Только когда, ничего не понимая, я начал снимать повязку, я вдруг вспомнил, что под ней был шрам, который оставил Бенни пятнадцать лет назад. Моя рука замерла.

– Что-то не так с твоим шрамом?

Она улыбнулась.

– Это больше не шрам. Просто порез, который давно зажил. Ведь настоящие шрамы – это те, которые нельзя увидеть – и именно их труднее всего исцелить.

Сняв повязку, я едва не задохнулся, когда понял, что она сделала. Длинного шрама, который уродовал ее прекрасную гладкую кожу, больше не было. На этом месте красовалась искусно сделанная татуировка в виде ангела.

– Это ты, – тихо сказала Рэйчел. – Я похоронила так много всего, чтобы избавиться от прежних переживаний. Сложно было признать все, что вышло наружу сейчас, но я наконец чувствую, что сумела преодолеть эти воспоминания, оставить их позади. Они всегда будут со мной, но теперь я вижу их как бы в зеркале заднего вида, а не перед собой.

Я был так потрясен ее словами, что, когда заговорил, мой голос срывался.

– Это прекрасно. Как и ты сама.

– Повязку уже можно снять. Парень в тату-салоне велел мне оставить ее на восемь часов. Я только сегодня ее сделала. – Рэйчел повернулась ко мне лицом. Ее полные, восхитительные груди задорно торчали, приковывая мой взгляд. – Эй, Кейн?

– А, что? – Я поднял глаза и встретился с ней взглядом.

Она откровенно забавлялась моей растерянностью.

– Есть только одна проблема.

– Какая?

– Я не могу лежать на спине.

– Это не проблема, злюка. Я могу придумать множество способов, как оказаться внутри тебя так, чтобы ты не лежала на спине.

Я наклонился, подхватил ее на руки и, баюкая, понес в спальню.

– Скажи, ты хочешь оседлать меня, встать на четвереньки, перегнуться через изножье или лечь на бок? Или, может быть, ты сядешь мне на лицо?

Я усадил Рэйчел на край кровати, снял с нее шорты и трусики и начал поспешно скидывать свою одежду. Добравшись до боксеров, я приостановился и посмотрел на нее, а затем подцепил трусы большими пальцами по бокам и стянул их вниз. Мой член был болезненно твердым.

– Как тебе больше нравится, любовь моя? Какой из способов больше подходит под твое настроение?

Рэйчел призывно облизнулась.

– Я должна выбрать только что-то одно?

Я перешагнул через трусы и несколько раз погладил себя.

– Нет, детка, ты просто выбираешь то, с чего мы начнем. Ведь мы собираемся испробовать их все, так что завтра тебе будет очень больно сидеть на моем занятии. А я буду смотреть на тебя и точно знать, почему ты все время ерзаешь. И тогда у меня будет стояк перед всей аудиторией. Ну, так что ты выбираешь?

– Я оседлаю тебя. Хочу покататься на тебе верхом.

Ее шаловливая улыбка сводила меня с ума. Я забрался на кровать, прислонился спиной к изголовью и посадил ее к себе на бедра. Я хотел видеть ее лицо, пока она принимала меня в свое лоно.

– Ты уже влажная? – Я просунул руку между ее ног и обнаружил, что она полностью готова принять меня.

Она молча кивнула, глаза ее были широко открыты.

Обхватив член, я направил его к входу.

– Прими его. Опускайся медленно. Я хочу видеть, как он исчезает внутри тебя.

Рэйчел привстала на коленях, держась руками за мои плечи, и замерла над блестящей верхушкой моего члена. Мне отчаянно хотелось вскочить и самому погрузиться в нее как можно глубже, но я сдержал себя. Она хотела поскакать на мне, а мне сейчас больше всего хотелось дать ей все, что она захочет.

– Черт возьми, – простонал я, когда она начала медленно садиться на мой член. Такая тугая и горячая… я, как завороженный, смотрел, как он постепенно исчезает внутри нее. Прошло всего несколько недель с тех пор, как мы были вместе в последний раз, но я изголодался по ней так, словно прошли годы.

Она несколько раз приподнялась и опустилась, с каждым разом вбирая меня все глубже и глубже, пока член полностью не скрылся внутри нее и ее ягодицы не прижались к моим яйцам. Тогда она начала вращать бедрами, а я большим пальцем погладил ее сладкий бугорок и схватил за волосы другой рукой.

– Скачи же на мне, злюка. Скачи на мне.

Она застонала, я дернул сильнее за ее длинный хвост, и она запрокинула голову, а ее великолепные груди оказались прямо на уровне моих глаз. Я смотрел, как они подпрыгивают вверх и вниз, отводя глаза только для того, чтобы наклониться вперед и полизать сначала один ее бутончик, потом другой. Рэйчел двигалась все быстрее и быстрее, то приподнимаясь, то опускаясь и вновь вбирая меня в себя с ритмом, который под конец стал просто невероятно восхитительным.

Но как раз в этот момент, приблизившись к своей кульминации, она начала терять темп. Тогда я обхватил ее за бедра и продолжил с того момента, где она приостановилась, входя в нее снизу, пока она еще могла двигаться мне навстречу, не растратив запала страсти. У нее внутри было так тесно и жарко, да еще она без конца повторяла со стонами мое имя, что я невольно начал двигаться все быстрее и двигался до тех пор, пока мое имя стало лишь едва слышно слетать с ее губ. Я вбирал в себя поцелуями каждый из ее стонов, а затем последний раз проник в нее так глубоко, как только мог, содрогаясь от наслаждения.

– Я люблю тебя, Рэйчел Мартин, – пробормотал я ей в губы.

– Я тоже люблю тебя, Кейн Уэст.

Мы долго сидели так, она – у меня на коленях, а я ласкал ее лицо.

Я просто никак не мог успокоиться по поводу того, как все обернулось. Я был потрясен не только красотой и силой духа Рэйчел, но и тем невероятным зигзагом судьбы, которая снова свела нас вместе.

– Что с тобой? Ты как-то странно смотришь на меня, – прошептала Рэйчел.

– Это просто что-то потрясающее – подумай только, сколько лет события выстраивались так, чтобы мы в конце концов нашли путь друг к другу.

Рэйчел улыбнулась и наклонила голову.

– Ты же знаешь, что мы снова встретились благодаря тебе, верно?

– Ну, думаю, смерть профессора Кларенса тоже сыграла свою роль.

– Возможно. Но, если бы не ты, я бы никогда не узнала, что такое музыкальная терапия и насколько она сильна. Много лет назад ты дал мне наушники и посоветовал слушать песни, сосредотачиваясь на словах, когда я очень расстроена. Я так тогда и делала, и это действительно мне помогло. Именно так я и начала серьезно заниматься музыкой.

Я начал припоминать наши разговоры в исповедальне и вспомнил.

– Я ведь дал тебе тогда наушники, да?

– Да. Знаешь, я ведь написала тебе письмо в то утро, когда все случилось. Ну, то есть не тебе, а тому священнику, как выяснилось, не настоящему.

– Правда? И ты принесла его в церковь?

– Нет. Если честно, я даже не знаю, что с ним случилось. Наверное, его выкинули, когда мы переезжали жить к дяде и тете.

– И что ты там написала?

– Точно не помню. Но я знаю, что поблагодарила тебя за наши еженедельные беседы.

– Я еще целый месяц ездил туда по субботам, на случай, если ты вернешься. Мне казалось, что мне чего-то не хватает, каждый раз, когда я уходил оттуда, так и не встретив тебя.

– Ты оставил там кусочек своего сердца. – Она улыбнулась. – Который я сохранила и теперь принесла его тебе.

– Нет, Рэйчел. Я навсегда отдал тебе свое сердце и не хочу его обратно.

Эпилог. Рэйчел

– Если хочешь, чтобы мы не занимались сексом перед свадьбой, перестань расхаживать по дому без лифчика, – проворчал Кейн, наклоняясь и целуя меня в губы. При этом он сунул руку мне под майку и ущипнул сосок. Сильно ущипнул.

Ой.

– Ну, тебе же это нравится.

Мой будущий супруг любил поворчать, но в данном случае он был прав. Мне втайне нравилось, что за две недели воздержания, на котором я настаивала, он становился все более раздражительным.

Я с нежностью посмотрела на него.

– Когда ты вернешься?

– Примерно около шести. Мне надо проверить все оценки, которые поставила студентам моя тупая новая ассистентка, прежде чем окончательно оценить их работу.

Кейн был чрезвычайно недоволен ассистенткой, которую ему назначили в этом году. Я невольно улыбнулась.

– А все потому, что перед этим у тебя была лучшая ассистентка на свете, по сравнению с которой все другие просто отстой.

– Действительно, ты была неплохой ассистенткой. Но, вероятно, я пристрастен, потому что у тебя классные сиськи и задница. Если уж на то пошло, раз ты отказала мне сейчас в доступе к ним, то, по крайней мере, помоги разобраться с оценками.

– Вот уж фигушки, профессор. У меня сегодня такой насыщенный день. Утром надо закончить складывать вещи. Потом мы с твоей сестрой и с девочками поедем покупать им платья, заодно и пообедаем. А после этого я заеду в церковь к отцу Макдональду, чтобы представить ему наши пожелания в отношении проповеди и музыки. Так что придется тебе самому позаботиться о своих делах в колледже.

Кейн обиженно надулся.

– Я и так уже две недели на самообслуживании.

Я поднялась со стула, на котором сидела, потягивая утренний кофе, и, встав на цыпочки, обвила руками его шею.

– Осталось потерпеть всего два дня. Только представь, как волнующе будет, наконец, улечься в постель после субботнего свадебного торжества. И на этот раз, когда ты будешь заниматься со мной любовью, я уже буду миссис Кейн Уэст.

Его взгляд смягчился.

– Мне нравится, как это звучит. Я согласился подождать до свадьбы, но ни слова не говорил о самой свадебной вечеринке.

– И что ты предлагаешь? Мы будем заниматься любовью в машине по пути из церкви в ресторан?

– Я подумал, что мы можем заняться этим в исповедальне, сразу после того как священник объявит, что мы с тобой теперь повязаны на всю оставшуюся жизнь.

– Ну, это уже полное извращение, даже для тебя.

Кейн расхохотался.

– Пожалуй, пора бежать, а то опоздаю на экзамен. Давай-ка сюда свои губы и поцелуй меня как следует, чтобы я смог пережить еще один день воздержания.

Одним движением он обхватил меня руками и поднял, сжав ягодицы. Я обвила ногами его талию, а он жадно приник к моим губам нетерпеливым поцелуем. Я тихо застонала, не отнимая губ, он прижал меня к стене бедрами, чтобы освободить руки для вдумчивого обследования моего тела.

Да, мой будущий муж, несомненно, знал толк в высоком искусстве поцелуев.

После того как он неохотно ушел, разгоряченный, но так и не получивший вожделенного секса, я оглядела те немногие вещи, которые мне еще предстояло собрать. Мы решили, что я перееду в квартиру Кейна, и весь последний месяц понемногу перевозили туда мои вещи. Мне осталось упаковать в основном картины, фотографии в рамках, книги и несколько личных принадлежностей из ванной. Я сначала уложила книги, а потом перешла к стене, на которой висели фотографии.

За прошлый год на этой стене появились новые фотографии: мы с Кейном на торжественной церемонии вручения дипломов выпускникам магистратуры. Я смотрела в камеру, гордо улыбаясь, а не менее гордый Кейн смотрел на меня. Я со всей командой бара «У О’Лири» в свой последний вечер работы там. Чарли стоит радом со мной, по-отечески обнимая за плечи. Несмотря на все мои усилия, ему было очень сложно принять тот факт, что Кейн не был отпетым преступником. В конце концов как-то вечером, после того как мы с Кейном восстановили отношения, я рассказала Чарли всю историю от начала до конца. После стольких лет молчания об этих событиях у меня было весьма странное чувство, когда я об этом говорила открыто, но чем больше я откровенничала, тем дальше в прошлое уходили воспоминания о тех ужасных днях.

Я, конечно, скучала по веселым временам, когда я работала в баре у Чарли, но мне безумно нравилась моя новая работа специалиста по музыкальной терапии. Я теперь была независимым консультантом при школьном округе и занималась музыкальной терапией с детьми-аутистами, проводя индивидуальные сеансы. Это была работа, которую я воспринимала как праздник, а не просто обязанность. Каждую неделю мы с Кейном приходили пообедать с Чарли в бар «У О’Лири». Отставной коп уже не был моим работодателем, но ведь это он фактически заменил мне отца после смерти дяди. И именно Чарли предстояло через два дня вести меня к алтарю. Можно только представить, каким грозным предостерегающим взглядом он будет смотреть на Кейна во время церемонии.

Несмотря на то что мое исследование было завершено и научные результаты диссертации опубликованы, я продолжала общаться с Лидией и Умберто. В первое воскресенье каждого месяца мы с Кейном привозили к ним Мёрфи, чтобы они могли поиграть с псом. Не уверена, кто получал больше пользы и удовольствия от этих визитов – мы или эта пожилая пара.

Я упаковала фотографии в рамках в две коробки, предаваясь сентиментальным воспоминаниям, когда заворачивала каждую рамку в пузырчатую пленку. Последнее, что я упаковала, была фотография матери, сидящей на качелях у нас во дворе. Я нежно провела пальцами по ее прекрасному лицу под стеклом. «Благодарю тебя, мама». Без ее совета обращаться в церковь в случае жизненных невзгод я бы никогда не встретила Кейна.