Смит Паула Вин - Муза художника

Пока голос Мартина громко произносил вышесказанное, будто выигрывая время для движений его рук, пухлые пальцы, казалось, жили своей собственной жизнью, выискивая на полированном столе среди самых разнообразных бумаг то, что им нужно. Подобно щипцам, они извлекли одну за другой те шесть фотографий, сделанных, надо полагать, Питером, и разложили их в ряд параллельно краю стола.

— Вот, — сказал Мартин, в то время как его указательный палец провел линию в воздухе, прямо над изображениями.

Несмотря на решимость не проявлять никаких эмоций по поводу продажи картин, при виде этих миниатюрных копий, точно воспроизводящих полотна Виктора Рииса, Фрейя почувствовала знакомое тепло внутри. Мартин Дюфрен жестом указал ей на кресло, стоявшее по другую сторону стола.

— В других галереях можно услышать немало краснобайства по поводу их художественной ценности, — сообщил он.

Сидя с Мартином на одном уровне, Фрейя заметила, что его голос гремел теперь не так громко, как тогда, когда она стояла перед ним по стойке «смирно».

— Думаю, тебе известно, что я преследую прежде всего коммерческий интерес. Вот тут перед тобой прошлый летний сезон, — указал он на беспорядочную на первый взгляд груду бумаг, покрывающую стол.

Однако стоило Фрейе присмотреться повнимательней, она увидела, что разложены они систематизировано и каждый лист представляет собой вырезку из какого-либо источника или распечатку из интернет-ресурсов, сделанную Питером Финчем или кем-то из персонала. В свою бытность студенткой она сама собирала подобный материал, хотя не всегда улавливала контекст заданий, которые получала. Должно быть, вся эта груда представляла собой полный анализ продаж произведений искусства за предыдущий летний сезон на основании обзоров выставок и отчетов с аукционов. Для Мартина Дюфрена все эти бумаги были кусочками какого-то пазла, и, судя по самодовольному выражению его лица в данный момент, они явно сложились в нечто, доставлявшее ему большое удовлетворение.

На столе, разделявшем Фрейю и Мартина, фоном для ровного ряда фотографий служили разложенные веером куски газет. Вытянув шею, чтобы обозреть их, она пыталась соединить воедино фрагменты заголовков и текста: «Прекрасный портрет Модильяни не смог достичь своей цены 1990 года», «…за две картины Моне было выручено меньше, чем ожидалось по самым пессимистическим прогнозам», «…рынок для импрессионистов вступает в опасную фазу». (В этот момент Фрейя подняла голову, но Мартин следил за происходящим на улице, ожидая, пока она закончит изучать материалы.) «Возможно, вкусы меняются в связи с приходом на художественный рынок нового поколения банкиров и предпринимателей», «…кроме того, картины импрессионистов практически не вызвали интереса», «…продавец пейзажа Сислея, скорее всего, потеряет ориентировочно 200 000 фунтов». Некоторые журналисты пытались разобраться в ситуации, интервьюируя тех, кто должен был знать ответы: «…отказался сообщить, собирается ли галерея Кристи приобретать меньше работ импрессионистов в будущем», «„Никогда не видел такого кардинального изменения вкуса“, — заявляет глава аукционного дома», «…самое удивительное, что полотна импрессионистов с такими мировыми именами, как Ренуар и Моне, либо не нашли покупателей, либо ушли по более низким ценам, чем предсказывали эксперты».

Предоставив Фрейе достаточно времени для ознакомления с этими разочарованиями сезона, Мартин объяснил, что прошлым летом величайшим триумфом в мире искусства стала продажа картины «Молодая женщина, сидящая за клавесином», которую приписывают Вермееру. Полотно, изображающее благодушную девушку в белом платье и желтой шали, чьи руки застыли на полированной клавиатуре, привлекло внимание: Вермеер, пусть даже его авторство и было спорным, выставлялся на продажу впервые более чем за восемьдесят лет. Не последнее место в расчете Мартина занимал и тот факт, что каждый критик, когда-либо смотревший работы Виктора Рииса, испытывал сильное желание провести аналогии с Вермеером. Более того, Вермеер недавно достиг исключительной популярности в массах благодаря ряду романов и фильмов, посвященных его творчеству.

Наступающее лето, как сделала вывод Фрейя, будет идеальным временем для того, чтобы представить вниманию коллекционеров несколько отборных работ Виктора Рииса, нового на рынке мастера, чей жесткий гиперреализм предлагал свежую альтернативу размытым и передержанным импрессионистам. Художника, за чьи работы не требуют астрономических сумм, установленных на картины Ренуара и Моне. Живописца, которого можно воспринимать как прямого последователя Вермеера.

— При данных обстоятельствах, — монотонно произнес Мартин, из-за чего это новое предложение не казалось более важным, чем предыдущие, — конечно, будет интересно, когда шесть очень больших и сложных полотен, не известных прежде миру искусства, своевременно выйдут на сцену. При подобной конъюнктуре. Именно тогда, когда интерес покупателей к творчеству Виктора Рииса ощутимо растет. По моим прогнозам, как только будет установлена их подлинность, картины принесут по двести тысяч фунтов каждая. Вот увидишь.

Он посмотрел мимо Фрейи и сделал три глубоких вдоха и выдоха. Несомненно, наступила ее очередь говорить, и она наконец-то почувствовала, что может задать свой вопрос.

— Мне нужно знать, — произнесла девушка, — действительно ли есть какие-то сомнения по поводу… по поводу того, что Алстеды владеют ими на законных основаниях?

— Было бы желательно, — кивнул Мартин, принимая непроницаемый вид, — иметь чуть больше доказательств подлинности этого факта.

— Я тут подумала… — нерешительно начала Фрейя, — возможно, мне стоит осмотреть дом Алстедов немного более… немного более внимательно. Вдруг найдется какой-нибудь документ или рукопись — что-нибудь, что помогло бы в этом вопросе.

Неуверенная, как много может раскрыть, она осторожно продолжила:

— Я не знаю, имеет ли значение, какого рода вещь может обнаружиться. Что, если бы это оказался документ более личного, чем, скажем, официальная купчая, характера?

— Бывали случаи, когда в качестве доказательств предоставлялись письма художников. Как и личные бухгалтерские книги, которые хранили их семьи.

Мартин не изменил тон, но, как ей показалось, стал слушать чуть более внимательно. Возможно, догадался, что Фрейя что-то утаивает. Нужно было срочно менять тему, пока он не начал задавать вопросы.

— Я вот еще о чем подумала, — сказала она. — Вместо того чтобы Питеру сочинять новую статью, не легче ли просто переиздать написанное Холденом? Знаю, это было давно, но разве его исследование не является до сих пор классической работой по Риису?

Мартин начал ерзать из стороны в сторону всей своей массой. Его тело, только что находившееся в состоянии покоя, теперь откидывалось назад и одновременно кренилось набок в офисном кресле, которое, выдерживая подобную неспокойную качку, будто бы похвалялось своим усовершенствованным дизайном. В попытке подавить эти телодвижения Мартин крепко сжал оба подлокотника, прежде чем заговорил:

— Ты знаешь о статье?

— Питер показывал мне ее. Сказал, это решающее слово о Риисе. Вот что заставило меня задуматься.

— Не знаю, как много рассказал тебе Питер. Но ты только что затронула очень интересную тему.

Дыхание Мартина становилось затрудненным, по мере того как темп его речи ускорялся.

— Исследование Холдена создает убедительную альтернативу истории искусств конца девятнадцатого века. Оно, если так можно выразиться, децентрализует французских импрессионистов, оспаривает их доминирующее положение и уделяет повышенное внимание символистам, таким как Риис, которые работали в направлении четко прорисованной геометрической абстракции. Все это на самом деле вполне согласуется с тем, как мы хотим представить Рииса на рынке.

Фрейя посчитала молчаливое согласие самым подходящим ответом. Ведь Мартину явно нужно было время, чтобы перевести дух.

— Поначалу мы собирались перепечатать работу Холдена в каталоге аукциона. Однако, занимаясь коллекцией Алстедов, Финч выявил интересную аномалию, которая, как ему кажется, может пролить новый свет на творчество Рииса. Как Питер, возможно, тебе говорил, в этом году он собирается претендовать на новую должность и надеется что-то предпринять, чтобы сделать свое имя известным в этой сфере. Мне нужно выделить предложенный им аспект и посмотреть, может ли он привести к какому-нибудь открытию, которое привлекло бы свежее внимание к Риису перед аукционом.

Щурясь от напряжения в продолжение этого длинного объяснения, Мартин сделал теперь несколько свистящих вздохов.

— К тому же самому Холдену не хватило бы терпения на то, что пытается сделать Питер. Работа Холдена, ты же знаешь, имеет чисто формальный подход. Он вряд ли посчитал бы относящимися к делу эмоции или личные обстоятельства художника. Скорее, он рассматривает всю совокупность его картин как сложное единство, эстетические модели которого являются предметом для многоуровневого анализа. Вспомни хотя бы, как Холден использует метафору с калейдоскопом.

Слова Мартина натолкнули ее на совсем иную мысль. Она и в правду вспомнила метафору, но взялась та из дневника. Неожиданно Фрейю осенило: ее чувство дежавю при чтении дневника возникло потому, что она видела те же фразы в сочинении Холдена. Был ли способ разыскать этого человека и заставить его объяснить, как и зачем он воспользовался дневником? Или, может, этот дневник — фальшивка и, наоборот, статью Холдена использовали, пытаясь воссоздать жизнь во времена Рииса? Она с усилием оставалась сидеть на месте, дожидаясь паузы, чтобы задать Мартину новый вопрос:

— Кстати, о Холдене… Я так предполагаю, он еще жив? Как ему, интересно, понравится, когда объявится Питер с опровержением его статьи? Не спровоцирует ли это конфликт?

И снова белая рука пришла в движение, на этот раз для того, чтобы выдвинуть ящик картотечного шкафа, который Фрейя не заметила сразу в складках штор, доходивших до пола и частично закрывавших вид из окна. Должно быть, пространная речь утомила Мартина, и теперь он намеревался взаимодействовать по-другому. К этому времени Фрейя поняла, что любопытный эффект, который производили его руки, возникал из-за того, что глаза Мартина не следили за их движениями; вместо этого он имел привычку уставиться на собеседника, предоставив рукам полную свободу действий.

Теперь рука протягивала визитную карточку кремового цвета, которую Фрейя схватила и принялась рассматривать. Над адресом инвестиционной фирмы в Копенгагене было указано имя: М. Холден. Тут же имелся контактный телефон. Но пока, не желая признаваться в существовании дневника, она была вынуждена скрывать свое любопытство.

— Вряд ли это его озаботит. Как видишь, мистер Холден больше не работает в области искусствоведения. Он бросил научную деятельность ради более… выгодной карьеры в сфере финансов.

Мартин склонил голову вправо, прикрыв свои ничего не выражающие глаза. Он снова начал подаваться назад в кресле, но обуздал себя и продолжил:

— И еще по поводу Питера. Только после того, как ты уехала, стало ясно, в какой степени его… достижения здесь… зависели от твоей помощи. Питер не слишком одарен и дальновиден. Я сразу должен был догадаться, что не тебя нужно винить в порче слайдов Ренье.

Все это Мартин произнес прежним тоном, маскируя смену темы. Пораженная, Фрейя подняла глаза. Как он узнал? И почему позволил Питеру думать, что все прошло незамеченным?

— Спасибо, но я… вряд ли это теперь имеет значение, — сказала она.

Конечно, раньше знание того, что ее уже ни в чем не обвиняют, очень помогло бы. Устраиваясь на работу, Фрейя не осмеливалась просить рекомендацию у Мартина. При мысли об этом она внезапно разозлилась, но заставила себя сосредоточиться на том, ради чего пришла. Судя по ответам Мартина на ее предыдущие вопросы, для Софии было бы благоразумно обнародовать дневник.

Мартин барабанил пальцами по столу. Как и все исходящее от него, эти тупые глухие звуки были медленными и аритмичными. Он тяжело дышал, будто выбился из сил, и смотрел мимо нее с застывшим на лице выражением угрюмого безразличия. Это было самое большее, что Фрейя могла получить в качестве извинения за случившееся. Мартин просто давал ей понять: ему все известно. Аудиенция была окончена.

Теперь Фрейя была бы не прочь еще раз взглянуть на визитку, которую Мартин показывал ей минуту назад, но он уже выдернул карточку из ее рук и засунул обратно в ящик, решительно его захлопнув. К счастью, она успела запомнить большую часть копенгагенского почтового адреса, вытисненного в верхней части новой визитки мистера Холдена, прежде чем Мартин забрал ее.

— Софи говорит, вы не водили ее в Исторический музей!