Они еще не были близки; их души не были тесно связаны между собой. Но они уже начинали понимать друг друга. Одинаково беспомощные – две частички, принесенные рекой жизни в одно место и время для того, чтобы быть вместе. И в счастье, и в горе они должны быть вместе, не заставляя страдать один другого и причинять друг другу боль. Она закрыла глаза, протянула к нему руки и прижала его голову к своей груди.

IX

Четвертого марта Теодосия и Джозеф прибыли в Вашингтон, чтобы присутствовать на инаугурации президента Джефферсона. Они пробирались сквозь оживленную и возбужденную толпу, собравшуюся в здании Конгресса США, толкаясь и вытягивая шеи, стараясь что-нибудь разглядеть.

Аарон, облаченный в роскошный костюм из черного шелка, как член президиума Сената произнес короткую блестящую речь, посвященную новому президенту и его вступлению в должность, всем собравшимся, а также Главному судье, который должен был привести президента к присяге. Долговязый, неряшливый, небрежно одетый, Джефферсон возвышался над ним; и не одна только Тео, а и многие представители Сената понимали, что Аарон гораздо больше подходит для этой высокой должности.

«Как это несправедливо, – с горечью подумала Тео. – Ведь на этом месте должен бы быть мой отец. Почему люди так слепы и так глупы?»

Хотя Аарон придерживался точно такого же мнения, но ни другу, ни врагу он никогда не показал того разочарования, которое постигло его, когда стали известны результаты голосования.

Аарон был опытным игроком-политиком, и если одна дорога для него закрывалась, то его природный оптимизм помогал ему сразу же найти другую. Он не стал президентом, не добрав всего один голос избирателя. Это может свести с ума – да. Президентство его не состоялось, но он принял это как должное, с присущим ему самообладанием, и уже строил планы на будущее. Ведь будут еще другие выборы, откроются другие возможности для блестящих успехов в этой огромной и непоследовательной стране.

Его оптимизм заразил и Теодосию. В течение трех дней, что она с Джозефом провела в Вашингтоне, принимая участие во всевозможных церемониях, присутствуя на приемах, банкетах и парадах, у нее не было времени думать о предстоящем вскоре прощании с отцом. За прошедший месяц она смогла уже как-то приспособиться к своему замужеству. Она больше никогда не теряла того материнского сострадания к Джозефу, которое открыла в себе в их первую брачную ночь. Оно давало ей силы смириться с несносным характером Джозефа и физической близостью с ним.

Элстоны уезжали из Вашингтона седьмого марта. Джозефа раздражал предстоящий отъезд, и он сгорал от нетерпения поскорее увезти Теодосию, которая очень долго прощалась с отцом:

– Я забыла привезти Кэти книгу, которую обещала: пожалуйста, передай ей, что пришлю ее сразу же, как только приеду на Юг. Да, скажи Натали, что я забыла мою белую кашемировую шаль на верхней полке шкафа в Ричмонд-Хилле, пусть она ее носит сколько захочет и…

– Лошади ждут нас, Тео, – перебил ее Джозеф. – Мы опоздаем на паром.

Аарон криво усмехнулся:

– Твой муж беспокоится, как бы поскорее увезти тебя от меня на свои рисовые поля, но я вскоре приеду навестить вас, а тем временем пишите мне, мадам, часто и разборчивым почерком. И, пожалуйста, без этих ваших небрежных каракулей.

– Да, я буду писать, – пообещала она. – И ты, папа, и я, будем, полагаю, считать дни, когда сможем опять встретиться.

Джозеф бросил на них недовольный взгляд, злобно принявшись сбивать сосульки с куста.

– Вы уже говорили об этом прошлым вечером. Не будешь ли ты, Тео, любезна сесть в карету?

– Я думаю, Джозеф прав, моя дорогая, – произнес Аарон. – Никогда не следует надолго затягивать момент прощания. – Он быстро поцеловал ее и поспешил удалиться, неслышно ступая по деревянным доскам, образующим тротуар.

Джозеф бесцеремонно втащил Тео в карету; лошади медленно двинулись вперед, увязая в грязи, которая захлюпала у них под копытами; громоздкая повозка потащилась по направлению к парому. Они начали свое двухнедельное путешествие к новому дому Теодосии.

Эта поездка потом вспоминалась Тео бесконечным дребезжанием и грохотом кареты, вереницей грязных таверн, еда в которых вызывала расстройство даже их молодых желудков. Общий дискомфорт время от времени усиливался, когда они преодолевали реки, вышедшие из берегов из-за весеннего половодья.

Джозеф был неподходящим компаньоном для любого путешествия: нетерпеливый и вечно всем недовольный, он без конца ругал и изводил слуг, обращаясь с ними с тем императорским высокомерием, с каким он помыкал своими рабами. И естественным результатом этого становилось отвратительное обслуживание. Почтовые лошади подавались с опозданием; он, казалось, вообще никогда не способен был снять нормальное жилье в переполненных гостиницах; ему и Тео всегда доставались одни осадки на дне бутылок с вином и последний кусок жаркого.

Путешествовать с Аароном – это совсем другое дело! Он был щедр на похвалы и всегда умел находить общий язык практически с любым человеком. А в редчайших случаях, когда ему приходилось все же испытывать неудобства, которых он не мог избежать, он относился к этому с юмором. А Джозеф злился. Или, если не злился, то ворчал, ругая погоду и дороги, с ослиным упрямством продолжая путешествовать таким варварским способом.

– А если бы мы дождались судна, плывущего из Александрии, не было бы это проще? – однажды предложила Тео.

– Конечно же, нет, – взорвался Джозеф. – Тебе хорошо известно, что я не люблю путешествовать по воде. Эта поездка такая трудная, потому что мы путешествуем как крестьяне. Я не привык ждать и причинять себе неудобства. Это невежливо с твоей стороны: предлагать мне такое! Я и так чувствую себя отвратительно.

«И я тоже», – подумала она.

Трудно было не понять, что мучаются они из-за отсутствия личных слуг и только потому, что он так решил. Для этой поездки на Север он не только не взял с собой никого из своих рабов, но и ей не разрешил взять одного из прислуги Бэрра, сказав со всей откровенностью, что рабы дожидаются их на плантациях, и там их даже больше, чем достаточно. В результате они обходились своими силами и выглядели небрежно одетыми, неухоженными, когда, наконец, достигли Иоханна и сошли с парома «Ламбертон – Джорджтаун Мэйл».

Карета Элстона дожидалась их: на козлах сидел блестящий, черный кучер, в красивой ливрее в красные и зеленые полоски, с медными пуговицами, и в сверкающем черном цилиндре.

– Это – твоя новая хозяйка, Помпеи, – сказал Джозеф, облегченно вздохнув после того, как вытянул ноги в карете во всю длину.

Помпеи оскалился и пробормотал что-то невразумительное Тео, которая беспомощно улыбнулась и, повернувшись к Джозефу, рассмеялась:

– Я не поняла ни слова из того, что он произнес. Это все равно, как если бы он говорил по-китайски.

Джозефа это нисколько не позабавило:

– Он приветствует тебя и желает счастья. Ты должна немедленно приступить к изучению этого простонародного диалекта. Ты будешь повелевать более чем двумя сотнями негров, и у тебя будет много обязанностей.

– Я? Повелевать? – она была поражена. Ей почти не приходилось общаться со слугами дома. Пэгги и Алексис вели домашнее хозяйство самостоятельно, за ними не нужно было наблюдать. Пэгги, довольно образованная для мулатки, писала почти так же хорошо, как это делала сама Тео, и справлялась со всеми обязанностями, даже в непредвиденных ситуациях.

«Как мало я знаю о жизни тех, кем собираюсь руководить, – подумала она и еще больше удивилась следующей мысли, – как мало я хочу знать о ней!» Она мысленно приказала себе:

– Никаких страхов, никаких колебаний, никаких потаканий своим слабостям. – Это был один их афоризмов Аарона.

– Что я должна буду делать? – спросила она, пытаясь придать словам бодрый тон. – Я полагаю, наблюдать за всеми неграми.

– В надзоре нуждаются лишь рабы на полях и в мастерских, а никак не домашние слуги. Кроме того, есть много других дел… – он зевнул. Он устал; и чем ближе они подъезжали к дому, тем больше его начинали терзать сомнения и колебания, которые не занимали его мысли, пока они были на Севере.

Например, как Тео следует вести себя в качестве хозяйки? Какое впечатление произведет она на его семью, которая даже сейчас насчитывает двадцать человек? Они, конечно, будут радушны и вежливы, но одобрят ли они его выбор? Он постарался взглянуть на нее глазами своих домочадцев. То, что она была прелестной, очаровательной и к тому же дочерью вице-президента – здесь фактически ничего не значило. Он женился на чужестранке, и к тому же без денег. Лично для него последнее обстоятельство не играло никакой роли. Аарон, уже после свадьбы, поведал ему о своих плачевных финансовых делах. И это открытие, надо отдать должное Джозефу, нимало не смутило его. Хотя его семья могла думать по-другому.

Тео заметила, как он нахмурил, брови.

– Ты должен примириться пока с моей неопытностью, Джозеф, – спокойно сказала она. – Я постараюсь научиться. Но, пожалуйста, помни, что для меня все здесь совсем другое. Даже природа, – добавила она, слегка вздрогнув.

Они спустились вниз, к рисовым полям, простирающимся по берегам двух рек: Пиди и Вэккэмоу, по краям поля были окаймлены причудливыми зарослями. Она в изумлении смотрела на бурную растительность: ни на что не похожие виноградные лозы, толщиной чуть ли не с ее руку; какие-то извивающиеся черные ветви и развешенный повсюду, на деревьях и кустарниках, серый мох, похожий на видение из потустороннего мира. Впечатление от увиденного носило отпечаток чего-то мистического и зловещего, заключавшего в себе какую-то неведомую опасность.

Джозеф пошевелил ногами и положил их одна на другую.

– Тео, – внезапно сказал он, – я собираюсь поговорить с тобой об одной вещи. – Тут он выдержал многозначительную паузу, поглаживая свои ухоженные усы. – Твое воспитание разительно отличается от того, которое получают здешние леди. Ты должна следить за своей речью, иначе они сочтут тебя невоспитанной и бесцеремонной. Ты обсуждаешь такие вещи, о которых говорить здесь вслух считается дурным тоном.

– Что я должна делать? Я не понимало, что ты имеешь в виду.

– Так я и думал. Твой отец, как мне кажется, дал тебе слишком большую свободу. И сделай, пожалуйста, так, чтобы они ни за что не узнали, что ты не ходила в церковь. Здесь тебе придется посещать Церковь Всех Святых каждое воскресенье.

– Безусловно, раз здесь так принято. Отец и я, вообще-то, никогда не были истинно верующими. Он обычно говорит, что в юности посвятил этому достаточно времени. Ты знаешь, его дедушка, Джонатан Эдвардс, был известным в свое время проповедником. И так как я ходила в различные церкви – это может показаться тебе странным – Римскую католическую, Немецкую, Собрание Встречающихся Друзей…

– Абсурд! – перебил ее Джозеф. – Как раз так я и думал. Для джентльмена должна существовать только одна церковь – англиканская. И никакая другая. Ты не должна относиться к… к предстоящему рождению ребенка так, как это позволительно, оказывается, было в Ричмонд-Хилле.

Тео покраснела, но с губ уже готов был сорваться протест:

– Я думаю, все, о чем ты сейчас говорил – глупость. Ты намекнул, как я поняла, что твоя мачеха ждет ребенка. Ведь это должно быть сейчас в центре внимания. Я не вижу, как можно не замечать этого.

– Ты будешь, тем не менее, игнорировать этот факт, – отрезал он. – Ты не будешь вообще упоминать об этом. Иначе они подумают, что ты – распутная женщина.

Она упала духом.

– Ну ладно, Джозеф, – успокоила она его, – я постараюсь.

Она понимала, что приближающийся «суд божий» тревожит его. Его беспокойство казалось ей и забавным, и жалким. У нее был большой опыт общения с людьми, и она без особого труда завоевывала их доверие.

– Не будь таким угрюмым, – беспечно сказала она. – Я буду такой же набожной, как проповедник, и в разговоре стану избегать тем, которые здесь затрагивать неприлично, я обещаю. – Она дотронулась до его огромной руки своей маленькой изящной ручкой в перчатке и погладила его грубые пальцы.

Его лицо просияло. Он всегда таял в те редкие моменты, когда она ласкала его. Джозеф обнял жену за тонкую талию и крепко прижал к себе. Она покорно улыбнулась ему.

– Мы почти приехали? – поинтересовалась она.

Он покачал головой:

– Не совсем, но мы уже приближаемся к броду.

Тео кинула взгляд на реку, о которой так много слышала прежде. Она вряд ли догадывалась, что счастье и благополучие ее новой семьи, вросшей в эту землю корнями, полностью зависели от толстого слоя ила, покрывавшего берега, и все их состояние – их плантации – полностью определялось поведением реки. Но на нее не произвел большого впечатления этот небольшой мутный поток, который без труда можно было перейти вброд. Джозеф заверил ее, что этот поток значительно расширяется вниз по течению, но Тео была разочарована, думая о другой, удивительной и великолепной реке на ее родине.