От этих его слов на душе Капиту сделалось легко и радостно: кто знает, может, они с Орланду и в самом деле поладят? Он становится всё сговорчивее и сговорчивее. Может, любовь и в самом деле творит чудеса?

Дорогой Капиту купила на лотке какой–то учебник и вернулась домой совершенно успокоенная.

Мать с отцом невольно переглянулись.

– Ну и нервы у тебя, дочка! – вздохнул Паскоал. – Так переволноваться из-за какого-то учебника и контрольной! Глядя на тебя, можно было подумать, что ты потеряла не каких-то жалких, – он прикинул опытным взглядом, сколько может быть страниц в книге, которую прижимала к груди Капиту, – не каких-то двести страниц, а двести тысяч реалов. Иди поскорее спать, тебе нужно отдохнуть и выспаться, иначе никакой учебник не поможет.

Капиту от души расцеловала родителей.

– Я так без вас соскучилась! – призналась она.

– А мы без тебя, – ответил Паскоал.

Капиту чувствовала свою любовь к родителям особенно остро именно потому, что сейчас поняла: у неё и в самом деле начинается совершенно иная жизнь, очень скоро она уйдёт из этого, такого родного и милого ей, дома.

Когда на следующий день вечером она садилась в роскошную машину Орланду, многие жильцы её большого дома подумали про себя: а она неплохо устроилась, эта девочка!

Ей позавидовали бы ещё больше, если бы увидели квартиру, в которую она вскоре должна была переехать. Квартира не из самых роскошных, но очень добротная  – светлая и просторная, в удобном и красивом районе. Капиту осталась довольна, только попросила перекрасить стены в спальне  – больше всего на свете она любила жёлтый цвет.

– Ты здесь хозяйка, – ответил ей Орланду, – всё будет так, как ты захочешь.

И эти его слова были необыкновенно приятны Капиту. Она придирчиво осмотрела комнату Бруну и тоже высказала несколько замечаний. Орланду выслушал их и пообещал, что всё будет сделано, как того хочет Капиту.

Эма теперь не ворчала на Капиту, а только время от времени давала ей житейские советы, как держать мужчину в руках.

– Это они на вид такие важные, – повторяла она, – а внутри у них – труха, только тронь – рассыплются. Но нам, женщинам, хочется жить хорошо и подольше, вот и пускай они на нас работают, всё равно другого ничего не умеют.

Капиту и слушала и не слушала мать. В последнее время отношения их улучшились, и это тоже радовало Капиту, придавая ей уверенности в том, что всё идёт как надо.

Паскоал же чувствовал, что всё идёт не так, как ему хотелось бы, но именно поэтому не старался вникать и узнавать о дальнейших планах Капиту. Ему ничего не говорили, а он и не спрашивал. Хотя время от времени вздыхал:

– Я уверен, Эма, что Капиту не говорит нам всей правды. Как это больно!

– Она взрослая и имеет право на свою личную жизнь, – снисходительно отвечала Эма, твёрдо уверенная, что тепер-то она знает про личную жизнь Капиту всё до капельки.

В доме после приезда из Пакету воцарились мир и покой, и все от души ими наслаждались.

Эма пожелала посмотреть новую квартиру, и Орланду отвёз её вместе с Капиту. Обращался он с ней очень уважительно, квартиру показывал с удовольствием, потому что ему и самому чрезвычайно нравилось быть таким щедрым и великодушным. Эма осталась довольна всем  –  и квартирой, и будущим своей дочери.  

– Попомни мои слова, доченька, многие тебе ещё позавидуют! Ты нашла свою удачу и держись за неё! – таково было жизненное напутствие матери.

Глава 23

Ирис продолжала бороться за Педру на свой особый, свойственный ей лад. Теперь она всячески донимала Синтию, добиваясь того, чтобы жизнь для неё на конном заводе стала невыносимой и, она уволилась.

– Убрала же я с дороги жену Педру, – заявила Ирис Сокорру, – и эту уберу!

Она особенно злобствовала потому, что отношения Синтии и Педру обрели своеобразную стабильность. Педру по-прежнему стремился к Синтии, а она уже не убегала от него, не принимала глобальных решений, а поступала так, как ей в этот момент хотелось: иногда оставалась с ним, иногда нет. Она чувствовала себя свободной, потому что приняла своё влечение к Педру, человеку ей душевно не близкому, и не корила себя за это.

«Мне нужно прожить его до конца, – говорила сама себе Синтия. – Раз оно есть, оно для чего-то нужно. Для чего, я пойму потом».

Она старалась не замечать Ирис, которая постоянно возникала перед ней и осыпала её грубыми нелепыми оскорблениями.

Синтия только изумлялась, откуда в этой девочке столько злобы и грязи.

А Ирис неистовствовала – иначе, как «подстилка», она Синтию не называла и рассказывала о ней гадости всем подряд, неизменно удивляя окружающих, которые прекрасно относились к деловой, приятной и добросердечной Синтии.

Педру, видя Ирис, реагировал на неё болезненно и рычал что было мочи:

– В комнату! Отправляйся к себе в комнату!

На все её заигрывания и призывы он отвечал однозначно:

– Марш к себе, соплячка! Чтобы духу твоего здесь не было!

И потом вздыхал про себя: «Навязалась на мою голову, сиротка! Да она любого в гроб вгонит!»

Между тем Ирис не только допекала окружающих, она иногда думала и о своём будущем тоже, и, думая о нём, записалась на платные курсы, которые готовили абитуриентов к поступлению в специальные учебные заведения.

– Мало ли, какую я выберу себе профессию, – говорила она. – Может, буду ветеринаром, а может, строителем.

И как ни странно, учёба у неё шла успешно, она прекрасно справлялась с точными дисциплинами, что очень возвышало её в собственных глазах.

После очередной контрольной по математике, написанной на пятерку, она говорила Сокорру:

– Я талантлива и непременно добьюсь успеха. Педру ещё будет есть крошки с моей ладошки. Я нарожаю ему кучу детей, и он будет страшно доволен.

Но Педру пока и не помышлял о детях, его куда больше заботило то, что Синтия никогда не оставалась у него ночевать. Всякий раз, когда она опаздывала на работу, а опаздывала она довольно часто, он говорил ей ворчливым тоном:

– Этого могло бы не быть, если бы мы с тобой остались спать в постельке.

– Это могло бы быть, если бы ты жил один, – отвечала ему Синтия.

И на это Педру нечего было возразить: Ирис вопила бы у них под дверью целую ночь, это точно!

В последнее время, однако, Ирис и Синтия отступили на задний план, а беспокоился Педру прежде всего о состоянии здоровья Камилы. Ездить в больницу он не всегда мог, но каждый день туда звонил и узнавал новости. Если ему удавалось поговорить по телефону с самой Камилой, у него целый день было хорошее настроение, но чаще он перезванивался с Эленой, потому что Камила чувствовала себя неважно и находилась в полудрёме.

Сезар объяснил, что после химиотерапии наступает особая стадия, когда у больного резко ухудшается самочувствие и ослабляется его иммунитет. В этот период нужно особенно бережно обращаться с больным и ограждать его от всех контактов, потому что они могут оказаться для него смертельно опасными. Но через две недели иммунная система, как правило, восстанавливается, и пациент сразу же чувствует себя гораздо лучше.

Все близкие Камилы с трепетом и надеждой ждали, когда кончатся эти бесконечные две недели. Камила находилась в полудрёме, а все вокруг ходили на цыпочках и ждали, когда она проснётся и что скажет Сезар. Элена время от времени обращалась с горячей молитвой к Господу Богу, прося Его о здоровье для Камилы.

– Избавь её и меня от испытаний, – молилась Элена. – Мы достаточно всего пережили! Избавь меня и её! Избавь! Избавь!

И надежда вспыхивала в ней с непреодолимой силой. Однажды Сезар непременно позвонит ей и скажет: «Всё в порядке, Элена. Анализы у Камилы прекрасные!» И тогда... Тогда они устроят небывалый великолепный праздник!

В мечтах о будущем счастье Элена забывалась, и ей становилось легче ждать.

Как всегда, помогал ей и поддерживал её Мигел. Они проводили вместе вечера, ужинали в ресторане, потом бывали у него или у Элены.

– Представь себе, Сеса обзавелась мотоциклом! – сообщил однажды Мигел с комическим ужасом. – Я сопротивлялся сколько мог, но в конце концов подарил ей сам, потому что ручаюсь за качество. А за остальное... – Он махнул рукой. – Видишь, дорогая, у моей дочери теперь тоже опасная болезнь, – пошутил он невесело.

Элена прильнула к Мигелу и крепко обняла его. Это было утешение без слов, потому что родительское сердце невозможно утешить словами.

Мигел нежно поцеловал её.

– Ты моя радость, – сказал он с теплотой и нежностью. – Что бы я без тебя делал?

– А я? – так же нежно спросила Элена. И они улыбнулись друг другу.

– Зато меня необыкновенно порадовал Паулу, – сообщил Мигел. – У него, кажется, намечается роман с Изабел, врачом-физиотерапевтом. Во всяком случае, он пригласил её на выходные на побережье. Я просто счастлив.

Элена тоже была счастлива разделить с ним эту радость. А он сообщил ей и другую приятную новость – у его книжного магазина вскоре должен был появиться филиал.

– Одному моему партнеру по издательскому делу пришла в голову мысль открыть магазин у себя в городе, – пояснил Мигел. – Он считает, что мы издаём удачные книги и они найдут сбыт.

– Я тебя поздравляю, – от души сказала Элена. – Но это, наверное, прибавит тебе хлопот, и свободного времени совсем не останется?

– Я принадлежу тебе, и если ты мне выделишь немного времени на работу, я буду очень благодарен. – Мигел сказал это с такой подкупающей искренностью и серьёзностью, что Элена не могла удержаться от улыбки. Но тут же сделала серьёзное лицо.

– И не мечтай, – сказала она строго.

– Сколько ещё нам ждать анализа Камилы? – спросил Мигел.

– Два дня, – ответила Элена.

Эти два дня прошли в томительном ожидании, но вот Сезар вызвал к себе Элену и сказал:

– К сожалению, результат оказался много хуже, чем мы надеялись. Придётся начинать новый курс химиотерапии, но если и он не поможет, будем исследовать брата Камилы и обратимся в банк данных, поищем для неё донора.

Лицо Элены исказила гримаса отчаяния, она готова была разрыдаться.

– Перестаньте! Не стоит так огорчаться, – принялся успокаивать её Сезар. – Неужели всё своё мужество вы передали дочери, не оставив себе ни капли? Камила держится прекрасно, просто даже удивительно. Я ждал чего угодно: истерики, слёз – ведь она так ослаблена, измучена... Ничего подобного! Знаете, что сказала ваша дочь? «Если это мне поможет, я готова, доктор».

У Элены снова показались на глазах слёзы, но это были слёзы гордости.

– Поверьте, доктор, я тоже не сдамся до последнего, но я так надеялась...

– Надейтесь и дальше, мы все надеемся, – проговорил Сезар.

Алма, узнав про новый цикл химиотерапии, стала требовать немедленной отправки Камилы в Соединенные Штаты. – Сейчас или никогда, – говорила она Эду. – Я считаю, что это нужно сделать именно сейчас, и не понимаю твоего равнодушия. Ведь это твоя жена!

Эду возмущённо взглянул на Алму и ушёл, не простившись. Он прекрасно помнил её предложение аннулировать их с Камилой брак и не простил ей этого.

Алма попробовала поговорить с Эленой. Но и с ней не добилась взаимопонимания. Когда она попыталась намекнуть, что Эду просто щадит Сезара, так как они коллеги, Элена страшно возмутилась:

– Как ты смеешь так думать о своём родном племяннике? Ни один врач не может предать интересы больного! Я перестаю тебя понимать, Алма!

– Очень жаль, что в моей семье никто меня не понимает. Ни ты, ни Эду, – сердито заявила Алма. – Потом будете пенять на себя, только поздно будет!

Она ушла разобиженная, раздосадованная.

Разговор с ней оставил у Элены неприятный осадок, она вовсе не хотела обижать свою сватью. Что там ни говори, но именно Алма очень много сделала для счастья Камилы. Она первая поняла, что Эду и Камилу связывает большая любовь, которая не убывала от испытаний, а только укреплялась с каждым днём.

«Я любила его как мужчину, очень любила, – думала Элена. – Но моя любовь не идёт ни в какое сравнение с их удивительной, потрясающей любовью. И я благодарю Бога за то, что Эду появился в моей жизни, иначе он не познакомился бы с Камилой и, у неё не было бы сил переносить те тягчайшие испытания, которые выпали на её долю!..»

Раздался звонок. Звонил Педру, беспокоился о Камиле.

– Не знаю почему, но я сердцем прикипел к твоей дочери и беспокоюсь о ней больше, чем о самом себе.

– Завтра начнётся второй сеанс химиотерапии, – сообщила ему Элена. – Камила держится с удивительным мужеством.

– Я же говорю, что чувствую в ней свою породу! Мы не сдаёмся, мы идём до конца! – воскликнул Педру. – Передай ей от меня привет и спроси, когда можно будет её навестить.