– Золотые слова, – подтвердил Сильвио.

– Потому что, если ты еще промедлишь, какая-нибудь ловкая дамочка окрутит его и начнет ежегодно рожать ему детей. Когда ты узнаешь об этом, тебе станет обидно.

– Теперь ступай, – добавил Сильвио. – Иди в дом и принеси лекарство для Одри.

– Нет, вы идите в дом, а я побуду немного с мамой, а потом привезу ее.

Она поцеловала отца и дядю, и те покорно побрели к дому. Габриэла села возле матери и торопливо, горячо принялась объяснять:

– Я не хотела говорить, о чем мы тут с папой беседовали. Ты и так все знаешь – все одно и то же. Он уговаривает меня вернуться сюда, здесь жить.

Одри в этот ясный день выглядела лучше, чем обычно. В глазах появился смысл, уголки рта чуть подрагивали – впечатление было такое, словно она пыталась улыбнуться. Габриэла некоторое время наблюдала за матерью.

– Ты, конечно, хочешь знать, люблю ли я его, правда? Поверишь ли, но я влюбилась в него с первого взгляда, когда мы только-только встретились на похоронах Пита.

Одри внимательно смотрела на дочь. Какая-то она сегодня не такая – более живая, более присутствующая, что ли. Или Габриэле это только показалось? Она взяла материнскую руку, пристроилась рядом с коляской на траве.

– Я все время думаю, что я совершаю ужасную ошибку. Потому что я все время совершаю их. Мне кажется, что произойдет что-то плохое, если Дина покинет тебя и меня. Поэтому мне лучше уехать. – Она положила голову матери на колени. – Но это не потому, что я такая скверная мать, – прошептала Габриэла и заплакала. Потом вытерла глаза, попыталась улыбнуться. – Я люблю тебя, – мягко добавила она. – Поговоришь с тобой, и на душе становится легче.

Некоторое время они сидели молча, мать и дочь: Габриэла отгоняла насекомых, назойливо кружащихся возле лица Одри. Неожиданно мать слегка пошевелилась в кресле, когда солнце передвинулось из-за кроны дуба и лучи попали ей прямо в глаза. Габриэла откатила коляску в тень.

– Мама, мне надо уходить. Я обещала быть там в пять, а сейчас уже почти два. – Одри повернула голову на ее голос. – Мне еще надо увидеться с Ником. Если он захочет этого.

Не спеша она покатила коляску к дому.

– Время бежит так быстро, – успокаивала она Одри, – ты даже не заметишь, как наступит ноябрь, и в День Благодарения мы все увидимся.

Впервые за все время, когда Габриэла Карлуччи, а потом Габриэла Моллой покидала родной кров, она не была уверена, что время пролетит так скоро и незаметно для нее.

С одной стороны…

Даже издали Ник Тресса, стоящий посреди строительной площадки, выглядел удрученным. Со времени болезни Бони он ни разу не чувствовал такую сердечную тоску. Казалось, он руководит работами, но мысли его витают где-то далеко. Он старался сосредоточиться, вникнуть в дела, появлялся то возле подъемного крана, то улаживал какое-то недоразумение с экскаваторщиком, но его нервное состояние передавалось окружающим, они все ждали, что произойдет какая-то катастрофа. Но все шло нормально, только Ник оставался в мрачном расположении духа. Всю последнюю неделю он пытался найти забвение в работе, даже искал предлоги оставаться в конторе по ночам. С раннего утра, еще до того как бригада появлялась на площадке, долгое время спустя, после того как они покидали стройку, и даже в перерывы на ленч, когда все отправлялись в ближайшее кафе, Ник не уходил с объекта, как будто один вид стройки, проверка поступающих материалов или споры по телефону с субподрядчиками могли спасти его от собственных горьких размышлений.

Когда-то на этом месте, на Мейн-стрит, стояла методистская церковь, потом участок под строительство баптистского религиозного центра был куплен одним предприимчивым застройщиком, который решил воспользоваться изменениями в демографическом составе населения, резко изменившими облик южного побережья Лонг-Айленда. Расчет был на молодые состоятельные пары горожан, которые пока не могли позволить себе иметь собственную квартиру в Нью-Йорке или дом на более шикарном северном побережье острова. В то же время эти потенциальные покупатели не испытывали никакого желания оказаться пионерами в освоении новых земель, тем более платить за это хорошие деньги. Нет, им требовалось все с иголочки, дома с полным набором удобств, развитая инфраструктура…

Когда Ник узнал, что выиграл подряд на строительство новой церкви, он отнесся к этому известию с нескрываемым цинизмом. Знакомство с проектом лишь усилило его скептицизм. «Ладно, если вы так желаете, – решил он, – я отгрохаю вам такое святое местечко, что любому богатому прихожанину не составит труда сделать вид, что вокруг него нет ни нищеты, ни трущоб. Вот так бы надо было поступить и с Габриэлой – перестать замечать ее существование. Нормально спать, есть, встречаться с друзьями за беседой и вообще делать все то, ради чего стоит жить». Пнув ногой камень, подвернувшийся по дороге, который с лязгом ударился о железный фургон, Ник вновь подумал о нелепости ситуации, в которую угодил. Сколько раз они должны были уже порвать друг с другом, сколько раз каждый из них угрожал это сделать. Сколько раз он выдвигал ей ультиматум, а она в ответ твердила, что ей нужно время. И наконец оба они перестали верить собственным обещаниям. Но это было еще прежде, чем она покинула его в тот последний раз, унизив его мужское достоинство и искреннюю любовь к ней, грубо отказавшись допустить Ника в свой внутренний мир. Что ж, может, он это и заслужил. В конце концов, разве он не так же бесцеремонно обращался с женщинами после смерти Бони – оставляя их, обманывая, унижая явной ложью, уходил от решительных объяснений, а в общем, давая им понять, что они ничего для него не значат.

История с Габриэлой была несколько иной. Во всяком случае, он считал, что ведет себя с ней по-другому. Они любили друг друга, и поэтому как мог кто-то из них так просто порвать все, что их связывало, и забыть историю их любви. История! Ник усмехнулся. Он обманывал себя. История, которая продолжалась всего пару недель. Над такой историей можно только посмеяться.

Ник глянул на часы. Было почти три – пора парням возвращаться на стройку с обеденного перерыва. Сегодня им всем придется работать допоздна. Мысли его опять вернулись к Габриэле. Еще недавно он был почти уверен, что их совместной жизни ничего не грозит. Она съездит в Париж, соберет вещи, закроет квартиру и вернется. Откуда в его глупой голове могла появиться эта уверенность, издевался он сам над собой. Если он так сильно любит ее, то это совершенно не значит, что она испытывает к нему подобные чувства. Может быть, виной всему его убеждение, что судьба будет милостива к нему и не заставит пережить еще одну потерю.

Ник уселся под алюминиевый навес, где в тесноте располагался его рабочий стол, вытянул длинные ноги. Тот парень из Парижа вряд ли стоит того, чтобы она так стремилась к нему из Нью-Йорка. Похоже, у него мозги не на месте или он не очень любит женщин.

– Этот Паскаль, он что, гигант секса? – спросил он ее как-то ночью и был готов тут же вырвать свой язык.

– Секс не имеет большого значения в наших отношениях, – ответила Габриэла. – Потому что Паскаль считает, он мешает расширению кругозора.

– Ты с ним согласна?

– Абсолютно. Сейчас секс уже не играет такой роли в жизни.

Так она рассуждала в первые дни их связи, но через пару ночей сама над ними смеялась. На шестой день ловушка уже захлопнулась за ней. Занятия любовью стали для нее необходимы, как дыхание. Они уже не теряли сознания в объятиях друг друга, просто это стало уже привычным ритуалом, без которого они не могли обойтись.

Ник медленно поднялся и неторопливо направился навстречу своему бригадиру Дону Д'Апело. Парень явно спешил к нему с каким-то известием.

– Эй, Ник! – издали крикнул он. – У меня для тебя сообщение.

Ник прищурился, наблюдая, как грузный лысоватый Дон чуть вразвалку подошел к нему.

– Что там такое? – спросил он.

– Вот прочти. – Бригадир протянул ему смятый листок бумаги. – Я притормозил возле офиса, чтобы забрать сообщения на автоответчике. Тебе звонил Сильвио Карлуччи. Он хочет срочно поговорить с тобой по важному делу.

– Спасибо, – поблагодарил Ник, похлопывая себя по карманам, отыскивая ключи от машины. – Я смотаюсь к нему и постараюсь вернуться до конца обеденного перерыва. – Уже на ходу он добавил: – Если что-то случится и я не вернусь сегодня на стройку, позвони мне вечером домой.

– Счастливого пути, шеф! – ответил Дон и помахал рукой.

Внешне Ник выглядел абсолютно спокойным, когда ехал на машине от стройки к временной конторе, расположенной на Гранд-авеню, но внутри он ощущал пугающую пустоту.

Хлопнув дверью, он вошел в офис, хмуро глянул на секретаршу, сидевшую за машинкой.

– Там, на автоответчике… – начала Милли, однако Ник жестом остановил ее:

– Знаю.

Затем прошел в свой кабинет и плотно закрыл дверь.

Сильвио взял трубку после второго гудка, – видно, дождаться не мог его звонка.

– Ник? – спросил он.

– Да.

– Ты еще не собираешься дать деру, как некоторые?

Не дождавшись ответа, Сильвио помолчал, – вероятно, догадался, что шуткам сейчас не место. Посопел недолго, потом тихо сказал:

– Она уезжает.

– Знаю.

– Я имею в виду, что она уезжает на следующей неделе. Уже заказала билет.

– Ты уверен?

– Она сама об этом объявила. Можешь мне поверить.

– Верю. – Ник сел на край письменного стола, прижал трубку плечом и закрыл глаза. До него доносился раскатистый голос Сильвио.

– Послушай, Ник, – чуть смущенно начал он, как будто в чем-то оправдывался, – я бы не пикнул в других обстоятельствах, но, видя, как вы оба кружите друг другу голову, и вообще… Короче. Только ты способен вправить ей мозги.

– Где она сейчас?

– Едет к тебе, – ответил Сильвио. – И знаешь, я думаю, если она все-таки полетит в Париж, было бы лучше, чтобы ты помог ей там собрать свои вещички…

– Сильвио, это невозможно, – начал Ник, хотя подобная идея не раз приходила ему в голову. – Я не имею ни права, ни желания принуждать ее делать то, чего она не желает.

– Она любит тебя…

– Ну и что? – как-то потерянно произнес Ник.

– Я сказал ей все, что думаю, и Рокко тоже. Мы оба ей все высказали.

– А что я могу к этому добавить, Сильвио?

– Многое, если ты мужчина. Встряхни ее хорошенько!

– На нее это не подействует.

– Подействует. Еще как! Это самый верный способ.

– Я считаю, что она из тех, кто своих решений не меняет.

– Да послушай, – взмолился Сильвио, – она не в себе, сама не знает, чего хочет. Кто-то из вас должен стоять на земле и вытаскивать утопающего. Я на тебя рассчитываю, Ник!

– Плохо дело… – пробормотал Ник, прежде чем повесить трубку, – я подумаю, что можно сделать.

Ник с размаху ударил кулаком по своей ладони и выругался.

Милли явно слышала его последнее восклицание, он представил, как она вздрогнула, и, покидая контору, извинился перед ней и предупредил:

– Меня не будет до конца дня, и ты не знаешь, где я нахожусь, если кто захочет меня видеть.

– Я хочу… – услышал Ник кроткий голос.

Глаза Милли стали круглыми от изумления. Ее удивило не столько появление Габриэлы в конторе, сколько неожиданная реакция Ника. Он был груб, как никогда.

– Что тебе здесь понадобилось?

Габриэла шагнула к нему, бросив Милли приветливую улыбку.

– Я бы хотела поговорить с тобой. Ты не мог бы уделить мне несколько минут?

– Пожалуй. – Он крепко взял ее за локоть и стремительно вывел из конторы, на ходу сказав секретарше: – Попозже свяжусь с тобой.

Когда он шел с Габриэлой по улице, он понял – рано или поздно это должно было случиться. Единственно, он надеялся, что это произойдет гораздо позже.

С другой стороны…

Обнявшись, они стояли в тени огромной плакучей ивы – одной из тех, что составляли достопримечательность Фрипорта, и казалось, что все сомнения и проблемы покинули их.

– Я не могу без тебя.

Ник ничего не ответил, только опять прижал ее к себе.

– Давай пойдем куда-нибудь, – прошептала Габриэла, крепко обхватив его в кольцо своих рук.

– Не делай этого. Я могу взорваться, как вулкан.

– А что же мне делать? – Ее голова склонилась ему на грудь. – Откуда ты узнал, что я уезжаю?

– Твой отец сообщил мне.

Габриэла остановилась, положила руки ему на плечи.

– Я могла бы не поверить этому, если бы мой отец не был типичным итальянцем и не совал бы свой нос в мои личные дела. Этим он только делает мне больно.

– Габриэла, – сказал Ник, глядя ей прямо в глаза. – Мы все итальянцы, и ты тоже, и в наших обычаях заботиться о том, чтобы в семье был мир и порядок. Ты должна понять своего отца. Он поступил, как и должен был поступить любящий отец. Если бы я увидел тебя у дверей своей конторы без его предупреждения, неизвестно, как бы я поступил с тобой.