Валера красиво говорил, нежно смотрел и загадочно улыбался. Все – как в кино. В какой-то момент Наде даже захотелось нарушить идиллию и как-то приблизить происходящее к жизни. Но она тут же одернула себя:

– Как навозный жук, который, приземлившись на клумбу, вместо того чтобы нюхать цветы, ищет удобрение. Нет уж! Буду нюхать цветы, пока аллергия не начнется.

На самом деле она, конечно, рассчитывала на большее, но получила по минимуму: они перешли на «ты». Во всем можно найти свои плюсы. Настроив организм на позитив, Надя тихо радовалась Валериной порядочности и уважению, которое так язвительно критиковала мама. Татьяне Павловне про любимого Надя решила не рассказывать.


Время шло, листы с расчетами и калькуляциями стоимости объектов уже не влезали в тонкую папку, а отец тем временем не подавал признаков жизни, не звонил и не интересовался, как продвигаются дела. Его трубка не отвечала, а других координат для связи у Надюши не было. Через неделю она забеспокоилась, через две отчаялась. Через три – испугалась. За это время она успела напридумывать такое количество объяснений, куда делся Иван Иванович, что мозг, казалось, перегрелся и начал испаряться от интенсивной умственной деятельности. Надя неожиданно поняла, что даже не знает, что именно на нее оформлено, в каком объеме, где и вообще – что делать? А вдруг на Ивана Ивановича упал кирпич, например? Или его хватил удар, или папаша просто посчитал свой отцовский долг выполненным и решил более в ее жизни не появляться? В конце концов, он оформил на нее фирму, а уж что с ней делать, можно было рано или поздно разобраться. Одна загвоздка – документы остались у него.

Не придумав ничего лучше, Надя поехала к нотариусу. Можно было, конечно, позвонить, но точный адрес она не помнила, а без этих данных найти телефон было невозможно. Фамилия нотариуса тоже как-то стерлась из памяти: то ли на «А», то ли на «М». Покружив по району, Надя с трудом нашла нужный дом. То есть дом, безусловно, был тот же, но таблички на подъезде не было. Ни на одном. Она точно помнила заборчик вдоль газона, один из столбиков которого был сбит, и детскую площадку во дворе. Прямо на крыше горки было черной краской написано неприличное слово. Вряд ли где-то еще могло найтись второе подобное сочетание примет.

– Отродясь тута нотариусов не было, – охотно сообщила маленькая круглая бабулька, выгуливавшая болонку в комбинезончике. – Сама погляди, жилой дом.

– Значит – не тот, – тоскливо подытожила Надя. Большей дурой она себя еще никогда не чувствовала. Не запомнить адрес, фамилию нотариуса, не взять у отца домашний телефон. Да что там говорить! Она даже у отца фамилию не спросила! А строила из себя умную. Оставалось только надеяться, что папа жив-здоров и скоро сам объявится. В конце концов – три недели не срок.

Люди учатся на ошибках, Надя тоже имела право ошибиться. Зато теперь она знала, как вести себя в подобной ситуации. Все не так уж страшно. Если в ближайшее время ничего не выяснится, можно будет посоветоваться с Викой, как найти данные на свою фирму. Пусть стыдно, пусть глупо, но варианты были. Неразрешимых проблем не существовало, имелись лишь люди, которым лень их решать.


«Все не так уж плохо», – повторила Надюша, ложась спать на исходе четвертой недели.

А на следующий день выяснилось, что она права. Все не плохо, все – ужасно.

Она сидела на работе, когда затренькал мобильный. Абонент не определился.

– Наконец-то, – прошептала Надя, решив, что объявился пропавший Иван Иванович. – Алле!

– Надежда Иванцова?

– Да. – Сердце упало и угловато покатилось куда-то в коленки.

– Это Немицкий. Месяц закончился, а вы не звоните, не пишете. Что случилось?

– Вы, вероятно, ошиблись.

– Как же я ошибся, если вы Иванцова.

Да, она была Иванцова, но кто такой Немицкий и почему ему нужно звонить и писать, Надя категорически не понимала. О чем и сообщила весьма неласково.

– Девушка, вы издеваетесь? – тихо рыкнул собеседник. – Не поняли, с кем связались? Проценты натикали на кредит. Отдавать надо.

Надя повесила трубку, одномоментно оглохнув, ослепнув и лишившись прочих чувств осязания. Вероятно, так и случаются сердечные приступы, ведущие к летальному исходу. Она уже начинала догадываться, но не хотела верить.

Телефон снова требовательно запищал.

– Не хочу ничего знать, – твердо сказала в пространство Надя. – И отвечать не буду.

После чего очень «последовательно» взяла трубку и снова алекнула.

– Ты сейчас добросаешься трубками. Я пацанов пришлю, они тебе живо все объяснят. И мамаше твоей. Короче, так: девятьсот в месяц и через полгода всю сумму вернуть.

– Что?

– А ты мне не «чтокай», – вконец обозлился собеседник. – Думаешь, я с твоей распиской в суд пойду? У нас свой суд: скорый и справедливый! «Я, Иванцова Надежда Ивановна, тра-та-та, тра-та-та, беру тридцать штук под три процента в месяц, обязуюсь вернуть по истечении шести месяцев, тра-та-та, тра-та-та, нотариус такой-то, такого-то числа…» Еще вопросы есть? Освежить память?

– Что такое «тра-та-та»? – обморочным голосом спросила Надюша, чтобы хоть что-то спросить.

– Автоматная очередь, – грохнул Немицкий. – А что же еще?

– Я не брала.

– Так папаша твой брал. А мне по барабану, ты на жалость не дави. Бумажка твоя, закорючка твоя, с тебя и спрос.

– А я могу отдать сразу всю сумму, чтобы проценты не платить? – Мозг медленно включался, но очень медленно, слишком медленно для столь серьезной ситуации.

– У тебя есть? – удивился Немицкий. – Зачем тогда брали?

– Я перезайму и отдам. Вы долларами по курсу возьмете? – У нее было отложено на черный день двести восемьдесят долларов. Не бог весть что, но хоть какая-то сумма. Остальные можно занять у Вики. Надо же, ради тысячи долларов родной отец второй раз предал. Какая гадость, как дешево стоят ее счастье и спокойствие.

– Детка, ты не в себе? Я именно долларами мыслю. Ты должна тридцать штук баксов. И девятьсот баксов по процентам в месяц. Ву компрене?

– А, – коротко вякнула Надя, старательно удерживая уплывающее сознание. – Да, да, конечно.

– Что «конечно»?

– Все «конечно». – Надя совершенно обезумела от ужаса и безысходности. Она была не в состоянии говорить, понимать и думать. Мозг утек, не попрощавшись и не оставив мыслительных резервов.

– Содержательно. Короче, так: я завтра позвоню и договоримся.

– Завтра, завтра, – болванчиком закивала Надежда. Ей сейчас было все равно, лишь бы ее оставили в покое, дали собраться с мыслями, отодвинули все то страшное, что на нее обвалилось бездушной ледяной глыбой.

– Ну, тогда до завтра, Иванцова. Бывай здорова.

Нажав отбой, Надя несколько раз тупо повторила последнюю фразу. В свете обрушившихся неприятностей, которые запросто можно было назвать трагедией, в этом прощании был и намек на ее незавидное будущее, и скрытый подтекст. «Бывать здоровой» ей точно не дадут, если не найти деньги.

– Спасибо, папа! – с чувством рявкнула Надя. Звук собственного голоса привел ее в себя. Легче не стало, но зато спало оцепенение первых секунд и мысли начали собираться воедино, как детали расплавленного терминатора в знаменитом голливудском фильме.

«Он просил не говорить матери. Правильно, знает, что она умнее меня, идиотки».

Надежда схватила со стола листок, сердито отмахнувшись от озабоченного Клякмана, нависшего над ней с тощей папочкой. Шефу явно было что-то нужно от подчиненной, он даже успел открыть рот, чтобы начать формулировать, но яростный Надин взгляд заставил его отказаться от своих намерений.

Нужно было занять себя чем-то. Хотя бы видимостью деятельности. Если сидеть просто так, то можно сойти с ума от страха, безысходности, отчаяния и стыда за собственную дурость.

Думать о том, за что и почему родной отец опять ее предал, сил не было. Да и смысла тоже. Факт от этого не перестанет быть фактом, долг не уменьшится, а проблема не решится. Надо было соображать, как выкрутиться. Впервые Надя поняла, почему люди накладывают на себя руки. Действительно, как просто – раз, и сбежал от всех проблем. Жизнь вообще – сплошная неразрешимая проблема.

Заработать эти деньги нечего было и думать. Ее зарплаты не хватит даже на выплату ежемесячных процентов. Взять в долг? А как отдавать? Вариантов не было. Надо было отвлечься от слова «невозможно» и выстроить логическую цепочку.

Нужны деньги? – Надо заработать.

Невозможно заработать на нынешней работе? – Надо искать новую.

Долг растет? – Надо перехватить первый взнос у адекватных знакомых хотя бы на первое время.

Последний пункт был притянут за уши. Единственной знакомой, у которой можно одолжить девятьсот долларов, была Вика. А два первых – просто из области фантастики. Выполнить их самостоятельно – нечего и думать. Требовалась помощь все той же Вики. Но говорить ей правду было стыдно. Просто ужасно, невообразимо стыдно. Как сложно перестать быть ленивой жабой, удовлетворенной климатом в своем болоте, и искать новый пруд с незнакомым ландшафтом и чужими комарами.


– Викуль, как жизнь? – заискивающе спросила Надя, содрогаясь от собственного коварства и унижения. Офис опустел, и никто не мог помешать их телефонному разговору. Конечно, деньги нужно просить лично, но как смотреть в глаза? Пересилить себя Надюша не смогла, поэтому позвонила и начала издалека.

– Выпить хочешь? – вопросом на вопрос ответила подруга.

Выпить Надя хотела. Для храбрости и для налаживания контакта. Хотя с Викой ничего налаживать и не надо было, но раньше Надюша денег у нее, да и ни у кого вообще, в долг не просила, поэтому необходимо было подготовиться морально и заодно подготовить будущую кредиторшу.

– Хочу.

– Приезжай, назюзимся, – то ли всхлипнула, то ли хихикнула Красовская.

Когда Надя приехала, стало ясно, что «назюзиваться» Виктория начала без нее. Макияж немного размазался, прическа сбилась, а лицо раскраснелось так, словно она плакала.

– По какому поводу пьянка? – нарочито весело поинтересовалась Надя, трясясь от напряжения.

«Чего я так вибрирую? – параллельно словам двигалась мысль в ее голове. – Ведь не ограбить же я ее собираюсь! Ну, не даст так не даст! Что-нибудь придумаю».

На самом деле Надюша прекрасно понимала, что если Вика не даст денег, то можно будет пойти и утопиться. Или удавиться. Или сделать с собой еще что-нибудь страшное и непоправимое. Зато не надо будет отдавать долг.

– Я теперь свободная женщина. Хочу пью, хочу не пью, – ухмыльнулась Вика. – Я одинока, как сосна в пустыне, как мотылек в океане, как кость в абрикосе.

– На поэзию потянуло? – уважительно и подобострастно спросила Надя. – Красиво излагаешь. Мне нравится.

– Да? – Вика покачнулась, но устояла. Только сейчас Надюша заметила, что подруга в красивом деловом костюме и на шпильках. Для обычного девичника в домашних условиях это было слишком нарядно. – А рога мои тебе как? Нравятся? Их же все, кроме меня, видели. Вот какая неприятность. И ты видела. Только почему-то молчала.

– Какие рога? – перепугалась Надя. – Ты что, перепила? Черти мерещатся?

Как это было некстати! Вопрос с процентами нужно было решить именно сегодня. Завтра уже будет звонить этот ужасный мужик, и ему нужно будет заплатить, чтобы он отвязался хотя бы на месяц, а там что-нибудь придумается, решится. Вдруг отец объявится и вернет долг сам. Мало ли – совесть проснется. Или вообще все окажется розыгрышем, недоразумением.

– Ой, вот не надо этого. – Вика изобразила пальцами что-то непонятное и нахмурилась. – Ты в курсе, что я уже не так молода, не так свежа, не соблюдаю диету, недостаточно слежу за собой, что там еще…

Она наморщила лоб и оттопырила нижнюю губу. Покосившись в зеркало и обнаружив там свое задумавшееся отражение, Красовская заржала:

– Ух, королевна!

Покорчив самой себе рожи, она пропела дурашливым голосом:

– Мне не страшен серый волк, потому что я страшней!

– Вика, что случилось? – Надя с перепугу даже забыла, зачем пришла. С подругой творилось нечто невообразимое.

Она вдруг сбросила пиджак и, оборвав пару пуговиц, сорвала с себя блузку.

– Видала? – торжествующе захохотала Вика. – У меня складки на животе, как у старой свиньи, и грудь висит! Висит! Как никому не нужен мужик, у которого висит, так и баба с висящими деталями никому не нужна! А еще, еще!

Она торопливо сдернула юбку и притопнула ногой:

– Видала?! Толстые кривые окорока! Здравствуй, Дедушка Мороз! Излечи мне варикоз! Рассоси мне целлюлит! А то муж со мной не спит!

– Сама придумала? – мрачно процедила Надя, соображая, как прекратить истерику: дать по физиономии или облить водой?

– Нет, – неожиданно успокоилась Виктория и как-то даже сникла, сдулась, устав орать. – Мне сегодня этот шедевр стихосложения продекламировала одна юная оторва.

– Тебе делать нечего: всякую ерунду слушать и на свой счет принимать? Шла бы мимо, – пожала плечами Надя.