— Привет, — выдаю ей самую обаятельную из своих улыбок.

Её сердце делает кульбит под моей ладонью, а дыхание и вовсе останавливается; мне приходится оторвать от неё руку, чтобы щёлкнуть перед её носом пальцами. — Ты здесь?

Оля часто моргает и трясёт головой, а я приписываю себе ещё один балл — если честно, я малость сомневался в том, что она купится на такое поведение с моей стороны. Но, чёрт возьми, она это делает, и я доволен сильнее, чем был бы Дэвид Бекхэм, если б забил гол с другого конца поля.

Протягиваю ей букет, и она принимает его чисто на автомате, потому что продолжает смотреть на меня во все глаза.

— Привет, — выдаёт она хриплый ответ, и я чувствую, что готов взвалить её на плечо и самолично довести её голос до хрипоты. — Спасибо.

Провожу пальцем по её губам, ловлю её влажный вздох и, кажется, из последних сил сдерживаю животный рык, рвущийся наружу откуда-то из груди, и хвалю себя за то, что именно сегодня надел длинное пальто, потому что по-другому скрыть свои желания по отношению к ней не удалось бы. Хотя что-то подсказывало мне, что рядом с ней это пальто будет нужно мне каждый день до тех пор, пока моя месть не состоится.

Я мог хотеть её в любом случае, но это не значит, что я забыл о том, почему я с ней.

— Ты занята сегодня вечером? — спрашиваю, не отрывая взгляда от её губ.

Даю руку на отсечение, что её вдохи сквозь полуприкрытые губы — самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел.

— Смотря с какой целью ты интересуешься, — нервно отвечает Оля.

Хм… У меня в голове крутился с десяток возможных вариантов, и ни один из них нельзя было назвать приличным словом.

— А с какой целью нормальный здоровый парень может интересоваться? — подначиваю её и с удовольствием замечаю, как расширяются её зрачки. Она хмурится — замечаю лёгкое изменение в изгибе её бровей — но я не даю ей возможности отправить к чертям мои старания. — Как насчёт кино?

«Неет, как насчёт того, чтобы я трахнул тебя прямо сейчас в любой свободной аудитории?» — проносится в голове, но, разумеется, я оставляю эту фразу только в пределах черепной коробки.

Пока что.

— Звучит… безопасно, — всё так же нервно отвечает девушка — дрожь в голосе выдаёт её с головой.

Улыбаюсь на её очевидные опасения. Ну как улыбаюсь… слегка приподнимаю уголки губ, но этого хватает, чтобы Оля снова потеряла связь с реальностью. Чувствую себя самым настоящим сукиным сыном, но это приятное ощущение — такие, как она, заслуживают только такого отношения.

— Тебе нужно заехать домой? — уже серьёзно интересуюсь.

Окидываю взглядом окружающее пространство и замечаю любопытные и удивлённые взгляды, которыми нашу пару награждают студенты. Их можно было понять: кто-то где-то явно сдох, раз отъявленные плейбои университета в порядке очереди начинают расставаться с гаремом поклонниц и свободными от обязательств отношениями.

Хотя я с этим расставаться не собираюсь.

Опять-таки, пока что.

У Оли явные проблемы с речью, что заставляет меня чувствовать своё превосходство в космических масштабах, и просто качает головой.

— Тогда жду тебя на парковке сразу после учёбы.

Она хмурится — на этот раз сильно.

— А как же моя машина?

— Заберёшь её после, — пресекаю любые возможные отговорки. — Я же тебя не навеки забираю.

А она была бы не прочь и на век, я смотрю — вон, как глаза заблестели.

Когда оставляю её посреди коридора одну, очень стараюсь не идти походкой победителя, но в голове фейерверком взрывается песня «Deorro — Five Hours (Visionaire Remix)», и в этот момент мне кажется, что я горы могу свернуть. По губам растекается злорадно-довольная усмешка, когда я чувствую её взгляд на своей спине и очевидные мечтательные мысли о том, за что ей достался кто-то крутой вроде меня.

От скромности точно не сдохну.

Радуйся, красавица, пока можешь. Твоя сказка не продлится долго — это я могу тебе обещать.

В свою аудиторию захожу вместе со звонком и преподом — тридцатипятилетней практиканткой, которая пожирает меня глазами. Её задница довольно аппетитно выглядит в этой обтягивающей юбке-карандаш, а под полупрозрачной блузкой гнездится грудь, по меньшей мере, четвёртого размера.

«Прости, детка, но я временно занят» — такую табличку цепляю на лицо и сажусь как можно дальше от своих парней и от группы в принципе.

Мне нужно некоторое время, чтобы насладиться своей эйфорией от произведённого на Олю эффекта и продумать дальнейшие шаги, потому что, что бы ни случилось, девушка до самого конца не должна даже заподозрить, что является всего лишь игрушкой в моих руках. Ловлю удивлённые взгляды парней — по Лёхиным губам читаю не то «предатель», не то «охуевший сукин сын» — и, хмыкнув, отворачиваюсь: однохренственно пофигу.

Пальто аккуратно сворачиваю и укладываю на соседний стул и вставляю в уши наушники — давненько я этого не делал, а зря: с ними уровень концентрации зашкаливал до небес. Настраиваю плейлист с любимыми группами, и голове тут же взрывается песня «Skillet — Those Nights» — я, конечно, меломан, но «Skillet» и «Linkin Park» — это любовь до гроба. Помню, мы однажды чуть не подрались с Соколовским после того, как он в припадке сломал мой диск, на который были закачаны песни этих групп. Мордобой был знатный, так что парням пришлось нас буквально растаскивать. Правда после этого Макс извинился и подарил несколько дисков взамен испорченного — полные сборники обеих групп.

И пока эти две группы чередуют друг друга, создавая нужную мне атмосферу, я бронирую через нэт два билета в кино на какую-то лабуду — просто тыкаю пальцем, не глядя — потому что я вовсе не фильм собираюсь смотреть. А вот места в зале выбираю тщательнее — как можно дальше ото всех и в самом последнем ряду — девчонка даже не представляет, насколько безопасное, по её мнению, кино может быть опасным рядом со мной.

В ближайшие несколько дней, независимо от обстоятельств, я собираюсь быть с Олей каждую свободную минуту, не давая ей ни малейшего шанса на передышку. Влюблю её в себя настолько, чтобы она жизни своей без меня не представляла; правда, при таком раскладе очень трудно будет не влюбиться в неё самому, но развеять иллюзию будет просто — стоит только вспомнить, зачем я всё это делаю.

Звонка не замечаю — при орущих-то на полную катушку наушниках — и выныриваю из мыслей, когда чья-то тяжёлая рука опускается на моё плечо, придавливая к месту.

— Слушай, ты мои-то ошибки не повторяй, — слышу ржущий громоподобный голос Романова прямо над ухом, едва вытащив наушники. — Я точно так же сел отдельно, а через два месяца женился. Это заразно, брат!

— Хорошо, что Ксюха тебя не слышит, — ржёт в ответ Макс. — А то это была бы последняя твоя фраза в этой жизни!

— А ещё не всё потеряно! — слышу грозный голос Кирюхиной жены, и с диким ржачем наблюдаю, как физиономия друга приобретает нереальный оттенок — что-то среднее между белой стеной и трупным окоченением. — Сейчас выясним, где ты там ошибку допустил!

Мы с парнями покатываемся со смеху, наблюдая, как Романов — этот шкаф с мышцами весом не меньше девяноста килограмм — удирает от хрупкой брюнетки, которая материт его, на чём свет стоит. Выскакиваем в коридор вслед за ними и наблюдаем растерянные физиономии студентов, которые тоже начинают ржать, когда до них доходит смысл ситуации. Не помню, когда в последний раз просто бежал — не на беговой дорожке или сдавал нормативы — а просто бежал за своим любопытством: не мог я пропустить казнь лучшего друга.

Где-то в перерыве между спринтерским забегом — в котором, к слову сказать, участвовала вся наша компашка — и моим блуждающим по сторонам взглядом замечаю Олю, которая смотрит на нас, открыв рот; подмигиваю ей на ходу, отчего она слегка краснеет, и выскакиваю за всеми на парковку.

Ксюха по-прежнему верещит, пока Кир обезвреживает её руки, которые так и норовят треснуть «охреневшего засранца». С рыком Романов разворачивает её к себе лицом, и использует приём, который безотказно действует на любую представительницу прекрасного пола в любой ситуации: затыкает ей рот поцелуем. Ксюха пару раз шмякает его ладонями по плечам, но чисто для вида, потому что уже через секунду вцепляется пальцами в отвороты его аляски. В этот момент я отчётливо представляю себе их лет через сорок — в каком-нибудь тихом дачном посёлке в окружении внуков со счастливыми улыбками на лицах и бесконечной любовью в глазах друг к другу.

Отворачиваюсь, потому что в груди беспощадно щемит до боли в висках и рези в глазах; не хватало ещё разреветься как девчонке на глазах у всего универа.

Вновь чувствую на плече чью-то тяжёлую руку.

— Подобное зрелище цепляет не в самом приятном смысле, — тихо и понимающе произносит Макс.

Слишком понимающе, чтобы я мог спокойно реагировать на его слова.

— Я не побитый щенок, мне не нужна жалость!

Пальцы друга впиваются в моё плечо.

— Не будь таким засранцем, — чуть хмурится он, а я даже не могу упрекнуть его, потому что он прав. — Научись уже отличать друзей от врагов — я тебе не зла желаю. Всего лишь хотел сказать, что был на твоём месте и знаю, каково это — хотеть того же, что есть между Киром и Ксюхой.

Не знаю, что на меня нашло — видимо, разводя нежности с той, которая заслуживала совершенно другого, похороненная на время злость требовала выхода наружу. Поэтому я не мог остановиться и засунуть свой язык куда-нибудь в задницу.

— Иди к чёрту, — беззлобно огрызаюсь — парни, конечно, моя семья, но есть вещи, которые я не собираюсь обсуждать даже с ними.

— Полегче на поворотах, брат, — хмурится Соколовский и сдавливает моё плечо почти до хруста. — Не все из нас обладают ангельским терпением и железобетонной выдержкой — я точно нет.

Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь покруче того, что уже незаслуженно выплеснул на Макса, он уходит, оставляя меня один на один с собственным ядом.

Когда-нибудь я точно останусь один, и это будет целиком и полностью моя заслуга.

Но вопли совести удаётся заглушить холодному голосу мести: она настолько увлекла меня, что я был готов забить на всё остальное.

Три оставшиеся пары ловлю себя на мысли, что не могу перестать улыбаться; будто кто-то растянул мои губы в злорадной усмешке и пришил их толстыми нитками, завязав тугой бантик на пол-лица. Было слегка непривычно чувствовать, как месть отравляет кровь, прожигая мышцы, разъедая кости, но я не был готов отказаться от неё даже ради собственного комфорта. В конце концов, отец всегда учил меня любое действие или обещание доводить до конца, особенно если игра уже начата.

Я обязательно извинюсь перед Соколовским, когда освобожу своё сердце от гнева, а мысли — от яда; не хотелось бы из-за собственного упрямства потерять лучшего друга.

Моё предвкушающее настроение меняется в тот момент, когда я выхожу на парковку и не нахожу на ней машину Оли. Сначала мне кажется, что это просто оптический обман, потому что я не хочу даже мысли допускать о том, что она могла просто сбежать, отправив к чертям все мои старания убедить её в своей искренней заинтересованности.

Зубы сжались с такой силой, что ещё чуть-чуть — и я мог бы прокусить сталь.

— Тише, дружище, а то у меня подозрения на то, что ты их в порошок сотрёшь, — хмурится Костян, застывая слева от меня.

Справа тормозит Макс, который по-прежнему готов порвать за меня любого, хоть я и веду себя как скот в последнее время; он может делать вид, что обиделся, но я всё равно знаю, что между нами никогда не проляжет пропасть.

— У тебя такой безумный взгляд, — задумчиво произносит Романов, гипнотизируя взглядом полупустую парковку. — Нам стоит опасаться?

Хмыкаю в ответ, потому что… Чёрт, она может бегать от меня, сколько хочет — и всё равно попадёт в мои сети.

— Приступы безумия — специализация Лёхи, а не моя.

Шастинский фыркает.

— Кстати, об этом, — демонстративно задумчиво потирает он подбородок, и я подавляю желание закатить глаза. — Как насчёт такой безумной идеи — свалить в лес за город на все выходные? Никаких телефонов, компьютеров, Икс-Бокса, Вай-Фая и Интернета — только живое общение и только мы пятеро. Что думаете?

Застываю камнем на месте.

Что я думаю?

Я думаю, что я в ахуе: слышать такую серьёзную вещь от несерьёзного Лёхи — это как гром среди ясного неба.

И, судя по лицам остальных, в таком нестандартном состоянии был не я один. Костян склоняется к Шастинскому и подозрительно смотрит ему в глаза.

— Кто ты и что сделал с Лёхой? — на полном серьёзе спрашивает он.

Лёха фыркает.

— Приятно осознавать, насколько тупым ты меня считаешь, — хохочет он. — Но я вообще-то серьёзно.