— Да, прости, — вздыхает близняшка. — Я чувствую, как тебе тяжело. Может, устроим вечером девичник? Только ты, я, мороженое и Джим Керри?

Я прикидываю в голове, сколько ещё «хвостов» мне предстоит сдать, чтобы хоть немного расслабиться.

— Да, давай, — соглашаюсь. — До вечера.

— Удачи!

Усмехаюсь, глядя на потухший экран: её пожелания удачи стали нашей ежедневной негласной традицией с тех пор, как я перевелась. Сначала это бодрило, а теперь раздражает, — здесь удача не поможет. Надо ишачить, не поднимая головы — вот тогда моя жизнь нормализуется.

За собственными мыслями совершенно не замечаю идущего мне навстречу человека и всем прикладом врезаюсь в него; правда, по ощущениям это больше было похоже на то, как если бы я въехала в стену. Чьи-то крепкие руки удерживают меня за плечи, и я морщусь: хватка настолько цепкая, что наверняка останутся синяки. Поднимаю голову и тону в карих глазах, которые по закону жанра должны были быть тёплыми, но почему-то не были; хотя цвет у них был необычный — будто смотришь на песчаное дно под водой. На несколько секунд мой мозг подвисает, и мне приходится тряхнуть головой, чтобы выскользнуть из плена глаз, и буквально тут же залипаю на его мягкие, чуть сжатые губы. Разве у парня могут быть такие чувственные губы?

А после я замечаю и выражение лица парня, о которого затормозила. Каким-то напряжённо-гневным оно выглядело. В душу закралось подозрение о том, что я нарвалась на «местного Влада», так что я на всякий случай выпутываюсь из цепких рук и отхожу на шаг назад.

— Прости, не видела, куда иду, — глухо бормочу извинение.

Парень просто кивает, и я считаю это достаточным основанием, чтобы уйти; правда, в конце коридора не выдерживаю и оборачиваюсь. По щекам расползается румянец, потому что парень провожает меня внимательным взглядом.

Стоит ли говорить о том, что весь оставшийся день сосредоточиться на учёбе не получается? Ни ко второй, ни к третьей паре из памяти не выветриваются ни его глаза, ни губы, и я уже практически не слышу даже собственное «я», не то, что голос преподавателя.

Когда пары наконец подходят к концу, и я выхожу на улицу, то понимаю, что сегодня, оказывается, невероятно солнечный день — впервые за последние две недели. Это знание действует на меня намного сильнее, чем все пожелания сестры вместе взятые, и губы растягиваются в улыбке. Сразу хочется что-то поменять в своей жизни, стать лучше, просто быть счастливой наконец.

Но увы, каждый день моей жизни полон невообразимых контрастов, и вот я уже чувствую себя так, словно только что семерых схоронила, а всё потому, что у главного выезда паркуется проклятый «Эскалейд». При этом сам Влад не выходит из машины, даже не глушит мотор, и мне становятся понятны его мысли: увязаться за мной до самого дома и зажать в моём же дворе.

На автомате резко отступаю, чтобы скрыться из поля его видимости, и уже в который раз в кого-то врезаюсь. От вцепившихся в плечи рук меня накрывает дежавю, и я вскидываю голову, чтобы узнать, кому не посчастливилось на этот раз.

В этот раз песочные глаза незнакомца слегка потемнели и прожигали насквозь арктическим холодом.

Перевожу взгляд на «Эскалейд» и замечаю, что Влад уже успел припарковаться и теперь направлялся к главному входу, но меня всё ещё не видел. Все мысли об извинениях напрочь выскакивают из головы, и я могу думать лишь о том, что мне срочно нужно сбежать.

Вырываюсь из стального капкана и сломя голову несусь в спасительный универ, в котором, в отличие от Гаранина, я уже неплохо ориентируюсь и прячусь на лестнице, ведущей на цокольный этаж. Я вижу, как Влад проходит мимо, которого тут же облепляют девушки и на его вопрос о том, где находится исторический факультет, дружно предлагают не только проводить, но и устроить ему экскурсию. Едва он пропадает из вида, я на тех же скоростях выскакиваю на парковку, отыскиваю глазами свою машину и буквально бегу к ней.

Парня, с которым я столкнулась уже дважды, замечаю через четыре машины от своей в компании четырёх парней. Они о чём-то оживлённо болтали, изредка смеясь, а вот он, несмотря на напускное веселье, выглядел каким-то… злым, что ли.

«Ну ещё бы, Олечка, — раздаётся в моей голове голос. — Ты бедному парню, наверно, половину костей переломала своими постоянными наездами!»

Тяжело вздыхаю и аккуратно выруливаю с парковки, радуясь как ребёнок, что мне в который раз посчастливилось обвести Гаранина вокруг пальца.

2. Егор

Иногда мне кажется, что план своей мести я продумал ещё до того, как увидел её в коридоре месяц назад. Наверно потому, что подсознательно ждал, что судьба столкнёт меня с этой сукой когда-нибудь — дерьмо из жизни никогда не уходит окончательно. Правда меня немного удивил тот факт, что девчонка меня не узнала — вон как разглядывала, словно первый раз в жизни видит. А ведь такие вещи, как «изнасилование», из памяти не сотрёшь даже бутылкой отбеливателя — травма на всю жизнь остаётся; а если не травма, то лицо «насильника» — моё лицо — должно было отпечататься в её памяти калёным железом.

Сначала, когда увидел её, первым желанием было хорошенько её напугать, чтобы жизнь здесь не казалась ей малиной — уж больно счастливым было её лицо. Но объятому пламенем ярости разуму этого было недостаточно — ему нужна была изощрённая пытка, которую эта стерва запомнит надолго.

— Ты чего опять грузишься? — хмурится Лёха, пока мы все вышагиваем в сторону парковки.

Я окинул глазами нашу компашку, которая с некоторых пор стала на двух человек больше, и невольно представил рядом с собой Олю — если бы не та её выходка в клубе, я вполне себе мог бы влюбиться.

— Отцепись, Шастинский, — бурчу в ответ. — Тебе присосаться больше не к кому?

— Да что ты на него внимание обращаешь? — хмурится Костян. — Этому пустобрёху только дай повод вставить свои пять копеек.

— Ты как, Ёжик? — вдруг спрашивает Макс. — Выражение твоего лица очень напоминает то, как выглядит Костян, который влюбился, но нифига не получается.

Я посмотрел на Матвеева: ситуация у него, конечно, адовая, но ему по крайней мере нужно просто добиться свою девчонку. А мне мою хочется в асфальт закатать.

Как по заказу замечаю предмет моих мыслей: Оля оглядывается по сторонам, выискивая кого-то, и спешит к своей машине. И тут у меня в голове что-то щёлкает — я наконец ясно вижу картину того, как именно должна начаться моя месть. По губам расползается предвкушающая улыбка: завтра этот мотылёк попадётся в мою сеть, потому что в своём обаянии я был уверен на сто процентов. И сейчас почему-то ощущал себя Ганнибалом Лектором, который нацелился на очередную жертву.

— Ооо, я знаю это выражение лица, — стонет Лёха и демонстративно отодвигается от меня на пару шагов. — Щас где-то рванёт.

— Да, мой мозг от твоего дибилизма как раз закипает, — усмехаюсь в ответ.

Шастинский что-то бормочет в ответ, но мои мысли уже далеко: я расписываю свой план пошагово, как инструкцию по ремонту автомобиля; только в случае Оли это будет демонтаж. Сейчас конец января; влюбить в себя девчонку не составит труда — примерно к середине февраля она уже не будет видеть никого кроме меня. Несколько дней она может думать, что абсолютно счастлива, и весь мир лежит у её ног, а после я покажу ей, каково это, когда твой привычный мир разбивается вдребезги.

Кир и Макс уезжают со своими девочками до того, как я озвучиваю идею сгонять хотя бы в кино для разнообразия, так что я с долей скептицизма осматриваю оставшихся.

— Это все, кто выжил? — удивлённо вскидываю брови.

Лёха начинает ржать; даже Костян фыркает, несмотря на то, что для него жизнь — сплошная трагедия в последнее время.

— Я бы ещё и Матвеева до кучи исключил, — стреляет глазами в сторону друга Шастинский. — Он щас к своей Полинке рванёт, зуб даю.

— Мляяя, какой же ты пиздабол, — трёт ладонью лицо Костян. — Как с таким длинным языком ты дожил до своего возраста? Тебя надо было грохнуть где-нибудь в подворотне ещё лет десять назад.

Лёха притворно обижается.

— Тогда-то за что?

— Да взять хотя бы ту бомбочку, которую ты мне в капюшон подкинул, — ржёт Костя. — Хорошо хоть я куртку стащить успел!

— Ну, ты ещё детский сад мне припомни, — стонет Лёха и направляется к своей машине.

Ооо, чёрт возьми, вот я помнил его миску манной каши в моей постели во время тихого часа: Шастинский с горшка напрашивался на хороший мордобой.

Глядя на его удаляющуюся спину меня накрывает какой-то депрессняк: такими темпами скоро вся наша банда с клубов на магазины «Всё для дома» переключится.

На плечо опускается тяжёлая рука Костяна.

— Я тоже скучаю по прежним дням.

Вот тебе и сука-любовь.

Вообще-то, до тех пор, пока в нашей компании не стали появляться девушки, я никогда не задумывался о том, что наша банда может развалиться на части; что в один прекрасный день у каждого появится своя семья, и дружба отойдёт на второй план.

Что в один прекрасный день я могу остаться один со всей этой хернёй в больной голове.

Спасает меня только то, что я меломан — ни дня без музыки; и всякий раз в одиночестве мои барабанные перепонки разрывало к чёртовой матери от уровня громкости колонок в машине. Но уж лучше так, чем культивировать все эти взрослые мысли, которые в последнее время всё чаще взрывали мой мозг.

Вставляю ключ в зажигание, и на весь салон раздаётся песня Романа Бестселлера «Ветер»; подпевая, выруливаю с парковки и направляюсь прямиком в автосервис к отцу — давненько я там не появлялся. Копание в тачках — тоже неплохой антидепрессант, так что надо прописать его себе на каждый день.

Правда, сегодня лучше б я сюда не совался, потому что общаться с клиентами в моём и так бомбическом состоянии было попросту противопоказано. Но, когда за четыре часа до закрытия к тебе приезжает «чёткий пацанчик» на убитом в усмерть ведре, которое когда-то носило гордое название «автомобиль», и просит «привести его детку в порядок», потому что в шесть утра он с семьёй собирается «свалить на юга» — это блять феерический дибилизм. Я загнал машину на подъёмник, осмотрел со всех сторон, и меня чуть не хватил инфаркт: генератор воет, рейка течёт, трансмиссия накрылась медным тазом… Не удивлюсь, если он её по запчастям склеивал, пока сюда собирался; как в конечном итоге этот мудила на ней до сервиса доехал — загадка века.

А когда этот охреневший ещё и попросил сделать скидку, я потерял тормоза; от посыла нахер с моей стороны его спасли парни из соседнего бокса. Ну и грозный взгляд отца в мою сторону, у которого, несмотря на внутренний настрой «клиент всегда прав».

Даже если клиент- долбоёб.

До дома добираюсь злой как чёрт — съездил блять успокоить расшатанную нервную систему… Но после учёбы всё равно собираюсь связать свою жизнь с тачками — как бы я ни любил психологию, это больше напоминает хобби; ну или для общего развития, на худой конец.

Дома первым делом целу́ю маму — единственная вещь, которую я делаю постоянно на протяжении всей жизни — и в этот раз она благоразумно не задаёт мне вопрос «Как дела?»: на моей роже и так горит неоновое «ХРЕНОВО» крупными буквами. Быстрый ужин и примерно час — тренировка в небольшом спортзале, под который выделили две задние комнаты в доме: подтягивания на перекладине, отжимания от пола и беговая дорожка. Когда хватало сил — тягал штангу или гири, но вчера я безумно поздно лёг и жесть как рано встал, а организм требовал отдых и ни на какие уговоры и сделки не шёл.

Падла и тот против меня.

После всего — быстрый душ, и вот я уже заваливаюсь на кровать как подкошенный и просто лежу, уставившись в потолок. Целый день ходишь, скалишься как идиот, шутишь как клоун, какие-то второсортные истории рассказываешь, а вечером лежишь в кровати и понимаешь, что у тебя в душе — огромная Чёрная, мать её, дыра, от которой никуда не деться и ничем не заткнуть. И если до этого и было кому-то дело — помочь они всё равно не могли.

Правда, завтрашний день обещает быть если не захватывающим, то по меньшей мере интересным, потому что я собираюсь активировать функцию мстительного засранца, хотя до сих пор, несмотря на временами дурацкий характер, и мухи не обидел.

Под такой аккомпанемент мыслей меня благополучно вырубает.


Утром встаю по будильнику и даже начинаю собираться в универ, а после до меня доходит, что план мести придётся отложить до лучших дней, потому что сегодня суббота, а я, дебил, благополучно забыл об этом. Когда организм работает на износ — будь то учёба, работа или бухло — дни летят незаметно и как-то обидно мимо.

Заваливаюсь обратно на постель, но грёбаный сон как рукой сняло, — да здравствует подъём в выходной в семь утра! Как меня это бесит — не найдётся ни одного матного слова, чтобы передать весь внутренний спектр чувств.