Патриция Мэтьюз - Мстительное сердце

Он протянул к ней руку, но Ханна проворно проскочила у него под рукой и бросилась к двери, потеряв голову от страха. Она дернула ручку, но та не повернулась. Ничего не соображая, девушка принялась колотить в дверь кулаками, даже не чувствуя боли от ударов о крепкое дерево. Но Стрич был уже рядом: он запустил пальцы ей в волосы. Потом сильно и грубо швырнул ее так, что Ханна отлетела к противоположной стене; ударившись, она задохнулась, и в голове у нее все смешалось. Прежде чем она успела прийти в себя, Стрич оказался рядом. Передвигался он довольно быстро, хотя и берег больную ногу.

– В одном Квинт оказался прав. Ты действительно с норовом. А теперь мигом в постель, девчонка! Я хочу снять с тебя эти тряпки и посмотреть, какая ты. Я не люблю получать кота в мешке.

И он резко толкнул Ханну к кровати. Она перелетела через всю комнату и упала так, что оказалась и на полу, и на мягкой пуховой перине. Но Ханна уже достаточно пришла в себя и, прежде чем Стрич добрался до нее, вскочила на ноги.

Тяжело дыша, Стрич бегал за ней. В колпаке и длинной рубахе у него был просто уморительный вид, но охваченной ужасом Ханне было не до смеха.

Какое-то время ей удавалось ускользать от него, перебегая с одной стороны комнаты на другую. Он, прихрамывая, пытался догнать ее, причем его противная физиономия делалась все краснее и краснее. «Может, его хватит удар», – подумала Ханна с надеждой. Силы уже покидали ее.

– Проклятая девка! – проревел Стрич. – С меня хватит!

И вдруг он загнал ее в угол. Бежать было некуда. Схватив Ханну за руку, Стрич ударил ее об стену, потом, размахнувшись, кулаком в лицо; тьма опустилась на Ханну милосердным покровом.

Девушка рухнула на пол, и Стрич отступил. Отдышавшись, он перетащил ее к кровати. Потом с большим трудом взвалил на перину. «Черт подери, какая тяжелая», – подумал он. Наконец ему удалось уложить ее на спину.

Не тратя ни минуты, он принялся срывать с нее одежду. Отступив, Стрич оглядел Ханну с головы до пят. «Красивая девка! Никогда не видел такой прекрасной фигуры!» Он ощутил внизу живота такую тяжесть, что едва удержался, чтобы не наброситься на нее немедленно.

Но она может очнуться, а раз она такая сильная, то еще, чего доброго, сбросит его на пол. Этого нельзя допустить. Стрич поспешно повернулся и принялся шарить в нижнем ящике комода. Там лежало то, что он припас именно для такого случая.

Ханна пришла в себя и почувствовала, как кто-то гладит ее тело. В голове гудело, и девушка подумала, что у нее жар, что все тело горит, голова болит, а мать, склонившись над ней, обтирает ее влажной холодной салфеткой.

Потом она с ужасом вспомнила все и широко раскрыла глаза. Влажная салфетка оказалась липкими руками Эймоса Стрича, а из его слюнявого рта вылетали какие-то неразборчивые звуки.

Его руки лихорадочно блуждали по ее телу, по всему телу, а она была совершенно нагой!

Ханна попыталась рвануться с постели, но оказалось, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Подняв голову, она со страхом увидела, что привязана кожаными ремнями к столбикам кровати. Распластана, распростерта, вроде как на картинках, где изображены люди, которых пытают на дыбе.

– Ха, девочка! Очнулась наконец. Я этого ждал…

Стрич стал на колени и поднял рубашку, обнажив свой огромный живот.

Увидев нечто красное и омерзительное под этим брюхом, Ханна отвернулась. А Стрич всей тяжестью навалился на нее. Как ни омерзительно было то, что он хотел с ней сделать, она ничего не могла изменить, ведь у нее не было возможности даже пошевелиться!

– А вот теперь, красотка, я тебя поимею, – вскричал Сайлас.

Короткая резкая боль пронзила Ханну, и, что еще хуже, Ханна почувствовала, что плоть Стрича проникла в нее. Она корчилась, пытаясь поглубже вжаться в пуховую перину.

Боль не стихала, только стала тупой… К счастью, все это продолжалось недолго. Стрич вскрикнул резко, со свистом, – казалось, что визжит поросенок, – и обмяк.

Ханна лежала не двигаясь под зловонной кучей мяса, именуемой Эймосом Стричем. Он, очевидно, мылся не слишком часто. Мокрая от его пота, Ханна задыхалась под тяжестью дряблой туши. В душе у нее зародилась страшная ненависть к этому человеку и ко всем мужчинам, подобным ему, – ненависть, которая, как чувствовала Ханна, не утихнет до тех пор, пока она не отомстит Эймосу Стричу.

Спустя несколько минут тот слегка вздохнул и встал на колени; рубашка опустилась, скрыв его отвратительное жирное, волосатое тело.

Он нагнулся, рассматривая простыню. Потом удовлетворенно, с торжеством фыркнул:

– На этот раз Квинт меня не обманул. Вот оно, доказательство. Ты и впрямь была девственницей, девочка. Я заключил выгодную сделку!

Бесс могла и не видеть запятнанную кровью простыню Стрича, чтобы понять, что Ханна была девственницей. Когда служанка, в чьи обязанности входило прибираться наверху, хихикая, подошла к стряпухе с простыней в руках, Бесс цыкнула на нее:

– Не твое это дело, девушка! И не лезть куда не надо, не болтать об этом никому!

Бесс знала, что предупреждение ни к чему не приведет. Пустоголовая девица мигом пойдет нашептывать о случившемся всем и каждому.

По правде говоря, Бесс никогда не понимала, почему белые с таким трепетом относятся к девственницам. Свою невинность она утратила в двенадцать лет почти при таких же обстоятельствах – попав в руки жестокого белого человека.

Но Бесс понимала, что у белых людей невинность высоко ценится и молодой девушкой, и мужчиной, который первым овладевает ею.

На следующий день Бесс всячески избегала Стрича, боясь, что наговорит ему лишнего, но она хорошо себе представляла, как он ходит с самодовольным видом, гордый, точно петух в курятнике.

А Ханна… Бедная девочка не проронила ни слова о том, что произошло. На щеке у нее синел кровоподтек размером с куриное яйцо; ходила она, опустив глаза, унылая, как в воду опущенная.

Бесс страшно хотелось сказать что-нибудь утешительное этому несчастному ребенку, но она чувствовала, что делать этого не следует. Она лишь намеком дала понять девушке, что ей известно о происшедшем.

Когда Ханна появилась внизу, Бесс выставила всех, кроме Дикки, из кухни, и те расположились во дворе, но не возражали, поскольку там было прохладнее.

В тот вечер, когда Ханна и Дикки сидели за столом, причем девушка просто рассеянно ковырялась в тарелке, Бесс принялась рассказывать какую-то бессвязную, не относящуюся к делу историю.

– А знаешь, старый черт Стрич – злой человек, по правде злой. На всякое черное дело способен. Когда он купить меня, примерно десять лет назад, меня сперва поставить в судомойки. В то время у него не было устройства вращать вертел. Он использовать для этого такс-вертельщиц. Ты знать, что такое такса-вертельщица, золотко?

Ханна ответила чуть слышным безжизненным голосом:

– Нет, Бесс.

И равнодушно подумала – к чему это стряпуха клонит? Ханне не хотелось ни говорить, ни слушать, ею овладела апатия, странное бесчувствие, она словно опустилась на самое дно унижения и несчастья.

– Ну так вот, если бы ты увидеть такую собаку, которая долго вертеть вертел, ты бы все понимать. Они длинные, лапы у них кривые, как у кроликов. И таксу-вертельщицу ставить в колесо, колесо прикреплять к вертелу, и пока эта собачонка бегать на месте, вертел поворачиваться. А чтобы собака перебирать лапами, под колесо класть горячий уголь. Если такса-вертельщица останавливаться, она обжигать себе лапы…

У Ханны хватило сил ужаснуться:

– Какой кошмар!

На губах Бесс промелькнула улыбка.

– Старый Стрич способен на любое зло. Во всяком случае, эта собачонка скоро выучить свой урок. Работа тяжелая, ведь мясо на вертеле иногда весить в два раза больше, чем собака, а жарится оно, бывать, целых три часа. Конечно, нет-нет, а вдруг такая собачонка взять да спрятаться где-то, когда нужно жарить мясо, ее и не найти. Тогда я должна вертеть этот чертов вертел по три часа. Наконец я уговорить старого Стрича поставить машину. Вы знаете, ребятки, как я это сделать?

На вопрос отозвался Дикки.

– Как, Бесс?

– Через его кошелек. Только так можно пронять старого Стрича. Я говорить ему: кормить этих собак дороже, чем купить механический вертел. – Она раскатисто захохотала. – Ясное дело, я малость приврать. Собачки эти обычно получать объедки, но старый Стрич иногда такой глупый, почти такой же глупый, как злой.

И вдруг Ханна расплакалась. Захлебываясь от рыданий, она вскочила и выбежала из кухни.

Бесс горестно посмотрела ей вслед. Дикки удивленно разинул рот.

– Что случилось с мисс Ханной?

– Тебя не касаться, мальчуган. Ты не понимать, ты ведь мужчина. То есть почти мужчина.

Ханна пробежала через пустой зал трактира и поднялась наверх, в свою каморку на чердаке. Она ни за что не хотела, чтобы кто-то видел, как она плачет. В чердачной каморке было душно и почти так же грязни, как в тот день, когда девушка впервые вошла сюда. Она и не старалась навести здесь чистоту. Зачем, если сама она живет в грязи? Нет ничего грязнее того, что случилось с ней прошлой ночью. И следующей ночью повторится, а потом еще и еще раз…

Ей представлялось, что существуют два выхода из этого положения. Можно убежать – но ведь ее, конечно же, поймают и вернут обратно, и в результате ей станет еще хуже. Если она убежит домой и спрячется там, Квинт изобьет ее и опять притащит к Стричу. Стало быть, никакого выхода нет. Нужно оставаться здесь и терпеть. И девушка вытерла слезы тыльной стороной ладони.

Но, угрюмо решила Ханна, так просто она не сдастся. Старому черту Стричу нравятся девушки с норовом; что ж, она покажет ему свой норов!

Ночью, когда трактир закрылся, Стрич опять приказал ей принести ужин в его комнату. Заметив, что Нелл наблюдает за ней и понимающе хихикает, Ханна вспыхнула.

Поднимаясь наверх с тарелкой в руках, Ханна вспоминала о том, что произошло минувшей ночью после того, как Стрич все-таки добился своего. Он выкарабкался из постели и, нарочито не обращая никакого внимания на девушку, навалился на простывающую еду, как истинный обжора. Ханна чувствовала себя ужасно – она ощущала себя тряпкой, которую использовали для какой-то мерзкой цели, а потом отшвырнули за ненадобностью.

И опять Стрич отпер ей дверь в ночном колпаке и рубашке, и опять запер, когда она вошла. И опять Ханна заставила его побегать по комнате – не для того, чтобы подразнить и разжечь его, а просто чтобы он поистратил силы; она надеялась, вопреки всему, что он устанет и оставит ее в покое, а если нет, то его, может быть, хватит удар.

Но в конце концов она снова оказалась привязанной к кровати, и ее извивающееся тело открылось его похотливому взгляду. Стрич тяжело дышал от изнеможения.

– Клянусь, девчонка, – прорычал он, – я выбью из тебя твой норов, непременно выбью. Ей-богу!

Но даже будучи связанной, Ханна сопротивлялась. Но когда Стрич, как и прошлой ночью, добился своего, она подняла голову и плюнула ему прямо в лицо. Стрич обмяк и скатился с нее.

– Видит Бог, я в жизни не встречал такой девки. Это просто какое-то дьявольское отродье! Вон отсюда, вон с глаз моих!

– Не могу, – спокойно проговорила Ханна. – Пока вы меня не отвяжете.

Стрич отвязал одну ее руку, а потом опять плюхнулся на постель.

– Остальное сделаешь сама. Не будь я слаб, как хнычущий младенец, я избил бы тебя так, что ты пошевелиться не могла бы, черт возьми! Как пить дать, избил бы!

Ханна поспешно развязала свои путы, быстро оделась и ушла. За дверью всхрапел Стрич.

Можно ли надеяться, что на этом все кончится? Что она победила?

На другой вечер ее надежда окрепла – когда настало время закрывать трактир, Стрич не сказал ей ни слова.

В эту ночь она спала крепко, без снов. Наутро Бесс удивилась и обрадовалась, заметив, что Ханна принялась за работу, что-то мурлыча себе под нос. Ханну так и подмывало рассказать все Бесс, но она еще чувствовала мучительный стыд от того, что ее подвергли такому унижению. Может, пройдет какое-то время, и она сможет говорить об этом.

Но на следующую ночь ее надежды рухнули. Когда все посетители ушли, Стрич повернулся к ней, вид у него был угрожающий.

– Я хочу поужинать наверху, девочка. И поторапливайся. Сегодня будет то, что будет!

К большому неудовольствию Ханны, она не сумела сдержать дрожь в руках, ставя тарелку на стол возле кровати. Когда хозяин запер дверь и направился к ней, она быстро обошла кровать и стала по другую сторону ложа Стрича.

Он остановился, растянув толстые губы в жестокой улыбке.

– О нет, красавица, этого сегодня не будет. Сегодня мы получим кое-какой урок.

Он неторопливо двинулся к комоду, стоящему у стены; Ханна со страхом следила за ним. Она уже знала, что в комоде Стрич хранит ремни, которыми привязывает ее к столбикам балдахина. Но вынул он из среднего ящика длинную толстую узловатую палку и сжал ее в руках, улыбаясь все той же злобной жестокой улыбкой.