Начальник утопал куда-то в недра отеля, а Надя схватилась за телефон.

– Ты опять с работы? – возмутилась Вика. – Если боишься идти ночевать домой, приезжай ко мне. Но лучше пересиль себя и дай мамаше понять, что она в квартире прописана не одна. Так что пусть соблюдают вооруженный нейтралитет.

– Да не в этом дело! – зашептала Надюша, воровато оглядываясь. – Тут такое дело. Меня Рельке на ужин приглашает.

– Хто? – ахнула Красовская и восторженно добавила: – Обалдеть! Наш мальчик спекся! Подумать только, завтра все упадут!

– Вика! – взвыла Надежда. – Не вздумай никому сказать! Я ж только тебе, как лучшей подруге, по секрету! Я думаю, он хочет, чтобы я тут шпионила. Как только все узнают, что я с ним шушукаюсь, от меня начнут шарахаться. И все, прощай мои заработки!

– Нет, я не понимаю, ты дура или прикидываешься? Иванцова, встряхни мозги. Ты что, ущербная какая или контуженая? Почему мужчина не может тебя пригласить на ужин просто так?

– Какой мужчина? При чем здесь…

– О, хорошо, что «партайгеноссе» тебя не слышит. А то бы оскорбился насмерть и выжил тебя, бестолочь, из отеля. «Какой мужчина?» Рельке, сообщаю тебе на всякий случай, мужского полу. Мужского! А стучать ему ты на фиг не сдалась, он и без тебя все знает. Нет, ну как жизнь людей скрючивает! Надо же, как тебя выключило, что даже приглашение пожрать воспринимается как вербовка.

– Ты что, думаешь, что он меня… что я ему… – Язык у Надюши начал заплетаться.

– Да-да, он тебя, если ты ему. Надька, ну ты валенок!

– Ужас какой! – искренне испугалась Надюша.

– Нет, тебя лечить надо. Шикарный мужик, при деньгах, мозгах, работе, по которой он тебя, кстати, может повысить, солидный, серьезный, по бабам не бегает! В конце концов, он же тебя не замуж зовет, а покормить!

– Слушай, а у них же там эмансипация. – Надя подумала о деньгах, и голос ее дрогнул. – Вдруг он имеет в виду, что я должна сама за себя платить?

– Так возьми и спроси его. Какие проблемы? Знаешь анекдот? Пришел лев в лес и говорит всем, мол, я тут главный. Волку завтра прийти ко мне, я его съем. Волк пришел, лев его стрескал. Велел прийти лисе. Лиса пришла, ее он тоже съел. Следующим сказал прийти зайцу. А заяц спрашивает: «А можно не приходить?» – «Можно!» – отвечает лев. Вывод – надо задавать вопросы. Есть вопрос – задай его, получи ответ и живи спокойно. Излишняя интеллигентность вредит здоровью и душевному благополучию.

– Он же из Австрии, – уныло напомнила Надя, уже не зная, к чему придраться. Начальство для нее пола не имело и пугало неожиданными планами на сближение. Чем дальше от начальства, тем спокойнее.

– Если бы он был из Африки, я бы поволновалась, позови он тебя с мамой знакомиться, – резонно парировала Вика. – Ну, мало ли, может, у них там обычай – гостей на рагу пускать. Но он из Австрии! Надь, из цивилизованной сытой Европы. В которую тебя, кстати, еще пока никто не зовет! И не разевай рот особо.

– Да как-то не очень мне… – пролепетала Надя. – На чужом языке разговаривать, не пошутить, не поболтать нормально. Буду как деревянная. Да и он остроумием не блещет. Как треска перемороженная.

– Не зли меня. Ты с ним только по работе общалась. Вот пойди и разберись в неформальной обстановке.

– Но я стучать не буду. Я уже решила! – на всякий случай подстраховалась Надя.

– Клиника, – констатировала Красовская. – Что ты со своей жизнью делаешь – уму непостижимо! Иди, Мата Хари! Будешь двойным агентом, а я, если что, прикрою. Удачи тебе, и не забудь нормально накраситься. Естественность идет только загорелым девушкам, а ты зеленая, как жертва Бухенвальда. Так что подретушируй портрет.


Сохранить ужин с Рельке в тайне не удалось. Начальство совершенно не собиралось скрывать Надю от окружающих, буквально под руку доведя ее до своего автомобиля. С одной стороны, это вселяло надежду, что встреча не конспиративная и ничего противного ее высокой нравственности он не предложит. С другой стороны, завтра только глухой не будет знать о том, что Иванцова уехала с работы вместе с шефом. Можно даже предположить, какими чудовищными слухами обрастет этот факт. Особенно учитывая то, что Надя тащила с собой баул с вещами, забранными от Валеры. Места в шкафу не было, поэтому весь день сумка пролежала у нее под ногами, а теперь надо было везти ее к маме.

Округлив глазенки при виде Надиного багажа и испугавшись, что сотрудница неправильно его поняла и собралась на новое место жительства, босс подхватил торбу и вопросительно затормозил у открытого багажника в ожидании комментариев.

«Небось думает, что я имущество из гостиницы вывожу», – ужаснулась Надюша и поспешно объяснила:

– Это личные вещи. Я сегодня переезжаю к маме.

Для Рельке понимание ситуации это никак не облегчило, но сумку он загрузил.


Ресторан шеф выбрал довольно скромный, поэтому Надюшины переживания по поводу отсутствия вечернего платья оказались напрасны. Спрашивать про оплату она так и не решилась, а потому весь вечер чувствовала себя чрезвычайно скованно, словно нерадивая студентка на госэкзамене.

Рельке как-то незаметно перешел на «ты», не требуя от нее ни питья на брудершафт, ни дальнейшего братания с поцелуями. Надя, боясь опростоволоситься, тщательно следила, что и какими приборами он ест. Она категорически отказалась от морепродуктов, а потом жалела, так как никаких подвохов в виде устриц или несъедобной живности там не оказалось. Пить тоже было страшно, но пригубить вино, к слову сказать, невероятно кислое и терпкое, пришлось.

– Тебе не нравится здешний алкоголь? – удивился Рельке и демонстративно отхлебнул минералку.

– Нравится, – соврала Надя. – Господин Рельке, а почему вы не пьете?

– Во-первых, мне бы хотелось, чтобы ты называла меня Ивальд. Это мое имя. Если я приглашаю тебя на ужин, то это автоматически означает, что мы можем избегать в общении формальностей. Во-вторых, я за рулем. Но вино уже заказано, поэтому его надо выпить.

«Вот зануда-то, – затосковала Надя. – Может, он споить меня хочет. Да я от целой бутылки тут и «Цыганочку» спляшу, и стриптиз покажу, а завтра проснусь простой российской безработной».

Поскольку Надежда вежливо отмалчивалась, говорил Рельке. Почему-то процесс поглощения пищи на его разговорчивости ничуть не отразился, и все у него получалось красиво, как в кино, – говорить хорошо поставленным голосом и при этом не давиться и не ронять ужин изо рта. «Партайгеноссе», торжественно поблескивая очками, рассказывал про перспективы развития компании и свои перспективы в частности. Никаких комплиментов подчиненной он не отвешивал, руки не распускал, к сотрудничеству не склонял. Зато по ходу беседы вдруг выяснилось, что сам Рельке начинал с простого носильщика и шел к своей должности почти десять лет.

– У тебя большое будущее, если ты будешь много учиться и много работать, – назидательно сообщил он и победоносно улыбнулся.

«А интересный мужик!» – неожиданно подумала Надя и подобралась. Не хватало еще романа на рабочем месте. Обычно такие романы заканчиваются вместе с карьерой и зарплатой. Нельзя класть все яйца в одно гнездо и допускать, чтобы личное зависело от общественного, иначе потеряешь все сразу. Хотя Наде особо терять было нечего. Но и уверенности, что за ней ухаживают, у нее тоже не было. Конечно, ужин подразумевал что-то такое, но что? Может, заскучавшему боссу было не перед кем повыпендриваться и похвалить себя, прихвастнуть. А тут такая благодарная аудитория, подкупленная его начальственным положением и собственной зависимостью.

Досконально проверив счет и дождавшись сдачи в полтора рубля, Рельке потребовал завернуть все недоеденное с собой, зацепил отчаянно красневшую от его крохоборства Надю под локоток и вальяжно поплыл на выход.

Высоченный, широкоплечий европеец с мелочными замашками старого скряги и манерами особы царских кровей… Надя недоумевала, как относиться к этакому коктейлю, и нервничала в ожидании кульминации. Ведь для чего-то же он ее пригласил!

Рельке был галантен до судорог. Он открывал перед нею все двери, пропускал вперед и поддерживал под руку, как будто она была немощной герцогиней девяноста лет от роду на придворной церемонии. Посадив Надю в машину, он рысью понесся на свое место, словно боялся утомить пассажирку лишними мгновениями ожидания.

«Дурдом!» – заерзала Надежда, отследив метнувшуюся вокруг драндулета тень шефа.

Вместо поцелуя руки он галантно вручил ей пакеты с едой.

– Спасибо за приятный вечер, – откланялся Рельке, оставив недоумевающую Надю у подъезда с мешком в руках и баулом под ногами.

Надя тревожно улыбнулась, опасаясь, что с нее потребуют компенсации в любом виде, но шеф отбыл почивать неотблагодаренным.


– Я тут поесть из ресторана привезла, – подлизнулась Надя к маме, открывшей дверь.

– Умница, – немедленно подлизнулся в ответ Анатолий Викторович.

Два нормальных человека, мыслящих логично и трезво, готовили плацдарм для сосуществования в условиях малогабаритной квартиры. Конечно, оба предпочли бы обойтись без столь напряженного соседства, но жизнь диктовала свои условия. С соседом спорить можно, с жизнью – нет. То есть теоретически, разумеется, можно, но на практике КПД будет равен нулю.

Татьяна Павловна была женщиной независимой в мнениях и суждениях, далекой от логики приспособленчества и резкой на язык. Поэтому она оттопырила нижнюю губу, понимающе кивнула и протянула:

– Объедки принесла из своей гостиницы? Ну-ну. А мы как раз уже поужинали. Так что приятного тебе, доченька, аппетита. И на будущее учти – я чужое не доедаю, у меня свое в холодильнике стоит.

– Таня, – предостерегающе дернул ее за рукав дипломатичный Анатолий Викторович.

– Что Таня? – передразнила его мама. – Не доходи в своей дипломатии до идиотизма. Кстати, только позавчера ты лепетала что-то про будущего мужа. И куда делся сей ценный экземпляр, призванный обеспечить мою спокойную старость? Когда уже я смогу спокойно пожить для себя, а не нянчиться с великовозрастной дочкой?

– Когда квартиру разменяем, – процедила Надя. – Я как раз подыскиваю варианты.

– Ты свихнулась? – хмыкнула Татьяна Павловна и беспомощно оглянулась на притихшего рыцаря. – На что можно менять этот скворечник? На две собачьи будки в пригороде? Что ты еще придумала?

Ничего такого Надя не планировала, но начала придумывать на ходу. Просто из принципа, чтобы не отмалчиваться, ибо молчание, как известно, знак согласия.

– Каждая ячейка общества должна жить отдельно, – просветила она присутствующих, выуживая из мешка недоеденные продукты. – В нашей ситуации я наблюдаю три ячейки…

– Две, – деликатно поправил Анатолий Викторович. – Мы с Таней…

– А никто вас и не делит, – утешила его Надежда, проигнорировав мамины круглые глаза и красные пятна, ползающие по щекам Анатолия Викторовича, нервничавшего в преддверии скандала. – Есть одинокая я, ваш дуэт и третье звено в цепочке – моя будущая гражданская бабушка. Или кем мне там будет приходиться ваша мама?

Надя ясным наивным взглядом уставилась на Анатолия Викторовича.

– Моя мама? А при чем здесь моя мама? Мою маму трогать нельзя! – в ужасе замотал головой великовозрастный сын. – Это ж пороховая бочка.

– Моя мама тоже не букет ромашек. – Надя торжественно выгрузила недопитую бутылку вина и аккуратно сложила пакет. – Но нужно смотреть правде в глаза. Жить здесь втроем нам будет не особо комфортно, и долго в мире и согласии мы не протянем. Если интеллигентно объяснять, то здесь вам мешаю я, там – бабуля. Если по-простому, то здесь вы мне мешаете, а там – бабуле. В любом случае диссонанс. Надо сложить квадратные метры и поделить их по справедливости.

– Но это невозможно! – прошептал деморализованный ее логикой Анатолий Викторович.

– Еще как возможно, – утешила его Надя. – Это коммуналку тут устраивать невозможно, а разъехаться очень даже легко. Молодая семья должна жить отдельно от родственников, иначе это не семья, а колхоз или табор.

– Я что-то мысль не ловлю, – атомным ледоколом вклинилась в диалог Татьяна Павловна. – Откуда молодая семья, ежели ты тут с вещами, а мужик твой неизвестно где?

– Молодая семья – это вы, мамуля! – Надя поболтала бутылкой. – Пить со мной будете?

– Будем! – обрадовался Анатолий Викторович. Ему, как и каждому мужчине, казалось, что большинство проблем решается именно так.

– Не будем, – тряхнула прической мама. – Только пьянок на нашей коммунальной кухне не хватало. Все. Тема питья и разъезда закрыта. Временно. Вплоть до особого распоряжения.


На следующее утро Надя заметила, что здоровается с ней гораздо большее количество служащих отеля, а охранник впервые благодушно и демонстративно махнул рукой на предъявленный пропуск.


Рельке был уже в кабинете, свежий, как огурец, и злой, как бультерьер, у которого из-под носа утянули кость. Сквозь стекло Надя видела, как он отчитывает швейцара. Тот стоял понурившись и покорно кивал головой в такт воплям.