Тони Парсонс - Моя любимая жена

— И все-таки, сколько ты там пробудешь? — спросил Билл.

— Не знаю. — Лукавый сонный взгляд Бекки говорил: «Ты же меня знаешь». — Мы обязательно вернемся, дорогой.

Они легли на его тесную кровать и, конечно же, предались любви. От тела Бекки исходило восхитительное тепло. Билл знал каждый его изгиб. Узнавание, которое приходит только через несколько лет, прожитых совместно. Он вдруг подумал, что теперь точно так же Шейн будет изучать изгибы тела своей Росалиты.

Бекка заснула у него в руках и не пошевелилась, пока из большой спальни не донеслось хныканье Холли. Тогда она перешла туда и легла рядом с дочкой, успокаивая и уговаривая ее поспать еще. Биллу остался запах ее духов. Он не делал попыток уснуть. Он думал о городе, куда вскоре отправятся его жена и дочь. Он вспоминал их с Беккой жизнь в Лондоне, когда они были совсем молодыми, очень бедными и очень счастливыми.

Билл вышел из аэровокзала в дождь и туман. Тигр был верен себе: он опять поставил лимузин в неположенном месте.

— Куда поедем, босс? — спросил водитель.

— Домой, — ответил Билл, захлопывая дверцу. — Куда же еще?

Лимузин покатил к городу. Билл не обращал внимания на то, что три месяца назад заставляло его вертеть головой по сторонам. Его больше не занимали красно-синие вспышки мигалок на крышах машин дорожной полиции (гунаньцзю, как их здесь называли). Он не замечал стареньких грузовиков, доверху нагруженных домашним скотом, стройматериалами или мокрыми до нитки людьми. И девушки в новеньких «БМВ», одетые по всем правилам «шанхайского стиля», тоже не привлекали его внимания.

Новизна быстро становится обыденностью.

Билл достал из кармана помятый листок со списком книг, который вдохновлял его больше, чем все шанхайские чудеса. Он улыбнулся.

«Все эти книги листала, пытаясь читать, моя девочка. Моя дочка».

А теперь его дочка сидела на маминых коленях и что-то рисовала цветными карандашами, не очень-то задумываясь, что до земли добрых тридцать пять тысяч футов. Наверное, к этому времени самолет летел над Внутренней Монголией.

— Всё в порядке, босс? — спросил начавший волноваться Тигр.

Китаец знал: у этих одержимых работой европейцев рано или поздно обязательно наступает слом. Кого выбивает из колеи жара, кого перепады давления или неприятности на работе. Но слом настигает всех.

— Угу, — коротко ответил Билл.

Он прочитал весь список и вернулся к началу.

«Дворники» на ветровом стекле машины едва справлялись с потоками «сливового дождя». Туман заставлял Тигра смотреть исключительно на дорогу. И хорошо, иначе бы он заметил слезы на щеках Билла Холдена.

Китайцы делали все, что им заблагорассудится. Это удивляло и сбивало с толку.

До приезда в Шанхай Билл читал о нарушениях прав человека в Китае, об арестах китайских диссидентов и о самосожжении, устроенном активистами движения Фалуньгун.[43] Но сейчас, когда Билл брел по улицам Старого города, китайцы казались ему самыми свободными людьми в мире. Правда, их свобода имела свою, типично китайскую окраску, и западный мир, скорее всего, приравнял бы такую свободу к анархии.

Стоило Бекки с Холли улететь, и у него, как назло, выдалась свободная суббота. Поток бумажной тягомотины иссяк. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось, и Билл просто отправился гулять.

По мостовым катили на мотороллерах китаянки средних лет. На улицах торговали всякой всячиной. Зачастую продавцы ограничивались лишь стульчиком и картонной коробкой, на которой они раскладывали свой товар. Рядом помещались уличные парикмахеры, готовые постричь и побрить любого желающего. С ними соседствовал стенд торговца очками, едва ли слышавшего о специализированном оптометрическом оборудовании. Лачужка, где находился «парикмахерский салон», была уже уровнем повыше. На ярко-розовой стене заведения красовался прейскурант, заманивавший низкими ценами. Заметив Билла, двое молоденьких парикмахерш помахали ему руками, зазывая к себе.

Билл покачал головой. Одна из девушек притворно надула губы, а вторая тут же нашла новый объект внимания. Поскольку Билл теперь сам был одинок, раздосадованная девушка вызвала в нем больше симпатии. Он глядел на нее, пока не ударился ногой о припаркованную возле тротуара машину.

Это оказался «мини-купер» с нарисованным на крыше китайским флагом.

Из машины вышла Цзинь-Цзинь Ли. Как уже понял Билл, у китаянки было два вида причесок. Когда она куда-то отправлялась с лысеющим китайцем, которого называла своим мужем, ее волосы ниспадали на плечи. В остальное время Цзинь-Цзинь стягивала их в пучок. Сегодня у нее была как раз такая прическа, и черный «конский хвост» торчал из-под желтой бейсболки с надписью «Лос-Анджелес лейкерс».[44] Эта прическа больше нравилась Биллу, поскольку открывала лицо женщины. Привлекательной женщины с проблемной кожей.

Уже потом, когда Билл увидел, как тщательно Цзинь-Цзинь ухаживает за своей кожей, сколько у ней лосьонов, кремов, масок и мыла особых сортов, он понял, что проблемная кожа являлась проявлением внутренних переживаний. Еще через какое-то время он перестал думать об этом. Он принимал Цзинь-Цзинь такой, какая она есть, считая ее красивой. Но в ту субботу, случайно встретив ее в Старом городе, он подумал, что такие проблемы с кожей лица свойственны скорее девочкам-подросткам.

— Какая встреча! — воскликнула Цзинь-Цзинь. — Вы отважились забрести в Старый город. В прежние времена иностранцы не осмеливались здесь появляться. Они просто боялись этого места.

Цзинь-Цзинь надвинула бейсболку почти на глаза. Интересно, знала ли она что-нибудь об этой знаменитой баскетбольной команде?

— Вы серьезно? — спросил Билл.

Цзинь-Цзинь слегка кивнула.

— Ну, а вы? Вы не боитесь находиться здесь?

— Только если окажусь на пути вашей машины.

— Английская шутка, — без тени улыбки ответила китаянка. — Я собиралась пройтись по рынку в саду Юй-Юань.[45] Хотите составить мне компанию? — вдруг спросила она.

— Конечно.

Цзинь-Цзинь взяла его под руку. Странно, но Биллу это почему-то понравилось. Он почувствовал, как краснеет. А ведь он уже давно не краснел. Чего он так смутился? Двое одиноких людей случайно встретились и решили вместе пройтись.

Рынок правильнее было бы назвать барахолкой. В покосившихся деревянных домишках, много повидавших на своем веку, торговали сувенирами эпохи председателя Мао, кустарными куклами Барби и пиратскими копиями последних программ «Майкрософта».

— А вот это понравилось бы вашей дочери, — улыбнулась Цзинь-Цзинь, указывая на полиэтиленовый пакет с одеждой.

Желтая юбочка, голубая кофточка с красной окантовкой и пышными короткими рукавами.

Тут же была картинка, изображавшая девочку-брюнетку с ледяным лицом. Она чем-то напоминала юную Элизабет Тейлор. Не хватало лишь семи гномов, ибо на упаковке значилось: «Наряд Белоснежки».

«Фальшивое одеяние для принцессы», — подумал Билл.

Он тоже улыбнулся, делая вид, что костюмчик ему понравился. На самом деле Холли даже не взглянула бы на эту небрежно сшитую подделку. Торговка, сидевшая у лотка, обвела руками свои сокровища. Жест означал приглашение непременно что-нибудь купить. Если не «Наряд Белоснежки», то как насчет трубки для курения опиума, красной книжечки с цитатами Мао, ручных часов, какие носит Дэн Сяопин, или гимнастерки солдата Народно-освободительной армии? А может, агитационный плакат, воспевающий героический труд рабочих?

Билл и Цзинь-Цзинь пошли дальше. Навстречу им попалась старуха с толстым внуком, похожим на маленького Будду. Оба брели нога за ногу и ели цуккини так, словно это были стаканчики с мороженым.

— Посмотрите на них, — шепнул Билл, когда бабушка и внук остановились у лотка, разглядывая заводного кролика с изрядно поцарапанными металлическими боками.

— Милый мальчуган, — сказала Цзинь-Цзинь. — Правда, немного толстоват.

Билл понял: они с Цзинь-Цзинь по-разному видят этот мир. То, что его удивляет и забавляет, для нее вполне нормально. Наверное, то же самое было бы, если бы китаянка вдруг очутилась в Лондоне.

Противоположный конец рынка упирался в небольшое озеро, посреди которого стоял чайный домик. Туда вел зигзагообразный деревянный мост.

— Это мост Девяти Поворотов, — пояснила Цзинь-Цзинь.

— А для чего зигзаги? — спросил Билл.

— Для отпугивания злых духов. Считается, что они способны двигаться только по прямой.

Злых духов Билл не увидел, зато вода под мостом буквально кипела от спинок жирных золотистых карпов.

Наверное, и это поверье было для Цзинь-Цзинь не просто забавной легендой. Взяв Билла за руку, китаянка повела его по мосту. Ладонь Цзинь-Цзинь оказалась на удивление прохладной.

Первое, на что обратил внимание Билл, войдя внутрь чайного домика, — фотография улыбающегося американского президента (не нынешнего, а прежнего) с чашкой зеленого чая в руке.

— Мы пришли в Хусиньтинский чайный домик, — торжественно сообщила Цзинь-Цзинь. — Очень известное место. Здесь бывали многие самые знаменитые люди. Вы слышали про Хусиньтин?

Как же он мог забыть? Конечно, Хусиньтинский чайный домик — великий символ шанхайского прошлого. Любая знаменитость, посещавшая Шанхай, стремилась побывать здесь и прикоснуться к «настоящему Китаю».

Они с Беккой так и не сумели попасть сюда, хотя чайный домик Хусиньтин значился в их списке шанхайских достопримечательностей. Пока Цзинь-Цзинь разговаривала с официанткой, Билл рассматривал фотографии кинозвезд, президентов и членов королевских фамилий. После шумного рынка было приятно оказаться в полупустом зальчике.

— А теперь мы будем пить чай, — объявила Цзинь-Цзинь.

Они сели за столик напротив друг друга. Цзинь-Цзинь сняла бейсболку. Им подали чашки и небольшой чайник. И чашки, и чайник были стеклянными. Цзинь-Цзинь объяснила ему, что чай здесь подают с добавками редких трав и что ритуал заварки сохраняется неизменным вот уже несколько столетий. Трудно сказать, сколько в этом ритуале действительно было от давней традиции, а что являлось спектаклем для туристов. Мысль об этом пронеслась в голове Билла и тут же исчезла. Он просто радовался, что он не один и наконец-то увидел Хусиньтинский чайный домик.

За соседний столик сели двое молодых японцев, крашеных блондинов. Билл с Цзинь-Цзинь переглянулись и вежливо отвели взгляды. Он не знал, о чем говорить с нею. Жизнь китаянки напоминала большую страну, где целые области оставались для него недосягаемыми.

Из окна был виден другой край озера. Там возле расписного павильона стояла большая очередь.

— Это очередь за наньсян, — пояснила Цзинь-Цзинь. — Наши знаменитые паровые пирожки. Хотите попробовать?

— А почему бы и нет? — отозвался Билл.

В самом деле, почему бы и нет? Ведь он свободен, ему нечем заняться, некуда пойти, не говоря уже о том, что у него в этом огромном городе нет друзей.

— Билл? — раздался над ухом удивленный голос Тессы Девлин, появившейся невесть откуда. — Ну и как вам без своих?

Он не знал, что ей ответить. Он чувствовал, как опять покраснел.

«Только тебя еще здесь не хватало!» — со злостью подумал Билл.

Цзинь-Цзинь отхлебнула чай и тут же поставила чашку на стол. Чай все еще был очень горячим.

Тесса пришла в чайный домик вместе с мужем и супружеской парой тайваньских китайцев. Тайваньца Билл мельком видел в офисе, это был клиент Хью. Улыбающийся Девлин представился Цзинь-Цзинь, и они обменялись рукопожатием. Удивление лишь слегка обозначилось на лице босса. Девлин умел владеть собой. Что касалось Цзинь-Цзинь, она ответила на рукопожатие, хотя этот западный обычай казался ей столь же чуждым, как европейцам — тереться носами.

Остренькие всезнающие глазки Тессы скользнули по Цзинь-Цзинь. У Билла упало сердце, когда жена Девлина без приглашения уселась за их стол.

Тайванец безучастно взглянул на Билла (хотя в офисе их и представили друг другу), затем с притворной любезностью улыбнулся Цзинь-Цзинь. Билл сразу почувствовал к нему антипатию. Он попытался вспомнить, зачем этот тайванец притащился в Шанхай. Кажется, он был совладельцем одной из здешних компаний сотовой связи, и у него возникли разногласия с шанхайскими партнерами. Жена тайваньца — маленькая женщина в очках — начала деловито выкладывать на стол купленные ею раскрашенные фигурки. Фигурки изображали сцены пыток, обривание голов старикам и заламывание рук женщинам. Палачи, одетые в зеленую военную форму, держали в руках красные книжечки, будто в цитатниках заключались все истины на свете.