— Вам тоже нравятся такие мужчины? — вскользь поинтересовался Берти, не глядя на свою спутницу.

— Нет, мэтр, мне не нравятся такие мужчины. Они забыли, что в любви должна трудиться душа, а не тело. К тому же я не люблю спортсменов, считающих, что обязательно надо уложить женщину в постель. — Почувствовавшая себя к концу дороги свободно, Елена отвечала на вопросы Берти уже без оглядки.

Уловив в ее голосе искренность, собеседник задал вопрос, ради которого и был затеян весь этот разговор.

— Тогда, может быть, вам нравятся такие мужчины, как я? — Вопрос он смягчил лукавым взглядом, брошенным искоса на Елену.

Она ответила, не поворачивая головы, тихо и твердо:

— Мне вообще не нравятся мужчины.

После паузы Берти вздохнул:

— Что ж, это самая веская причина для отказа, Елена. Мое самолюбие почти не пострадает, равно как и наша с вами дружба, не правда ли?

— Конечно, Витторио, и спасибо за понимание. — Елена с благодарностью коснулась его руки.

— Понимание — это наша профессия, синьорита! Скоро нам предстоит упражняться в этом с нашим покалеченным клиентом, — посетовал Витторио, завидев слева от дороги больничный комплекс — цель их путешествия.


— Приветствую вас, синьор Лобанов, — приветливо сказал адвокат Берти, входя в палату. — Вам удалось выспаться? Боли вас меньше беспокоят? Что говорят врачи о вашем состоянии?

— О состоянии должны не говорить, а молчать банкиры, врачи же считают меня уже способным к передвижению, — в тон посетителю игриво и бодро ответил Анатолий Николаевич. — Ваша ассистентка с вами?

— Да, она прекрасно образована, умна. Я только что посетовал, что вы лишали себя такого приятного собеседника. Сейчас я приглашу ее. — С этими словами Берти повернулся к двери.

— Мэтр, кроме вас, я не нуждаюсь ни в чьем обществе, поверьте. Я просто хотел поручить ей заняться моими билетами, перерегистрировать дату вылета.

— Вы покидаете нас? — имитируя вежливое сожаление, откликнулся Берти.

Клиент поделился своими планами:

— Если все формальности улажены, я вернусь на денек в Курмайер за вещами, а потом отправлюсь домой. Отпуск был чересчур бурным, надо перед работой немного поскучать дома.

— Мы привезли вам все необходимые документы, и я уверен, что вы получите со страховщика по максимуму, — порадовал адвокат.

— Тем более у меня нет оснований экономить на вашем гонораре, и я готов признаться вам сегодня в своих преступлениях, чтобы вы подготовились к защите моих интересов. — Несмотря на серьезность слов, тон у «подзащитного» был несерьезный, и, усмехнувшись, адвокат заметил:

— Надеюсь, двух часов, которыми я располагаю, будет достаточно для их перечисления?

— У меня было легкое сотрясение мозга, половину я забыл, поэтому хватит, — отшутился клиент.

Минут через пятнадцать, когда они вновь остались одни, сменив игривость рациональностью, адвокат подтолкнул своего клиента к откровенности, демонстративно посмотрев на часы, чтобы отмерить начало первых ста двадцати долларов, и задал вопрос:

— Итак, в чем состояли ваши преступления на лыжном курорте? Мы говорим сегодня только об этом периоде вашей жизни.

— Я занимался воровством и мошенничеством в особо мелких размерах, — честно признался Лобанов. — Я украл у Лючии Манчини одну таблетку из ее коробочки. Она выронила их, и я, подбирая, спрятал одну в карман.

— Она уронила их случайно? — профессиональным тоном спросил Берти.

— Нет, я толкнул ее под руку, когда она раскрыла коробку, — со вздохом раскаяния признался клиент.

— Муж видел это? — строго поинтересовался Берти.

— Нет, он подошел, когда мы их собирали, — припомнил Лобанов.

— Он заметил пропажу? — продолжил допрос адвокат.

— Нет, а вот он пересчитал таблетки, опасаясь, что ей может не хватить их на время отдыха. Я пытался успокоить его, сказав, что аптеки есть повсюду, но он возразил, что не в каждой аптеке могут изготовить такое лекарство. Тогда у меня созрел план следующего преступления, коим было мошенничество.

— В чем состав преступления? — Адвокат придерживался строго официального тона.

— Объехав несколько аптек, я нашел ту, где есть отдел по изготовлению лекарств. Это действительно оказалось не просто. Там я представился любящим, но безалаберным мужем. Используя французский язык, латынь и интернациональные жесты, я объяснил провизору, что жена дала мне с собой таблетки, которые я должен пить от язвы желудка три раза в день. Таблетки я случайно высыпал в воду, принимая ванну. Осталась одна (тут я достал украденную), нельзя ли изготовить такие же. Они начали объяснять мне, что нужен специальный анализ, оборудование, иначе состав не определишь. Я с потерянным видом жалобно спросил, а нельзя ли сделать такие же по форме хоть из аспирина. «Жена очень расстроится, что я без нее не могу следить за своим здоровьем, у нее давление, пожалуйста». Моя преданность жене и мужская беспомощность подействовали — на следующий день я получил две дюжины таблеток кальция такого же размера и формы, что у Лючии.

— В ваших действиях был преднамеренный умысел, в чем он состоял? — Юридические формулировки вопросов удавались Берти блестяще.

— Я хотел испробовать действие моих чар без наркоза, который Лючии обеспечивали таблетки. Мне нужно было устранить помехи на пути к сердцу «спящей красавицы».

— Да, но какую роль могли сыграть таблетки из кальция? — уточнил Берти.

— Решающую. Улучив момент, когда Лючия оставила без присмотра свою сумку, я, как настоящий карманник, вытащил косметичку, извлек оттуда коробочку для лекарств, пересыпал ее содержимое в чехол от очков, а вместо снотворного положил безобидный кальций для укрепления зубов и костей. Я хотел, чтобы она проснулась в прямом и переносом смысле, — сообщил о своем замысле Лобанов.

— Вы не боялись нанести ее здоровью вред? Лекарство выписал врач, оно могло быть ей нужно. — Адвокат c осуждением глянул на легкомысленного клиента.

Тот ответил:

— Мэтр, вы прекрасно знаете, что угрызения совести — неотъемлемая часть преступления. Конечно, я думал об этом и решил сохранить таблетки, чтобы вернуть их в случае ухудшения.

— Ну что ж! Порядочным человеком вас назвать трудно, но предусмотрительны вы весьма. Таблетки пригодились? — спросил Витторио с любопытством.

— Все по порядку, — предупредил клиент адвоката и задумался.

«Никакого порядка в том, что происходило тогда со мной, не было. Был хаос чувств, желаний, действий. Я залез в сумочку Лючии и выкрал таблетки. Я, который никогда не лазил даже в мамин кошелек за деньгами на пульки для пистолета или билет в кино. При всей простоте этой манипуляции кража далась мне нелегко, по спине струился пот, во рту пересохло. Мне чудилось, что все следят за моими движениями и слышат гулкие удары сердца. Когда Лючия вернулась, ее взгляд был исполнен недоумения и обиды. Казалось, она все знает, но стыдится упрекнуть меня. Я распрощался и, пренебрегая безопасностью, традициями и здравым смыслом, взял лыжи и один пошел пешком на хребет, крутой склон которого был покрыт пушистым нетронутым снегом. Опасность сломать себе шею на целине казалась мне пустяком по сравнению с только что пережитым ужасом карманного воришки. Полтора часа подъема в ботинках, с лыжами на плече по обледенелым скалам были для, меня тестом на выносливость и ловкость, который гора требовала сдать, чтобы позволить потом предаться бесконечному парению с клубящимся снежным шлейфом за спиной. Как не долог был подъем, спуск показался мне бесконечным, как может быть бесконечным мгновение сна. У подножия я «проснулся» опустошенным, спокойным и стал, не торопясь, вытряхивать снег, набившийся во все складки куртки и не застегнутый карман штанов».

— Господин Лобанов, вы опять заснули? Мне казалось, что истекшие дни вернули вам привычку бодрствовать? — ехидно заметил Берти, прерывая затянувшуюся паузу в повествовании клиента.

— Увы, моя сонливость сменилась задумчивостью. Достаньте из шкафа чехол с фотоаппаратом, пожалуйста.

— Мы будем фотографироваться? — продолжил иронизировать адвокат.

— Вот посмотрите на этот панорамный снимок. — Лобанов нашел и показал Берти на маленьком экране цифрового аппарата панораму вздымающихся снежных просторов.

— Красивый кадр, — сухо похвалил Берти.

— Обратите внимание на склон, левее трасы. Видите борозду? Это мой след. Я сфотографировал его, чтобы быть уверенным, что пережитое мною на склоне не сон, — увеличив изображение, показал Лобанов.

— Так, значит, вы попробовали действие таблеток Лючии еще раз, если боялись перепутать явь и сон? — предположил Витторио.

— Вы угадали, я решил провести испытание еще раз, но для чистоты эксперимента мне нужно было найти другого «кролика», — признался, убирая фотоаппарат в чехол, Лобанов.

— Кому же пришлось сыграть эту малопочтенную роль? — усмехнулся Берти.

— С точки зрения справедливости и гуманности случайный человек не должен был пострадать от этих затей, поэтому… — начал Анатолий.

— Поэтому вы выбрали Карло? — со смехом перебил своего собеседника адвокат.

— Вы так прозорливы всегда? — иронично заметил Лобанов и, утвердительно кивнув, объяснил: — Все получилось спонтанно. Я понял, что роль отравителя мне дается легче, чем роль вора. После спуска по целине я был спокоен и уверен в своих силах. Когда я вернулся к подъемнику, уже вечерело. У входа в тратторию, где, как всегда, толпился народ, меня окликнул Карло и попросил взять глинтвейн для него и чай для Лючии, а сам отправился сдавать ее шезлонг. Пока я ждал своей очереди у стойки, никакие преступные планы не роились в моей голове, там было волшебно пусто. Но когда, поставив бокалы и чашку на поднос, я достал портмоне, то вместе с ним из кармана, как змей-искуситель, выполз мягкий мешочек очечника с хранящимися в нем ворованными таблетками. В пустой голове что-то заработало, и я хладнокровно, не таясь, достал одну таблетку, бросил ее в бокал с горячим напитком, благоухающим винными парами, помешал пластиковой палочкой, положенной на чайное блюдце, и направился к освободившемуся столику. Когда спустя минуты появился Карло, я, не испытывая никаких опереточных сомнений, придвинул ему глинтвейн и выразил опасение, что остынет чай. Лючия появилась следом, в коконе музыки, защищающей ее от суеты, шума, ненужных слов. Она сидела рядом со мной, но казалась далекой и недоступной незнакомкой. Я так хотел, чтобы она коснулась меня хоть взглядом, но ее глаза не желали видеть ничего вокруг, они были обращены внутрь. Карло, видимо, тоже почувствовал, насколько она далека, что-то спросил, взял ее за руку, но она лишь равнодушно качнула головой. Он наклонил голову и рассеянно покрутил опустевший бокал. Я поднялся, он встал следом и почти официально попросил меня остаться ненадолго с Лючией, пока он спустится еще раз. Я понял, что у нас с ним общее средство от душевных ран — гора. И, машинально согласившись, вернулся за столик.

— Подъемник скоро отключат, — предостерег я его, забыв о других опасностях.

— Подняться успею, — махнул он рукой в сторону медленно ползущих в гору пустых штанг и поспешно вышел.

Я подошел к окну и рассеянно наблюдал, как он встал на лыжи, поймал штангу и медленно поплыл вверх. Только когда его одинокая фигура в синем с желтыми полосками комбинезоне растаяла в сумерках, я вспомнил о таблетке. Ее действие начнется минут, через пятнадцать. Успеет ли он спуститься, справится ли с сонливостью? Я вышел на улицу и стал поглядывать на склон в надежде увидеть Карло. Вскоре на трассе показался лыжник, и я успокоился. Но чем ближе он спускался, тем больше привлекал мое внимание. Вскоре я узнал в этом лыжнике служащего, который дежурил сегодня на верхней остановке. Я подошел к нему.

— Мой друг поднялся на склон последним. Вы видели его?

— Да, я дождался его, выключил подъемник и поехал вниз. Он махнул мне рукой, что-то крикнул, но я не слышал, торопился. Ему лучше спуститься сейчас, а то совсем стемнеет, — зачем-то посоветовал мне этот парень и укатил. Видимо, правда, спешил.

Я вернулся к Лючии. Она сидела, откинувшись на спинку стула, и без интереса разглядывала тонкую пленку, покрывшую ее остывший чай.

— Ждал Карло, — объяснил я ей мое отсутствие.

— Он звонил. Спускаться не будет. Темно. У него плохое самочувствие. — Ее французский язык отличало школьное однообразие.

— Ему нужна помощь? Вызвать спасателей? — с готовностью спросил я, пытаясь скрыть радость от столь неожиданного результата моего эксперимента.

— Он просит не волноваться. На станции тепло. Он там переночует. Просит вас подвезти меня до гостиницы. — Ее голос был спокоен и равнодушен по-прежнему.