Смит Паула Вин - Муза художника

Чего Йон не собирается делать, так это смотреть ей в лицо. Сквозь яркий, слепящий свет Маргарет не может видеть ни его, ни кого-либо другого из зрителей, но он боится узнать, какое у нее сейчас выражение лица, ведь это наверняка одно из тех выражений, которые он видел на ее лице при других обстоятельствах. Чувствуя приближение тошноты, Йон держит взгляд на уровне ее тела. Она запускает руку между ног, сжимая внутреннюю поверхность бедра, медленно ведет ее к пупку, царапая ногтями кожу, и повторяет ласку другой рукой. Меняя руки, Маргарет с каждым разом продвигается все дальше и наращивает скорость под все возрастающие поощрительные возгласы мужчин, сплошной стеной выстроившихся между ней и дверным проемом, где застыл Йон, не способный пошевелиться, чувствующий себя огромным и тяжелым. Когда Маргарет кончиками пальцев начинает ласкать соски чуть грубее, слышен громкий стон. (Это вырвалось у него или у толпы?) В кульминационном такте этого гортанного звука ее колени опускаются. Не в силах отвести глаза, Йон зажимает рот ладонью и тяжело дышит через нос, стараясь унять сокрушительное чувство у себя в груди, не дать ему вырваться наружу.

Кто-то сзади сжимает его руку, прямо над локтем, и произносит:

— Для вас, мой друг, мы всегда можем устроить приватное представление.

Йон чувствует сжимающие руку тиски и слышит триумф в голосе человека, который поймал его за подсматриванием и теперь изрыгает на него свой смех. Не успев подумать, посол с удивительной быстротой выворачивается из хватки. В продолжение своего движения он ударяет Логана согнутой в локте рукой. Тот отлетает к стене, к которой Йон его и припечатывает. Прижимая тощий торс мистера Мура так, что сквозь легкую ткань праздничной рубашки у того проступают ребра, посол испытывает такое ощущение, будто прикасается к панцирю насекомого, прежде чем раздавить его. Придя в себя, он грубо отталкивает противника в сторону, не так сильно, чтобы тот упал на пол, но достаточно, чтобы потерял равновесие. Логан с трудом возвращает себе устойчивость и поднимает руку, ощупывая челюсть; но, даже будучи поверженным, он сохраняет на лице легкую улыбку. Йон отступает, тяжело дыша и держа руки по швам; это отец ненадолго вселился в него. Он разжимает кулаки; его полузакрытые веки подрагивают.

— Жена послала меня узнать, что можно дать Фрейе от зубной боли, — сухо произносит Йон, не глядя на Логана, который осторожно оправляет одежду.

— Наши развлечения здесь уже почти закончились. Мы сможем позаботиться о ней сами через несколько минут.

В расслабленном голосе Логана, который поправляет рубашку и приглаживает волосы с таким видом, будто стоит перед зеркалом, сквозит удовлетворение. Он бодр и почти жизнерадостен. Кажется, стычка с Йоном его возбудила.

Их потасовка прошла незамеченной, так как все взгляды были прикованы к выступлению в соседней комнате. С диссонирующим металлическим звуком громкая пульсация музыки сходит на нет, и Йон смутно замечает, как голые ноги оступаются, но скрытая в тени фигура неуклюже ловит их обладательницу, не давая упасть. Он чувствует себя эмоционально опустошенным. По комнате проносится шквал аплодисментов, долгий и ритмичный, вызывающий на бис, однако безуспешно. В конце концов звуки рассеиваются и стихают; прожектор гаснет, музыка меняется, платформу оттаскивают в сторону, и комната, как бы моргнув несколько раз и стряхнув с себя грезу, возвращается к атмосфере обычной вечеринки. Тут же начинает звучать множество заглушающих друг друга разговоров, несколько громче, чем до того, и руки совершают разнообразные жесты, наполняя стаканы спиртными напитками.

Йон ощущает прикосновение к своему локтю, на этот раз нежное, и видит Тиб. Ее лицо выглядит в тени мертвенно-бледным. Она сгибается пополам, словно собираясь упасть.

— Мне пришлось выпить ваш, вы куда-то подевались, — говорит она еле слышным голосом, так что, возможно, это не совсем точные ее слова. — Меня сейчас стошнит, вы не поможете мне дойти до дамской комнаты? Она наверху.

С пылающим взглядом и тяжестью в груди он берет Тиб за плечо. Когда под слоем одежды его рука нащупывает ее плечевую кость, на Йона накатывает волна отвращения. Он с каменным лицом отводит женщину к широкой лестнице в передней и помогает идти вверх. Опираясь на него, она сопит, издает слабые стонущие звуки и бормочет себе под нос какие-то неразборчивые слова, которые Йон не просит повторить. Добравшись до верхней лестничной площадки, они отыскивают ванную комнату, куда посол и отправляет свою спутницу. Он неподвижно стоит в коридоре под падающим с потолка светом, пока она с жалостным кашлем и характерными звуками извергает содержимое желудка в туалете. Слышится звук льющейся в раковину воды, который вскоре стихает, после чего в двери появляется Тиб. Ее лицо и волосы блестят от влаги. Она вкладывает в руку Йона ключ.

— Моя комната… внизу, и я не думаю, что смогу… открыть… в таком… состоянии, — запинаясь, произносит женщина.

Он опять не уверен, что правильно разобрал все ее слова, но, как это часто с ним бывает, Йон знает, чего от него ждут, и при этом не располагает какой-нибудь достаточно хорошей альтернативой, чтобы поступить в противовес этим ожиданиям. В настоящий момент идея благополучно спровадить свою спутницу в ее комнату и остаться наедине с собой представляется послу избавлением от небольшой части свалившегося на него груза. Следующие несколько минут, которые кажутся ему вечностью, Йон снова сжимает узкое плечо Тиб, помогая ей преодолеть все ступеньки вниз по лестнице, которую совсем недавно они покорили в противоположном направлении. На первом этаже, по-прежнему опираясь на него, женщина увлекает Йона в коридор. Наверное, где-то здесь тоже есть уборная, но раньше он об этом не подумал. Табита останавливается у своей комнаты, и Йон, словно со стороны, наблюдает за тем, как его широкая рука, держащая ключ, уверенно отпирает дверь. Тиб беззвучно шевелит губами, в уголках которых до сих пор видны остатки золотисто-персиковой помады; на этот раз Йон не имеет ни малейшего представления о том, что она говорит, но ее цепкие пальцы, словно подводное течение, тянут его в комнату. Однако он, как неподвижный камень, не поддается и высвобождается из ее рук. Все-таки, оставив Тиб плыть саму по себе и хвататься за дверную ручку в поисках нового средства опоры ему на замену, Йон не успевает полностью от нее отстраниться. В коридоре, оживленно болтая, появляется небольшая шумная компания.

Логан выделяется среди остальных благодаря своему росту. Он в сопровождении других гостей принимает их поздравления и восхищения. Вокруг этих людей царит атмосфера праздника. Дальше по коридору открывается дверь, и со своим обычным видом, пышущая здоровьем и энергией, появляется Маргарет. Она полностью одета и готова отправиться домой вместе с мужем. Направляясь к Логану, Маргарет проходит мимо открытой комнаты как раз в то время, когда Тиб пытается затащить Йона внутрь. Миссис Мур бросает взгляд на их сцепившиеся фигуры, и ее глаза слегка расширяются. Вместо того чтобы поприветствовать Йона, она отворачивается и спешит в конец коридора к Логану и его компании, где отвечает на оживленные вопросы и принимает комплименты: «такое не забывается», «об этом еще долго будут говорить», «не верил, что вы действительно это сделаете», «заключили пари?», «самое невероятное представление, которое я когда-либо видел», «неужели вы уже уходите?», «настоящая вечеринка только начинается» и так далее.

Их небольшая группа удаляется из виду, унося с собой облако шума, а Йон обнаруживает, что ему каким-то образом удалось закрыть дверь комнаты снаружи, оставив Тиб по другую сторону. Его тело дрожит. Он тут же забывает о Табите Вест. В ушах у него все еще звучит глухая музыка, под которую давала представление Маргарет. Весь этот инцидент с мнимым или настоящим недомоганием Тиб, кажется, лишь отсрочил неизбежную тошноту. Йон неторопливо и взвешенно говорит себе, что ему нужно сейчас же убраться из этого дома.

Он выходит наружу и направляется в сторону коттеджа, но, приблизившись к своему временному жилищу, беспомощно замирает на тропинке. Из окна дома на крыльцо льется свет, а внутри передвигаются темные фигуры. Воображение рисует ему, как Муры откупоривают новую бутылку вина, не беспокоясь о том, что своим шумом могут разбудить Фрейю и Софию, и смеются, вспоминая, какие слова люди говорили им после вечеринки. Воодушевленные своим дерзким поведением, они, возможно, отпускают шуточки в адрес Йона — он для них посмешище, это уже обычное дело. Может быть, сейчас Маргарет с Логаном расхаживают по гостиной, показывая друг другу, как, по их мнению, посол будет вести себя через несколько минут, когда вернется. Они будут выискивать на его лице признаки смущения и проснувшейся похоти, ведь это так смешно. Они будут делать предположения, поколебалась ли его всем известная преданность Маргарет после произошедшего.

И вот Йон стоит в ночном воздухе и растирает лицо ладонями, удивляясь тому, как быстро остыла его кожа и прояснилось зрение. У него нет сил, чтобы пойти туда и противостоять им. Вместо этого он разворачивается и направляется в лес, к тропинке, по которой они шли сегодня днем.

В темноте идти по ней труднее. Она вьется вверх, но потом сворачивает налево. Йон вспоминает, как несколько часов назад Маргарет шла рядом с ним по этой самой тропинке, потом думает о телодвижениях, которые она совершала только что перед множеством глаз. Неужели у нее действительно нет никаких внутренних запретов? Так выставлять напоказ свое тело… Может быть, ее принудил к этому Логан? Но как легко и непринужденно из нее всегда льется смех. Йон привык проявлять лишь тихое смирение, играя роль жертвы.

В стороне от дорожки лежит какой-то темный предмет, и он наклоняется, чтобы поднять его. Это коричневый бумажный пакет, из которого Маргарет ела вишни. Йон автоматически разглаживает его и заглядывает внутрь. Оттуда выпадают две маленькие косточки, внутри пакет весь в темных пятнах вишневого сока. Йон чувствует запах ягод, и знакомая фантазия готова возникнуть у него в голове. Чтобы не дать этому произойти, посол решительно комкает шероховатую бумагу, превращая ее в маленький, помещающийся в кулаке шарик. Он возьмет его с собой и выбросит в мусорную корзину.

Но ноги сами несут его вверх по тропинке, дальше в лес; к этому времени Йон уже миновал то место, где они останавливались днем, чтобы полюбоваться видом. Он не хочет думать о том, куда ему двигаться дальше. Скорее чувствует жесткую необходимость проанализировать прошлое и понять, где все пошло не так. Нужно было оставаться в коттедже. Он ведь сказал им, что не пойдет. Никто не предполагал, что он явится на эту вечеринку и увидит то, что увидел. Все личностные качества должны были удержать Йона сегодня вечером в тихом доме, вместе с женой и их ребенком, то есть не их, конечно, а Муров. Не уступая в скорости ногам, поспешно движущимся вперед во все возрастающем темпе, в голове у Йона выстраивается последовательный ряд мыслей, который показался бы ему абсурдным, если бы он сидел в кресле, но сейчас поражает своей ясностью. Ведь каким-то странным образом события этой летней ночи лучше, чем все, когда-либо с ним случавшееся, говорит в пользу его привычного подхода к жизни, его благоразумия, его предсказуемости. Мол, вот что происходит, когда человек отклоняется от правильного пути. Йон не может вернуть все назад, но, по крайней мере, теперь он знает, почему это имеет значение.

Йон понимает, что он шагает со скоростью человека, который спешит уйти от того, с чем ему рано или поздно придется встретиться лицом к лицу. Бегство. Да. В противном случае красивое может стать уродливым. Он продолжает двигаться вперед, пока внезапно тропинка не обрывается. Земля исчезает у него из-под ног. Его тело складывается пополам, а руки и ноги раскидываются в стороны, как у того клоуна в гигантских туфлях, со шваброй, который поскальзывается на мыльной пене. Цепляясь руками за воздух, Йон проваливается в пустоту.

Суббота, 25 августа.

Говорят, в хорошо содержащемся доме назначение каждой комнаты диктует ее атмосферу и цветовую гамму. Спальня девочки, например, должна быть в светлых и нежных тонах. Ее следует отделать розовым, если девочка белокурая и светленькая, и бледно-голубым — если брюнетка. Таким же образом кабинет отца семейства, важного человека, должен надлежащим образом создавать настроение торжественности, глубокого раздумья и серьезности. Во время своего сегодняшнего визита в дом советника Алстеда я убедилась, что он принимает все эти условности близко к сердцу. Благодаря высоким витражным окнам в личном кабинете советника царит полутьма. Мебель массивная и тяжелая. В дни, когда в доме нет посетителей, семья Алстед иногда пьет чай за столом в этой комнате, и именно тут, объясняет мне советник, показывая свой кабинет, он хотел бы, чтобы Виктор Риис однажды написал его портрет.