Она задрожала. Тело ее запылало.

«Боже, как это хорошо, — думала она, — как чудесно! Разве я могу остановиться? Но я должна, и немедленно, пока у меня еще есть силы».

Но едва она попыталась отпрянуть, Рейф чуть передвинулся и запрокинул назад ее голову. Он впился губами в ее губы, и Джулианна чувствовала, как поцелуй становится все крепче, все глубже, и Рейф не нарушает контакта, словно надеется растянуть единственный поцелуй на целую вечность. И, плывя на облаке блаженства, Джулианна вдруг подумала, что этот фокус запросто может ему удаться. И она позволит ему это.

Мир сузился, становился все меньше и меньше, и наконец, в нем остались только она и Рейф.

Его руки начали двигаться, они скользили и ласкали, нежно поглаживали все изгибы ее тела. Изогнувшись, как кошка под доброй рукой хозяина, Джулианна застонала в его объятиях.

Она не поняла, как и когда это случилось, но ее ноги больше не упирались в пол, тело взмыло в воздух, и Рейф понес ее через всю комнату.

Она утонула в мягком пуховом матраце, а губы его каким-то поразительным образом все не отрывались от ее рта, его язык сплетался с ее языком, и Джулианна трепетала все сильнее.

Когда Рейф лег на нее — такой большой, такой сильный, — она вообще не могла больше ни о чем думать.

И когда мысли ее от нехватки кислорода окончательно спутались, он вдруг отпустил ее губы. Они распухли и горели от его жадных поцелуев, болели и жаждали еще.

Он целовал ее щеки и виски, ее уши и шею, руки его скользили по всему ее телу, отыскивая и лаская все самые чувствительные местечки.

Рейф расстегнул ее ночную рубашку и отогнул края, обнажая грудь, и кожу Джулианны обдало прохладным воздухом. Она едва не подпрыгнула, когда Рейф накрыл губами ее сосок.

— О! — вскрикнула Джулианна, замерев от смешанного чувства наслаждения и боли, пронизавшего ее.

Он поднял голову:

— Что такое?

— Больно. Я… мне больно.

Он застыл:

— Ребенок?

Джулианна кивнула. Одного этого слова хватило, чтобы ее сознание очистилось от страсти, а затуманенные чувства прояснились.

«Что я делаю? Как я могла допустить, чтобы все зашло так далеко?»

Она не хотела останавливаться. Между ног все ныло, умоляя ее об облегчении. Но если она позволит Рейфу остаться сегодня, значит, придется позволить и завтра, и послезавтра. Придется позволить приходить к ней так часто и долго, как ему захочется.

А если желание вдруг исчезнет? Что, если она ему опять надоест и он повернется к ней спиной? Она впустит его в свою постель и в свою душу, а потом он снова ее отвергнет. Джулианна знала, что этого не переживет.

Однажды он ее уже использовал. Больше этого допустить нельзя.

— Прекратите.

Рейф поднял голову:

— Tы… Что ты сказала?

— Прекратите. Вы получили свой поцелуй, а теперь уходите. — Джулианна вдруг сообразила, что грудь ее обнажена, и потянулась за простыней.

Его челюсти окаменели.

— Ты моя жена, Джулианна. Твое место в моей постели.

— Вы принудили меня к этому браку. А теперь заставите ублажать вас?

Она вздрогнула и отпрянула, увидев сверкнувшую в его глазах ярость. На какой-то миг ей показалось, что она увидела там и другое, что в его глазах плеснулись боль и разочарование. Но этот взгляд мгновенно исчез.

Рейф что-то прорычал и выпрыгнул из кровати.

— Пусть будет по-вашему, мадам, и не надейтесь, что я вернусь. Оставайтесь в вашей холодной одинокой постели.

Громко протопав через всю комнату, он вышел через соединявшую спальни дверь и захлопнул ее с такой силой, что Джулианне показалось — треснула рама.

Дрожа, она легла на бок и свернулась в клубок. «Я поступила правильно, — думала она. — Так почему у меня в душе такая пустота?» Закрыв глаза, она начала всхлипывать.

На его памяти Рейф никогда так не злился, во всяком случае, на женщину. Но что еще можно сделать после подобного поведения Джулианны?

Рейф отправился вчера ночью в ее комнату, чтобы убедить простить его за все, что он ей в свое время наговорил. Их страсть всегда была взрывной, и он рассчитывал, что взаимное желание поможет им возобновить отношения и между ними возникнут новые, более глубокие узы. В конце концов, теперь они муж и жена, и вчерашняя ночь всего лишь первая в бесконечной череде будущих ночей.

Но она с самого начала стала капризничать и велела выйти из спальни до того, как он успел к ней прикоснуться. И все же в какой-то момент Рейфу показалось, что все у них налаживается.

Даже сейчас он ощущал тот почти невыносимый восторг, который охватил его при поцелуе, когда заключил ее в объятия — такую теплую и опьяняющую, такую… желанную.

А когда отнес ее в постель, то просто утонул в этих ощущениях, наслаждаясь каждым прикосновением, каждым мигом. И ей это тоже нравилось. Он точно знал это.

И вдруг внезапно она сделалась холодной.

Он просто умирал, так ее хотел, плоть его затвердела и дрожала от желания и вдруг она велела ему остановиться. И попытка уговорить ее провалилась. Но больше всего его ранили ее сочащиеся ядом слова. Обвинить его в том, что он навязался ей! Что попытался изнасиловать, не обращая внимания на ее чувства и желания!

Это ранило сильнее всего.

Заскрипев зубами, он отодвинул стул и встал.

Брачная ночь, ха! Скорее, брачный ночной кошмар.

Захлопнув дверь, он спустился вниз, чтобы выпить, в чем очень нуждался. Но спиртное не помогло. Скорее еще сильнее разожгло огонь желания, распалило пламя оскорбленных чувств и плотской неудовлетворенности.

Два часа спустя он вернулся в свою спальню, забрался под одеяло и лежал, не в силах заснуть. В пять утра сдался, отказавшись от бесплодных попыток отдохнуть, оделся, побрился и отправился прокатиться верхом.

Прогулка не помогла успокоить мысли, но, по крайней мере, он нагулял аппетит и уже почти заканчивал завтрак, когда появилась Джулианна с лицом бледным и настороженным. Не сказав ни слова, Рейф отшвырнул свою салфетку и вышел, укрывшись в кабинете.

Он надеялся поработать, погрузиться в сухие финансовые вопросы, но ничего из этого не вышло.

И нечего оставаться с ней, а следовало бы послать записки Тони и Итану и пригласить их вместе провести вечер в городе. Но сделать так — значит признаться, что его брак обернулся катастрофой в первый же день.

И если он найдет подходящую женщину, готовую охотно удовлетворить его плотское желание, это равносильно тому же признанию. И потом, он не хочет другую. Он хочет свою жену, которая сейчас находится наверху, у себя в спальне. Но он поклялся, что больше к ней не прикоснется!

Вцепившись пальцами в каминную полку, Рейф пытался решить, что же ему теперь делать.

«Как же я смогу жить с ней в одном доме, желая ее и зная, что она недоступна?»

Он отказался от Джулианны, чтобы защитить ее. Женился на ней ради этого. А что же со всем этим делать дальше?


— Да, миледи. Я немедленно позабочусь об этом.

— Спасибо, Мартин, — сказала Джулианна.

Она и дворецкий сидели в утренней гостиной, как делали это раз в две недели, занимаясь хозяйственными вопросами.

— Что-нибудь еще? — добавила она.

Пожилой дворецкий расправил и без того прямые плечи и кашлянул.

— Видите ли, мэм, хотя мне и не нравится беспокоить вас такими мелочами, но все же имеется вопрос о некоей известной вам персоне. Несмотря на все мои предупреждения, он продолжает сам открывать посетителям парадную дверь. Вчера он перепугал несчастную леди Невилл, заглянувшую к вам с визитом, и, кроме того, у него настолько отвратительные манеры, что он оставил ее ожидать в холле.

Святые небеса! Ничего удивительного, что она вошла в комнату и увидела Беатрис с флаконом нюхательных солей подносом!

— Я оставил четкие распоряжения: когда меня нет, дверь должен открывать один из лакеев, — продолжал дворецкий, — но эта персона даже слушать не желает. И лакеев он запугивает, так что они не решаются возражать ему.

Под этой персоной подразумевался, разумеется, Ганнибал. Джулианне не требовались отдельные объяснения.

Переехав пять недель назад в дом Рейфа, она взяла с собой несколько своих слуг. В общем и целом все шло гладко и все прекрасно приспособились, с одним значительным исключением. Чрезмерно упрямый и независимый Ганнибал не подчинялся никому.

Кроме Рейфа, разумеется.

Джулианна понимала, что самый простой способ решить эту проблему — пойти к Рейфу, объяснить ему ситуацию и попросить, чтобы он положил конец вздорному поведению Ганнибала. К сожалению, они с Рейфом друг с другом не разговаривали.

Собственно, хотя они и жили в одном доме, но почти не виделись, только иногда вместе обедали, причем Рейф всегда вел себя безукоризненно вежливо. Прежде всего, он справлялся о ее здоровье, желая знать, хорошо ли она себя чувствует и не требуется ли ей что-нибудь, чтобы помочь легче переносить беременность. После того как Джулианна заверяла его, что все в порядке, разговор становился светским — погода, лондонские события, иногда какая-нибудь забавная услышанная история.

Вероятно, виновата она сама, потому что выгнала его из своей постели. Верный своему слову, Рейф больше не делал никаких попыток восстановить интимные отношения. В последнее время он вообще почти не смотрел на нее, и в глазах его не было ничего похожего на страсть. Что ж, она выдержит следующие несколько месяцев, а в конце ее ждет награда. Ее дитя.

Просто сил нет дождаться, когда можно будет излить всю свою любовь на ребенка. Когда младенец родится, она будет счастлива. По крайней мере, попытается.

Но сейчас нужно жить той жизнью, которая есть, и как-то разбираться с напряженными отношениями между слугами. — Спасибо, что сказали, Мартин. Я подумаю, что тут можно сделать.

Он кивнул седой головой:

— Очень вам признателен, миледи. — Изящно поклонился, извинился и вышел из комнаты.

Примерно час спустя, надев платье из синего бархата и серую шерстяную накидку, Джулианна спустилась вниз. Ей требовалось несколько новых зимних нарядов, ведь она в последнее время пополнела. Поэтому надо съездить к портнихе, а по дороге захватить леди Невилл, чтобы вместе пройтись по магазинам.

И почти в ту же секунду, как она вышла в холл, увидела Ганнибала. Джулианна увидела его и вспомнила о своем обещании.

Сделав глубокий вдох, чтобы набраться решимости, она решила, что более подходящего времени не выбрать.

— Ганнибал, мне бы хотелось сказать вам несколько слов. Давайте пройдем в гостиную.

Он уставился на нее с высоты своего огромного роста, словно решая, стоит ли послушаться, едва заметно пожал плечами и пошел вдоль по коридору.

Зайдя в комнату, Джулианна закрыла за собой дверь.

— Вы пугаете посетителей, которые приходят через парадный вход, и я хочу, чтобы вы это прекратили, — начала она, приступая прямо к делу. — Кроме того, вы обижаете некоторых слуг, и я хочу, чтобы это тоже больше не повторялось.

Она замолчала. Ганнибал стоял, скрестив на груди свои похожие на окорока руки, и не произносил ни слова.

Джулианна, нервничая, сглотнула и заставила себя продолжать:

— Я понимаю, что это был ваш дом задолго до того, как я в него переехала, и что вы привыкли поступать по-своему. Однако теперь это придется изменить. Я хозяйка этого дома, а значит, отвечаю за весь домашний уклад. Надеюсь, вы прислушаетесь к моей просьбе.

— Почему вы выкинули Дракона из своей постели? Что-то не похоже это на добрую жену.

Джулианна едва не лишилась дара речи. Прошло довольно много времени, прежде чем она сумела взять себя в руки.

— Мои отношения с вашим хозяином вас совершенно не касаются, — произнесла она ледяным тоном, — и я буду благодарна, если вы станете придерживать свой дерзкий язык. А если нет, возможно, вам придется подыскивать себе другую службу.

— Дракон меня не прогонит. Мы с ним дружим еще со времен дока.

Джулианна вздрогнула, понимая, что он прав. Но она не могла допустить такого вызывающего поведения.

— Возможно, и так, — сказала она, — но вам лучше не испытывать моего терпения. Если вы будете и дальше проверять меня на прочность, посмотрим, чья возьмет.

Глазами черными, как смола, он смотрел на нее, кажется, целую вечность. А потом внезапно расплылся в широкой улыбке:

— А вы смелая, миссис. Мне это нравится. Очень нравится. Ладно, я оставлю в покое эту важную шишку, дворецкого, и всех ваших лакеев, раз уж у них поджилки трясутся. Пусть успокоятся!

«Значит, он делал все это нарочно, — подумала Джулианна. — Я так и предполагала».

— Благодарю за такую жертву, — произнесла она вслух.