляет нас юноша. — Я тебе о ней рассказывал. — Хлоэ, это Агнес. — глаза женщины изучающе смотрят на меня пару секунд, затем она мило улыбается и наклоняется к моей правой щеке для поцелуя.

***

Для своего тестирования она выбирает сад, не разрешая Антуану присутствовать. Он грустно опускает плечи, но не смеет ослушаться.

Мы садимся возле яблоневого дерева, и я с наслаждением ловлю звуки цикад. Сейчас очень красивый кадр, который смывает волной расслабления всю мою нервозность, и погружает в океан умиротворения и восхищения красотой света вокруг. Не хватит слов для описания его мягкости и шелковистости. Но мне известно точно — он идеален для съемки. С момента приезда, я снимаю часто и много. Практически все, что вызывает во мне немой восторг.

Хочется достать мобильник и включить режим видео, но это будет выглядеть кощунственно некультурно, поэтому я аккуратно складываю руки на коленях.

Агнес не просит меня изобразить грусть или смех и не дает для читки роль. Она только разливает нам в стаканы холодный цитрусовый лимонад и спрашивает меня о семье и моих планах. Несмотря на то, что внешне она производит впечатление французской королевы, скрывающейся вдали от назойливого народа, требующего ее постоянного присутствия, с ней легко и просто.

— Я всегда думала, — задумчиво произносит она, поднося к губам запотевший от холода хрустальный стакан, — Какая француженка разобьет сердце моего сына? — сделав пару глотков, смотрит на окно, из которого высунувшись улыбается голова Антуана. — Оказалось, наполовину американка.

46


Райан


Стеклянные двери компании «Son Of Star», делающей ежегодно миллионы долларов, раздвинулись передо мной, впуская на новый уровень моей карьеры. Уровень подонка в полном метре. Определенно, не то, о чем мечтал семилетний мальчишка…

В здании из синего стекла должна была состояться встреча с режиссером, сценаристом и еще тремя актерами.

— Это пройдоха Джон Галахер! — вопит Хелен, узнав имя режиссера. Его проекты взрывали кассу, сводя с ума зрителей. Большей частью женскую часть населения, унося в мелодраматичные дали без возрастных ограничений. — И он сам выбрал тебя!

— Надеюсь, в благодарность спать с ним не надо? — спокойно отвечаю, стоя в пробке.

— Как-будто ты когда-то соглашался на секс ради роли, — фыркнула Хелен. — Мне не нравится твой настрой! Тебе нужно зайти и очаровать там всех.

— Я вхожу в роль, — вру, — И мой герой не очаровашка, поэтому…

— Хммм… Ты столкнулся с ней вчера? — бесцеремонно прерывает мой агент.

— Подъехал. После созвонимся. — провожу пальцем по красной кнопке, сбросив звонок, и, не отпускающие меня со вчерашнего вечера кадры, проносятся перед глазами, мерцая соблазнительным вишневым цветом.

Юбилей журнала FashionWeekly, на который я шел по одной единственной причине, проплывшей мимо меня в темно-бордовом платье, подсыпал новых искр моему безумству…

Вечер проходил в баре Mirrors, наполненном зеркалами, играющими в игры с воображением посетителей. Идеальное место для поколения, стремящегося показать себя со всех возможных ракурсов, восхищающегося своей, тронутой не одной инъекцией косметолога, внешностью и щедро распаляющего в воздухе самовлюбленное эго.

Помещение состояло из четырех комнат — просторного светлого зала округлой формы с тремя боковыми дверьми, ведущими в отдельные цветные зоны: розовых, голубых и неоновых зеркал. Огромные сверкающие люстры богато свисали с потолка. Пирамиды из бокалов-купе, не жалея поливались самым дорогим шампанским. Вспышки камер, бессмысленные разговоры, смех и соревнующиеся между собой наряды от мировых брендов…

Скука разлилась внутри сразу, вместе с осознанием, что ее нет ни в одном из залов. Приклеив на лицо свою фирменную улыбку, желая скоротать время, отдался хищницам, что-то кокетливо рассказывающим и сменяющим друг друга словно назойливая реклама. От меня не требовалось многого: временами кивать и брать визитку. Темные очки служили верным союзником, скрывая мое безразличие и постоянное напряжение глаз, находящихся в вечном поиске. Гребанном безрезультатном поиске.

Прошел час. Полтора. Карманы разбухли от ненужных надушенных визиток, которые ждали своего звездного часа для отправления в темную пучину урны, а ее все не было. Переместившись из основного зала в неоновый, прошел к бару, попросив минеральной воды. Молодой парень, кивнув, поставил передо мной стакан, в котором плескался лед с долькой лимона. Поблагодарив, взял воду и неспешна направился обратно, когда около самих дверей меня ударила невидимая молния предупреждения. Возможно, я тронулся головой, но она еще не прошла рядом, а в нос ударил нежный миндальный запах, уверяя, что русалочка здесь.

Идеальная. Как ожившее изваяние мастеров эпохи возрождения, она проплыла в темном вишневом платье, обнажающем светлые плечи. Ни одна из присутствующих здесь не смогла бы даже с помощью компьютерных спецэффектов двигаться изящнее ее. Опустив стакан на поднос, проходящего мимо официанта, я направился за ней. В голове не было ни одной мысли о том, что собираюсь сказать или сделать… Вся власть вместе с горевшей кровью стекала вниз, к ошалело-ожившему члену, объявлявшему на протяжении долгих двух лет полный отказ от плотских утех, соглашаясь на боевые действия лишь при образе в голове русалочки, а после отплевываясь, найдя на себе или под собой совсем другую девушку.

Сейчас он напоминал потерявшего всякую надежду в себя шамана, чей многолетний мираж, наконец, обрел форму… и больно, чтоб его, давил на мою ширинку.

Она шла быстро, как золушка, потерявшая туфельку, а я жадно ловил ее в зеркалах, в которых она двоилась и троилась, несознательно доводя шамана до экстаза и ударов в бубен. Нежная кожа, с небольшой россыпью родинок на спине. Хотелось прижаться к ней и поцеловать каждую из них…

Как вдруг она резко остановилась, и мои ноги последовали ее примеру, находясь буквально в трех шагах.

Ощущаю растущее жжение в груди и пытаюсь не забыть дышать. Вижу, как напрягаются ее плечи, как левая рука сжимает платье, и голова Хлои чуть дергается, медленно поворачиваясь влево, затем взгляд девушки что-то цепляет и, не доходя до меня, она превращается в статую. Олицетворяя само совершенство среди какофонии жалких копий.

Моя голова следует за ее находкой и наши глаза сталкиваются в зеркале. Яркие зеленые глаза похищают, уже, казалось бы, несуществующие во мне капли спокойствия, яркие чувственные губы нежно приоткрываются. Моя рука тянется к очкам и снимает их, в глупом желании показать ей, как внутри колыхает пламя, и как давно я раскаялся и отпустил ее в новое счастье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но оказался не готовым встретить вновь…

— Хлоэ! — прозвучал мужской голос, и она отвернулась. Маленькая ладошка в зеркале оказалась в чужой большой руке.

Не знаю повернулась ли она вновь. Моему самолюбию хочется верить, что да. Но это не важно, потому что моего отражения в зеркале уже не было.

Он бежал, как трус.


Вайолет, пухленькая невысокая девчушка без конца тараторила, пока мы поднимались в лифте. Скорее всего, что-то важное, но я снова был в своих темных очках, ограждающих меня от чужих жужжащих речей.

— Если Вам что-то понадобится, — взволнованно лепетала она, покрываясь красными пятнами. — Вы, мистер Лив, звоните пишите в любое время. — Лифт плавно остановился и двери разъехались в разные стороны. Мы вступили на мягкий пол и девушка зашагала впереди, показывая путь к заветной двери.

— Здесь, — улыбнулась она. — Завтра пришлю Вам все необходимое.

Открыв дверь, сделал шаг внутрь и провалился в мысленную воронку сумасшествия. Ее запах опьяняюще ударил в нос.

За длинным столом сидело пять человек. Во главе темноволосый и остроносый режиссёр, по правую руку от него и спиной ко мне сценарист, получивший как минимум две статуэтки, Шон Дилман, а напротив — молодые актеры. Две девушки и устроившийся посередине цветника юноша. Тот самый невыносимый французик. Но сейчас меня интересовала другая личность. Русалочка подняла взгляд, стоило мне открыть дверь, и внезапность встречи позволила увидеть, как приоткрылся ее ротик, а глаза заполнила беззащитность. Буквально пара секунд, и она взяла себя в руки, заставляя восхищаться. Тонкая пелена холода, вперемешку с безразличием и еще чем-то, больно отзывающимся внутри, поднималась по ее телу. Рот плотно закрылся, а глаза разве что не зевали от моего вида. Усмехнувшись, прошел к столу.

— А вот и герой, играющий Зака, — Джон Галахер встал со своего места и направился ко мне. Мы пожали руки и он, презентуя меня словами, — Уверен, вы наслышаны о красавце-ловеласе Райане! — представлял меня остальным.

— Это Рози Шнайдер, роль Мари, — блондинка с эффектной фигурой немного застенчиво улыбнулась. Видел ее игру в «Большой игре», тоже во второстепенной роли. Играла она неплохо, но чего-то ее таланту не хватало.

— Антуан Дюран, роль Нила, — француз встает со своего места и протягивает мне руку:

— Очень рад знакомству, — с неподдельной улыбкой говорит он. От этого сводит зубы. Единственное мое желание, дать ему в рожу, но, проглатывая желчь, отвечаю на рукопожатие.