И тут в памяти Ханны распахнулась некая дверь, и оттуда хлынул ужас. Взгляду ее явилось мерцающее видение: отец, весь в крови, мертвый, лежит на полу в их хибарке; вспомнила она и свое тогдашнее удивление – отчего это гость, человек по имени Исайя, куда-то исчез.

И, все поняв, Ханна закричала:

– Это ты! Ты убил моего отца!

Она бросилась к нему, позабыв обо всем на свете. Схватив подсвечник, она принялась бить Исайю. Он попятился, закрывая лицо руками.

– Пожалуйста, миссис… несчастный случай… я не хотеть…

Ханна ничего не слышала. Она опять с криком набросилась на него.

Исайя, пятясь, выскочил в холл. Он смутно сознавал, что к ним спешат люди. Он не смел оказать сопротивление. За все годы, прожитые в рабстве, он заучил: если раб прикоснется к белой женщине с плантации, его повесят. Исайю охватил ужас, он бросился бежать. Ханна преследовала его, молотя по его спине подсвечником. Оказавшись у парадной двери, Исайя распахнул ее и выбежал вон.

Андре и Бесс схватили Ханну, выскочившую за дверь, и крепко держали ее, а она боролась и вырывалась, крича вслед убегающему рабу:

– Я убью тебя! Я убью тебя!

– Дорогая Ханна, – проговорил Андре, – успокойтесь! Ради Бога, что такое он сделал? Mon Dieu!

– Детка, – сказала Бесс, – не забывать о своем положении. Брать себя в руки, ну!

Постепенно Ханна начала успокаиваться. И только тогда она заметила лошадь, привязанную к коновязи, и какого-то человека, стоящего у подножия лестницы в полном недоумении.

Ханна плакала, – говорить она не могла.

Сквозь слезы она видела, как незнакомец подошел к ней и откашлялся.

– Вы миссис Ханна Вернер?

– Да, это миссис Ханна Вернер, – раздраженно ответил Андре. – В чем дело? Разве вы не видите…

– Письмо. У меня письмо для миссис Ханны Вернер.

– Дайте-ка его сюда. – Андре взял письмо, дал посыльному монету и сказал: – А теперь уезжайте.

Бесс увела рыдающую Ханну в дом.

– Ханна, подождите! – взволнованно воскликнул Андре. – Это… это, кажется, именно то, чего вы ждете.

Ханна попыталась сосредоточиться.

– Что такое?

– Письмо от Майкла!

Майкл! Майкл написал ей письмо! Выхватив письмо у Андре, Ханна вбежала в кабинет и дрожащими руками сломала печать.

«8 февраля 1719 г.

Моя любимая Ханна, – надеюсь, вы даруете мне привилегию называть вас любимой. С тех пор как я покинул Уильямсберг, вы постоянно присутствуете в моих мыслях и в моем сердце. Теперь я понял, что оставил вас себе на горе. Возможно, ваше сердце ожесточилось против меня из-за того, каким образом я вас оставил. Тогда мне казалось, что так будет лучше. Теперь я понимаю, что страшно ошибся.

За те месяцы, что я провел в Новом Орлеане, я понял свое сердце. Я люблю вас. Я не любил никакой другой женщины и никогда не полюблю. Мысль о том, что я, быть может, никогда больше не увижу вас, наполняет меня страданием, равно как и мысль о том, что вы, возможно, не пожелаете видеть меня.

Не буду докучать вам, моя любимая Ханна, подробным описанием моей здешней жизни. Достаточно сказать, что в ней нет ничего для меня привлекательного. Я жажду вернуться в «Малверн», к вам. Но вернусь я только в том случае, если таково будет ваше желание, если вы, спросив у своего сердца, поймете, что можете ответить мне любовью.

Это письмо я посылаю с торговым кораблем, который обогнет оконечность Флориды и пойдет вдоль побережья Каролины. Я не рискую посылать письмо сушей. Знаю, что в таком случае пройдет много времени, прежде чем оно попадет в ваши руки и ваш ответ дойдет до меня.

Я прошу вас быть моей любовью, умоляю стать моей женой. Я жду ответа от вас, мучаясь от нетерпения, ежедневно молясь, чтобы ответ оказался именно таким, на какой я надеюсь всем сердцем».

Сердце Ханны неистово билось, и она плакала, плакала от счастья; вся ее старательно выпестованная обида на Майкла растаяла от этих слов без следа.

Она встала и направилась к столу, уже начав мысленно составлять ответ, который пошлет Майклу сегодня же!

Но вдруг она остановилась, опомнившись. И схватилась за живот. Господи! А если Майкл, вернувшись, узнает, что в ней есть доля негритянской крови, что в его сыне будет негритянская кровь? Как он к этому отнесется? В голову ей пришел единственный ответ: он с отвращением отвернется от нее. Не важно, что он сильно ее любит, отнесется он к этому так же, как и всякий другой представитель южной знати.

Нужно что-то делать, пока не поздно!

Ханна подбежала к двери и распахнула ее. За дверью притаилась Дженни, Увидев Ханну, она повернулась, чтобы убежать, а на ее лице отразился страх.

– Дженни! Не дури, я не собираюсь тебя наказывать. Ступай найди Генри и скажи ему, чтобы шел сюда немедленно.

Оставив дверь открытой, Ханна принялась ходить взад-вперед по комнате в ожидании надсмотрщика; мысли ее путались, один план сменялся другим. Ей нужно сначала разобраться с Исайей, как это ни омерзительно, потом можно будет подумать о Сайласе Квинте.

Генри вошел незаметно.

– Да, миссис?

– Найди раба Леона и немедленно приведи сюда. Поскорее, Генри! Он, может быть, собирается сбежать. Убеди его, что я не сделаю ему ничего плохого.

После того как Генри ушел, Ханна опять принялась расхаживать по кабинету, охваченная нетерпеливым ожиданием. При этом она дважды перечитала письмо Майкла.

Когда появился Генри, ведя явно испуганного Исайю, молодая женщина с облегчением вздохнула и сказала, кивнув надсмотрщику:

– Оставь нас.

Тот с сомнением глянул на нее, потом с еще большим сомнением – на Исайю. Однако Ханна указала Генри на дверь, и он вышел.

– Исайя… – Она глубоко втянула воздух. – Я прошу прощения за свой поступок. Я… ну да ладно. Ты сказал, что убил моего отца в результате несчастного случая?

Исайя колебался, прежде чем ответить. Он действительно собирался бежать, но понимал, что шансов оторваться от погони будет больше, когда стемнеет. Теперь же вопрос этой белой женщины вселил в него некоторую надежду. Ясное дело, всей правды она не знает, ее мать, наверное, не рассказала ей, что Роберт Маккембридж застал его в тот момент, когда он намеревался изнасиловать его жену.

И он ответил:

– Да, миссис Вернер. Я быть беглый раб, и, как вы знать, Роберт Маккембридж спрятать меня. Я чуять, что охотники и собаки идти за мной и быть уже близко. Я брать нож для мяса из кухни и хотеть бежать. Роберт Маккембридж пытаться останавливать меня. Я так испугаться, как безумный, я бороться с ним. Он напарываться на нож и умирать. Я так горевать о нем и всегда горевать дальше.

Ханна внимательно смотрела на него, пытаясь понять из рассказа, что же произошло на самом деле. Она вспомнила, как сама испугалась в ту ночь, когда убежала от Стрича, вспомнила, что решила умереть, если ее вернут обратно, и поверила Исайе. Или, возможно, попыталась убедить себя в этом.

Она кивнула и отвернулась.

– Ладно. Даже если ты лжешь, все это дело прошлое. Но я не хочу, чтобы ты оставался на плантации! – Она быстро повернулась к нему. – Ты понял?

– Я понимать, миссис. Но мне нужно денег и быть свободным человеком. Если я не свободный человек с бумагами, меня выследить и…

– Да-да, – жестом оборвала его Ханна, – мы еще доберемся до этого. Сначала расскажи мне все, что ты рассказал Сайласу Квинту, слово в слово. – Она указала ему на стул у письменного стола, а сама села в кресло Малкольма.

Исайя говорил запинаясь, с трудом подыскивая нужные слова, чтобы передать свой разговор с Сайласом Квинтом; Ханна внимательно слушала.

Раб закончил, а она некоторое время молчала, покусывая губу. Когда же она заговорила, казалось, что она говорит сама с собой:

– Тогда об этом сможет рассказывать только Квинт, а его рассказы ничего не значат. Если не будет тебя, чтобы подтвердить его слова… – Она осеклась и посмотрела Исайе прямо в лицо. – Я дам тебе денег, их хватит, чтобы уехать отсюда далеко. А утром я съезжу в Уильямсберг и оформлю документы по закону. По этим документам ты будешь свободным человеком, и никто не сможет в этом усомниться. Ты больше не будешь рабом. Оставайся дома, пока я не вернусь из города. Я приду к тебе, когда стемнеет, будь готов уехать из «Малверна». Если ты пустишься в путь ночью, то к утру будешь далеко и вне опасности.

Исайя, который с трудом верил в такую удачу, сказал:

– Спасибо вам, миссис Вернер.

Ханна уже направилась к двери. Открыв ее, молодая женщина внимательно посмотрела на Исайю и сказала с угрозой:

– Слушай меня внимательно. Если ты нарушишь наш договор, если ты не уедешь из Виргинии, то сильно об этом пожалеешь! Это понятно?

Исайя закивал, однако взгляд его был устремлен не на Ханну, а куда-то за ее спину.

Она обернулась и увидела, что у двери стоит Генри. На лице его было написано удивление, рот раскрыт. Очевидно, он слышал ее последние слова.

– Я все объясню потом, Генри. Сейчас я очень устала.

Генри издал протестующий возглас, но Ханна жестом приказала ему молчать.

– Проследи, чтобы Исайя… проследи, чтобы Леон вернулся домой, а на завтра освободи его от полевых работ. Я уже сказала, что все объясню потом.

Совершенно сбитый с толку, не переставая качать головой, Генри увел Исайю.

Ханна действительно очень устала. Так устала, что даже письмо Майкла не могло поднять настроение. Живот казался ей непомерно тяжелым, а на плечи как будто навалилась огромная тяжесть. Глаза жгло так, словно под веки попали песчинки, кожа лихорадочно горела, а горло саднило – слишком много в этот день ей пришлось кричать.

Молодая женщина огляделась. Поблизости никого не было. И служанки, и даже Бесс и Андре покинули ее. Ханна раскрыла рот, чтобы позвать кого-нибудь, но тут же раздумала и тихонько засмеялась над собой. Неудивительно, что все ее избегают. Не так давно она вела себя как сумасшедшая. Если она опять закричит, слуги, чего доброго, вообще убегут в лес.

Она с трудом поднялась по лестнице в свою комнату, сняла часть одежды и упала поперек кровати. Вскоре она погрузилась в беспокойный сон.

Сновидения были беспорядочны – это были кошмары, в которых сверкали ножи, лилась кровь, ржали черные кони, и неизменно на этом мрачном фоне маячило лицо Майкла, и губы его повторяли снова и снова одно и то же: «Черный ублюдок! Черный ублюдок!»

Раза два она слышала сквозь сон чьи-то успокаивающие голоса и чувствовала приятное прикосновение холодной влажной ткани к своему горячему лбу.

Когда молодая женщина окончательно проснулась, комнату заливал солнечный свет. Она застонала и попыталась сесть.

Над ней склонилась Бесс.

– Ложиться, ложиться, детка. Не пытаться вставать. Ты, детка, заболеть. Всю ночь у тебя быть жар. Ты кричать и метаться и говорить безумные слова. Ты потеть, как лошадь.

– Что со мной случилось?

– Ты переутомиться, детка. Много кричать вчера, много беситься, потом письмо от маста Майкла. Слишком всего много.

– Но я должна встать, мне нужно съездить в Уильямсберг! Это очень важно.

И Ханна опять попыталась сесть, однако Бесс заставила ее снова улечься. Старая негритянка лишь слегка подтолкнула ее, но этого оказалось достаточно, чтобы Ханна упала на подушки. Только теперь она поняла, насколько ослабла.

Тогда она испуганно ощупала свой живот.

– Маленький… с ним все в порядке?

Бесс устало улыбнулась:

– Как я думать, с ним все хорошо. А если ты и дальше прыгать, быть плохо. Лихорадка твоя проходить, ты отдохнуть – и опять быть здорова. Вот… – Она повернулась к столику у кровати, на котором стояла миска, накрытая крышкой: – Дженни только что приносить тебе горячий бульон. Это полезно.

Ханна, вздохнув, решила подчиниться, и Бесс принялась поить ее с ложечки бульоном. Ханна смутно помнила, что обещала сегодня оформить документы, освобождающие Исайю. И все же благополучие ребенка важнее. Днем раньше, днем позже – какая разница?

Конечно, можно просто собственноручно написать бумагу, подтверждающую, что Исайе даруется свобода. Как правило, именно так все плантаторы и поступают в подобных случаях. Но для ее целей этого недостаточно. Она слышала, что иногда рабов, имеющих при себе письма бывших хозяев, письма, в которых свидетельствуется, что им дарована свобода, хватают. И бывает, что человек, поймавший такого раба, просто-напросто уничтожает письмо и снова обращает несчастного в рабство. Но если получить документ, составленный стряпчим в соответствии с законом в присутствии свидетелей, никто не посмеет усомниться в нем. Ханна боялась, что, если Исайя снова попадет в рабство, он попытается добыть себе свободу, рассказав то, что ему известно о хозяйке «Малверна».

Ее размышления нарушила Бесс.

– Детка, что тебя тревожить? Ты очень расстроенная. Это от того, что быть между тобой и этим Леоном, верно?

– Это не твое дело, Бесс! – бросила Ханна, не подумав. – Ты часто позволяешь себе слишком многое и забываешь, кто ты такая!