— Там говорится что-то вроде: «Горечь пихты и коры…» — попыталась София вспомнить место из дневника. — Ты… ты думаешь, она писала о выкидыше, но она приняла какое-то средство, чтобы его спровоцировать.

Фрейя осторожно заговорила в ответ:

— Мы знаем, что Виктор принял решение: если они поженятся, у них никогда не будет детей. Нельзя сказать, насколько это волновало Северину, тогда или позже.

Она остановилась и собралась с мыслями.

— Если попытаться воссоздать события, я думаю, они старались быть осторожными. Практиковали всевозможные ненадежные способы предохранения, доступные в те дни: календарный метод, прерванный акт, какие-то средства, которые умели готовить. Но потом случилась незапланированная беременность. Что я думаю… — Она взглянула на Софию, но не смогла прочитать выражение ее лица. — Я думаю, когда Северина сделала это, когда она вызвала аборт, это заставило их обоих совершить нелегкий выбор и победить свои страхи. Пройдя через это, она набралась смелости настоять, чтобы Виктор перестал колебаться и поддержал ее давнюю мечту показать миру свои собственные работы.

— Это был… их договор?

— Лучше не называть это так официально. И невозможно узнать, чувствовала она горечь утраты или нет, делая такой выбор. Конечно, если она собиралась рисовать, материнство было бы не единственной жертвой; ей пришлось бы отказаться от многого. Ей пришлось бы работать втайне от всех, рисовать предметы, которые выбрал бы он, зная, что ее работы будут приписываться Виктору до конца ее жизни и даже после смерти. Но он был ее учителем и верил в ее творчество, в то, что ее полотна достаточно хороши, чтобы подписывать их своим именем. Для него значение имело только искусство, и, по его мнению, — а может, по их мнению, — дети только помешали бы. Таковы уж были условия их брака. Я думаю, каждому свое.

Подняв руку к лицу, София рассматривала бумаги, разложенные на столе, и при этих словах грустно улыбнулась.

— Когда я была маленькой, то слышала от старых людей одно выражение: «Печаль — цена любви». И после брака с Йоном я поняла одну вещь: если цена сравнивается по значению с тем, что мы получили, пройдет немалое время, прежде я закончу платить. Он бы сказал, что правду, конечно, нужно открыть. Для меня это труднее. Но, заглядывая вперед, я могу сказать это. Возможно, наступит день, когда, даже зная то, о чем ты мне рассказала, я смогу черпать силы, думая о самоотверженности Северины, можно это так назвать. Это потребует времени, но я могу представить себе, что приду к этому. Однажды я, возможно, буду вдохновляться, думая о том, как она делала все необходимое, чтобы исполнить свое заветное желание и оставить частичку себя этому миру.


Фрейя поднялась по лестнице в галерею. Она несла пакет, и Питер уже стоял в дверях, заслоняя собой молодого помощника, чтобы первым взять пакет у нее из рук. На нем был новый костюм, которого она раньше не видела.

— Все в порядке, — сказала она ему. — Я объяснила Софии. Теперь она не возражает, если мы двинемся дальше.

— Все уже сделано, — говорил Питер, проверяя содержимое. — Я подал краткое изложение вчера днем. Мартин связался с представителями прессы сегодня утром. Думаю, релиз отправили факсом полчаса назад. Нам уже звонят по поводу интервью. Когда я только сказал ему, Мартин собирался снять их с продажи, но, поразмыслив, решил, что лучше рискнуть и предать дело огласке. Займет некоторое время, пока все, в настоящее время приписываемое Виктору Риису, будет пересмотрено. Они говорят о проведении симпозиума, где я сделаю основной доклад и представлю свою…

— Наслаждаешься?

— Почему нет?

Питер уставился на нее, застигнутый врасплох ее тоном. Выглядел он так, как будто только две минуты назад побрился и причесался, приготовившись давать интервью и фотографироваться.

— Это поразительная история. Открытие неизвестной художницы, выходящей на сцену спустя столетие безвестности. Один из сегодняшних звонков был из вашингтонского Национального музея женщин в искусстве. Не удивлюсь, если они пришлют кого-нибудь поучаствовать в торгах. Может быть, они будут первыми, кто устроит Северине Риис персональную выставку, как только все уладится.

Будто бы вызванный силой его слов, Фрейе явился образ: она так и видела надвигающуюся волну новостей, журнальных статей, выставок и диссертаций, которая вынесет Северину и ее работы к яркому свету научной экспертизы и обсуждений, в то время как ее собственный скромный вклад, хорошее знание подробностей истории останутся в тени.

Фрейя поймала себя на том, что, пока Питер продолжает вещать, она пытается догадаться, успел ли он уже помириться с Холлис. Видя, с каким удовольствием он перечисляет все новости и собственные организаторские успехи, Фрейя поняла, что новое открытие станет толчком для взлета его карьеры. И вынуждена была признать, что уже годы назад, когда Питер описывал свои шальные выходки по выходным, он отчасти завидовал молодым людям, чьи семьи владели загородными домами в Испании и ездили кататься на лыжах в Швейцарию. Может быть, светские развлечения всегда были для него не отдыхом после долгих часов напряженной работы, а просто еще одним способом построить карьеру, вплоть до отношений и брака с Холлис, семья и друзья которой были клиентами Мартина Дюфрена.

Питер говорил без остановки. В какой-то момент, неверно истолковав ее молчание, он прервался и заверил Фрейю в том, что она займет достойное место в разделе благодарностей его статьи в журнале. Но, даже с рвением рассказывая ей обо всем произошедшем в галерее с тех пор, как они вернулись из Копенгагена, он постоянно невольно поворачивал голову по направлению к звонившему где-то за его спиной телефону.


Логан был против аукционного зала. Фрейя понимала, что он будет чувствовать себя неуютно в этой атмосфере: большая комната с кроваво-красными стенами и вычурной кафедрой; повсюду представители участников со своими комплектами телефонов; облаченные в комбинезоны служащие с телосложением телохранителей поднимают каждый лот на подставку для обозрения под нависшим прямоугольником электронного табло, постоянно обновляющийся дисплей которого показывает текущую цену с одновременным преобразованием фунтов стерлингов в доллары США, евро, йены и гонконгские доллары.

Она постаралась доказать, что это самый безопасный вариант. Это общественное место, где никто не ожидает его увидеть; множество людей будут заняты своими делами; воистину идеальная явка. Фрейя была настойчива. У нее оставалось всего три дня: рано утром седьмого июля она должна упаковать чемодан и вернуться тем же путем, каким прибыла сюда, сделав на станции «Кингс-Кросс» пересадку на линию Пикадилли, которая доставит ее в аэропорт Хитроу. Если он хочет увидеться с дочерью до ее отъезда еще раз, Логану самое время приложить усилия, чтобы обуздать свою паранойю, хотя бы временно, и выйти из подполья.

В конце концов он согласился встретиться с ней у стола рядом с входом, где сотрудницы аукционного дома занимались регистрацией покупателей. Проходя через вестибюль, где была слышна трансляция хода аукциона, Фрейя увидела молодого человека в костюме, слегка напомнившего ей Питера. В одной руке он держал синюю табличку с белыми цифрами, а в другой — миниатюрный сотовый телефон, в который что-то говорил.

— Итак, ты выследила старину Михая, — проворчал появившийся из глубины помещения Логан; на нем был дорогой стильный пиджак. — Молодчина, Фрей. И раскусила художника… Я только одного не могу понять: зачем Риису было соглашаться на такую махинацию?

— Он очень долгое время боялся, что будет не в состоянии продолжать рисовать.

Фрейя пыталась определить, проявляет ли отец наконец искренний интерес к художнику или ей это только кажется, — чтобы решить, насколько подробно ему обо всем рассказывать. Но, только начав, она уже больше не могла удерживать свои мысли, полившиеся из нее теперь, когда никто другой, похоже, не собирался интересоваться их содержанием.

— У него был предрассудок, касающийся того, столько времени ему осталось, — объясняла она. — Его собственный отец внезапно стал не способен работать примерно в том же возрасте. Люди в то время начали переживать по поводу наследственных заболеваний. К тому же Виктор был не особо продуктивен; он был медлительным и старательным, а когда им пришлось поддерживать ее родственников, с деньгами стало очень туго. Он считал, что если будет обучать Северину, то она могла бы догнать, а то и обойти его в мастерстве. Виктор придерживался весьма эгалитарных взглядов на женские и мужские способности. Но он настоял на том, что им нужно скрывать, чем она занимается, и продавать все под его именем. Во-первых, это могло приносить больше денег, поскольку у него уже имелась общепризнанная репутация. А во-вторых, все их окружение состояло из людей с заскорузлыми и традиционными взглядами, которые отрицательно отреагировали бы на ее решение иметь собственную карьеру. Виктор, наверное, был убежден, что защищает ее от общественного порицания, в то же время разрешая ей рисовать, о чем она мечтала. В общем, его намерения можно считать благородными. Хотя занимательно, как подобный план при этом давал Виктору гарантии, что ему никогда не придется состязаться с ней.

— Ты все это знаешь или это твои предположения? — поинтересовался Логан, проницательно на нее глядя.

— И то и другое. Она больше не принадлежит мне, их история. Теперь ученые намерены распутывать ее дальше. Хотя есть кое-что еще. У Софии имелись некоторые личные сомнения насчет картин; ты об этом знал? Она думала, Михай мог подменить некоторые из них подделками, изготовленными его румынскими друзьями-художниками.

— Тяжкие времена у нее были в Румынии, у Софии, — произнес Логан, почесывая затылок. — Даже при том, что там вообще паранойя витала в воздухе. Ее помимо всего мучила ужасная бессонница. Я помню, они обсуждали походы по врачам, ничего не помогало. Путаница в голове, потеря сна. Это техника, которую они используют, чтобы ломать людей.

— А ты знаешь о… об инциденте со снотворными таблетками?

— А как же. Твоя мать так переживала из-за этого. Была уверена, что поступила неправильно, так она мне сказала. Ее только потом осенило, что София пыталась послать сообщение, это было как крик о помощи, попытка донести до ее муженька, насколько она страдает. У нее было недостаточно таблеток припасено, чтобы лишить себя жизни. Но из-за вмешательства твоей матери Алстед так и не получил сообщения. Маргарет говорила, что однажды пыталась ему сказать, но он не понял. Парень был не из самых догадливых.

Вопрос нужно было задать.

— Пап, а ты уверен… что это не было чем-то более личным, когда ты его сдал?

Логан Мур засмеялся. Это был самый неуместный смех, который она когда-либо слышала.

— Если ты имеешь в виду, достало ли меня слушать о нем, то конечно. Твоя мать ясно дала понять, что думает. А думала она, что Алстед был настолько лучше, чем кто-либо. И все почему? Да потому, что он был единственным, кто не распускал руки. И что из этого! Просто смелости не хватало сделать то, что хотел.

Фрейя чувствовала, как начинает гореть лицо.

— На это можно посмотреть и по-другому, — сказала она. — Например, возможно, у него было… я не знаю… умение владеть собой. Немного порядочности. Уважение к собственной жене. Может, просто он был такой?

Теперь она была готова заплакать. Из семьи ушел Логан, но она всегда винила Маргарет. Впервые Фрейя всерьез подумывала о том, чтобы позвонить матери. По крайней мере, им с Териз будет интересно послушать о Северине.

— Ну разумеется. Именно такой он и был.

В голосе Логана звучала горечь, но его не задело неявное обвинение.

— В недостатке благородства его точно не обвинишь, — продолжил он. — У таких людей это в крови, и дела их жизни заставляют всех остальных чувствовать себя никчемными.

Логан сверлил взглядом группу занятых людей, разговаривающих по телефону со своими клиентами.

— Не пойми меня неправильно. Он был хорошим парнем. На него можно было положиться.

Логан выдавил улыбку, в которой не было ни капли теплоты.

— Если бы все были такими, как он, не было бы необходимости в таких, как я.

— Ты хочешь сказать — в осведомителях?

— Я говорил тебе, Фрей. Все этим занимались. Разумеется, я периодически сообщал о всяком, но также много раз этого не делал. Как тогда, когда у меня имелось кое-что на семейку с верхнего этажа. Но я так ничего и не предпринял; а знаешь почему? Потому что ты дружила с их пацаном.

— Аурел.

Спускаясь перед ней по длинной лестнице без перил, он гордо вел ее к велосипеду, сверкавшему синим металлом. Она помнила, как, вдыхая воздух, пропитанный запахом свежего цемента, они вдвоем стояли перед велосипедом в подвале их недостроенного дома, под сплетением труб, окруженные горами строительных материалов. Теперь она должна поблагодарить Логана за то, что не сдал семью ее друга полиции?