Впервые за довольно долгое время Надежде предстояло добираться до дома самостоятельно. Она уже так привыкла ездить с Рельке, что чувство неудобства было тягостным и раздражающим. Как будто на самом интересном месте оборвали любимый сериал, заменив чуть ли не мультфильмами, или нарушили сладкий сон, среди ночи выгнав на мороз под вопли «Пожар!». Привычный размеренный ход жизни был нарушен. Душевный дискомфорт испортил Надежде настроение, и она вышла на улицу, расплескивая раздражение.
У входа горестным изваянием маячил Андрей Красовский.
– Кого ждешь? – бодро вступила в диалог Надюша, смутно надеясь, что именно Красовский и подкинет ее до дома. Ведь она-то с Андреем не ссорилась.
– Тебя, – буркнул тот неприязненно.
– Меня? А зачем? Нет, то есть здорово…
– Иванцова! Исчезни! – с горестными нотами в голосе рявкнул Красовский.
– Хам! – обиделась Надюша.
– Уйди, а! Надь, не до тебя!
– Мириться пришел, – мстительно констатировала Надежда. – А чего без цветов?
– Чтобы я, как идиот, тут с веником маячил? Да ни за что! Я кольцо купил.
– Покажи. – Наде хотелось поговорить. Глядишь – слово за слово, наладится контакт, а там и домой довезет. Ноги после смены гудели и категорически не несли в метро.
– Слушай, Иванцова, может, тебе его еще померить дать? – съехидничал Красовский.
– Дай.
– Сейчас как дам – улетишь. Не маячь, иди, куда шла.
– Обидеться, что ли, на тебя, – задумчиво протянула Надя.
– Обидься! – искренне обрадовался Красовский. – Обидься и проваливай.
– И тебе всего хорошего, – вздохнула Надюша.
Вика сегодня ушла раньше, но Красовский не заслужил того, чтобы ему об этом сообщать. Обойдется.
Что ни делается – все к лучшему. Если все время повторять этот постулат, то жизнь будет выглядеть гораздо позитивнее, чем она есть на самом деле. Прогулявшись до метро, Надя заодно купила новые сапожки. Ходить в старых было уже физически невозможно. Каблук на них регулярно отклеивался, а Надежда с такой же регулярностью приклеивала его на место. В какой-то момент слой клея стал уже таким, что хозяйка при ходьбе довольно ощутимо прихрамывала, и дальнейшая процедура реанимации обувки не имела смысла.
Это приобретение подняло настроение и лишило Надю необходимости тащить на вечеринку сменную обувь.
Вдень корпоратива в раздевалках образовалась очередь в душ, а розеток для фена категорически не хватало. Шустрые горничные вообще ходили сушиться в свободные номера. Даже в салоне был ажиотаж. Но предусмотрительная Надя была к этому готова. Прическу она сделала еще утром, прихватив с собой лишь пенку на всякий случай. Очаровательный брючный костюмчик был взят напрокат накануне. Все складывалось наилучшим образом. Надежда чувствовала себя не просто человеком, а весьма привлекательной женщиной. До последнего момента она надеялась, что поедет с Рельке, но напрашиваться постеснялась. Шеф суетился вместе со всеми, внимания на старательно мельтешившую рядом Надюшу не обращал, поэтому недолго думая она забралась в общий автобус.
Для вечеринки был арендован огромный особняк, по которому с бокалами и тарелками бродили знакомые, полузнакомые и вовсе незнакомые лица. Красовская налипла на плечо замдиректора и всячески демонстрировала свое право собственности, игнорируя окружающих. Надя заскучала, ощущая себя неловко среди веселящихся коллег. Найти Рельке в этой толпе было просто невозможно, а ходить одной как-то даже стыдно. Она застеснялась, прибилась к одному из столов и начала тихо напиваться от расстройства и разочарования.
Когда Рельке ее нашел, девушка была уже прилично навеселе, но в сознании. Даже на ее немецком это не отразилось.
– Где ты был? – Она обиженно треснула его кулачками по лацканам пиджака. – Я стою тут как… как… елка!
– Такая елка не должна стоять тут, она должна украшать более достойное место, – подумав, совершенно серьезно сообщил тоже по-немецки шеф. – Хочешь потанцевать?
– Нет!
– А поесть?
– Нет! И пить тоже не хочу! Я уже напилась и наелась! – Надя похлопала себя по животу и чуть не икнула.
– Что мне сделать? Ты сердишься? Это наша первая ссора? – Казалось, что Рельке пребывает в восторге от того, что они наконец-то поссорились.
Надюша тоже была бы не прочь разнообразить их общение человеческими эмоциями, пусть даже легким скандалом. И любопытные взгляды персонала ее сейчас ничуть не смущали.
– Сержусь. – Ей очень хотелось взять Рельке, например, за уши, но они были слишком высоко, поэтому Надя потянула за галстук.
– Ты много выпила? – догадался наконец-то заморский принц.
– Много не много, но больше не буду. Мне уже хватит. – Надя важно и презрительно покосилась на стол с бутылками, словно алкоголик, начинающий с понедельника новую жизнь. – И вообще мне здесь надоело.
– А по-моему, тут достаточно весело, – пожал плечами Рельке.
– Тебе весело – ты и веселись, – надулась Надюша и попыталась кокетливо оттопырить губку. Вероятно, получилось нечто ужасающее, поскольку губу было видно обоими глазами. Скосив для контроля взгляд к носу, Надя подумала и закатала губу обратно. Такое кокетство больше походило на попытку испугать до полусмерти.
– Я не люблю многолюдные мероприятия, – сокрушенно хлопнул себя руками по ляжкам кавалер. – Но я подумал, что ты много работаешь, поэтому захочешь расслабиться. Но если не хочешь, давай уедем.
– Давай, – немедленно согласилась Надя. Она с одинаковым восторгом поехала бы сейчас и домой спать, и к Ивальду для начала нового витка их отношений.
– Домой? – уточнил шеф, устраиваясь за рулем.
– Домой, – кивнула Надюша, откинувшись на сиденье, потом повернулась и, в упор глядя на Рельке, добавила: – К тебе.
Спокойно кивнув, он завел мотор.
«Надо понимать, не возражает, – насмешливо констатировала Надежда. – И то хорошо».
Около трех часов ночи, когда Ивальд, сверкая голым задом, аккуратно развешивал сброшенные впопыхах свои и Надины вещи, затрезвонил мобильник.
– Моцарт, – продемонстрировал эрудицию Рельке. Надя блаженно щурилась, надеясь, что аппарат разрядится и лишит ее необходимости шевелиться.
– Что здесь написано? – Он строго посмотрел на экранчик и протянул ей телефон.
– Мама, – пробормотала Надежда, прочитав надпись «Равняйсь, смирно». Так незатейливо именовались звонки, поступавшие из дома.
– Наденька, деточка! – заорал Анатолий Викторович. – Ты жива?
Рельке мрачно засопел, услышав явно мужской голос, а Надя хмыкнула:
– Ивальд, я жива?
– Ты? Нет! – Он попытался изобразить то ли Бэтмена, то ли летучую мышь, но, вспомнив, что из одежды на нем только очки, застеснялся и ринулся в шкаф.
– Кто там? – ужаснулся Анатолий Викторович. На заднем плане что-то напористо и сердито шептала мама. Вероятно, давала инструкции по ведению переговоров. – С кем ты?
– Я с мужчиной.
– С мужчиной? – пугливым эхом повторил Анатолий Викторович.
– А что вас удивляет? Хуже было бы, если бы я ночевала с теткой. Вот это был бы номер. А так – ничего экзотического. Привыкайте. Дети – это такая ответственность, ого-го. Ну, ваша мама небось уже пугала страшными рассказами про неуправляемых отпрысков. Со своей стороны бессонные ночи и кучу проблем я гарантирую.
– Кто он? – строго спросил Анатолий Викторович, проигнорировав ее остроты.
– Хороший человек. Вам недостаточно, что я жива? Еще спросите, чем мы тут занимались!
– Да знаю я чем! Безобразие! Надо было нас с мамой предупредить! Ты же сказала, что будешь жить с нами, а сама пропала. Я уже собирался морги обзванивать.
– Размечтались, – пробормотала Надюша, испытывая легкие угрызения совести. Похоже, этот чужой мужик искренне испугался и на полном серьезе переживал за непутевую дочку любимой женщины.
– Что маме передать? – спросил Анатолий Викторович под свистящий шепот на заднем плане, переходящий в возмущенный вой.
– Привет ей передайте. Не угодишь на вас. Пришла – плохо, не пришла – опять геморрой.
– Спокойной ночи, – обиделся Анатолий Викторович.
– Угу. До свидания.
В комнату вернулся Ивальд с двумя коктейлями, украшенными зонтиками. Надя прыснула и повалилась на подушки. Мощный торс директора службы размещения обтягивала веселенькая пижама с улыбающимися сердечками. Жизнь удалась.
На следующий день позвонила совершенно забытая в вихре последних событий Фингалова. Теперь она все переосмыслила и желала удалиться от мирской суеты.
– В монастырь, что ли? – недоуменно переспросила Надя.
– Не совсем. Я хочу слиться с природой и очиститься.
– Зимой на природе очиститься? – удивилась Надя. – В проруби, что ли, искупаться? Анька, не говори загадками. У меня скоро заезд большой, времени мало. Давай по существу.
– А хочешь со мной? – оживилась Фингалова. – Там ты будешь независима от условностей и защищена от грязи зловонного мегаполиса.
– Фингалова, ты что курила? Сено из декабрьских подснежников? Чего несешь-то? Или ты нашла веселого фермера, который тебе напел про прелести деревенской жизни и записал в свои крепостные?
– Нет, я познакомилась с удивительной женщиной. Знаешь, это судьба. Она подошла ко мне на улице, взяла за руку и сразу сказала, что видит все мои горести. Представляешь, сестра Елизавета видит карму человека и может ее осветлить.
– Осветлить? – обморочным голосом повторила Надя и тревожно заозиралась. – А когда ты на природу отбываешь?
– Хочешь со мной? Я так и знала! – Голос Фингаловой залучился неподдельной радостью. – Сестра Елизавета сказала, что за каждого нового просветленного мы будем получать дополнительный цветок счастья на небесах.
– Мечтаю просто. Без меня в свою прорубь ехать не смей. Сможешь сегодня вечером напоследок оскверниться и подъехать к гостинице? Я работу сменила. Пиши адрес.
– Ты надо мной не насмехаешься? – подозрительно уточнила Фингалова, но адрес записала. – Тут все серьезно, ты не думай. А жить мы будем в Безмятежной долине. Это рай на земле. Туда можно попасть только единожды, обратного хода нет.
– Ух ты! – неопределенно восхитилась Надя и строго напомнила: – Только обязательно ко мне сегодня приезжай.
Надо было срочно что-то придумать.
Красовская ничего дельного не предложила, посоветовав вызвать психиатрическую перевозку, примотать Фингалову к носилкам и держать в больнице, пока они с «сестрой Елизаветой» окончательно не забудут друг про друга. Любимый мужчина тоже не пришел в восторг и участвовать в операции по спасению неизвестной сумасшедшей девицы отказался.
– Секты – это очень опасно, – изрек он, строго сверкнув очками. – Ты будешь думать, что выручаешь знакомую, а на самом деле сама увязнешь в их сетях. Это серьезные финансовые аферы, поэтому и специалисты у них серьезные. Секта – это не группа психически нездоровых людей, это организация, которой руководят здравомыслящие мошенники.
– А что мне делать? – расстроилась Надя. Судьба чокнутой Фингаловой никого, кроме нее, не волновала.
– Ничего. – Ивальд начал сердиться. – Почему ты должна что-то делать для нее? Я хочу после работы поехать домой, посмотреть хорошее кино и повторить то, что было вчера. И так я хочу жить каждый день. Я не люблю скользкие истории и чужие проблемы.
Он был прав. Но загадочная русская душа не желала прозябать в болоте спокойствия и стабильности. Ее тянуло на подвиги, к амбразуре. В конце концов, как потом жить, зная, что не протянул руку утопающему, побоявшись промочить ноги?
– Пошли в кондитерский, стырим тортик? – позвонила Наде Вика. – Марио мне сегодня строил глазки и обещал угостить по-тихому. Можешь на пятнадцать минут убежать?
А кто бы Надежде теперь возразил, задумай она уйти не на пятнадцать минут, а вообще попрощавшись до завтра? Никто.
И она побрела в кондитерский отдел в надежде, что Вика даст хоть какую-нибудь дельную мысль.
Марио, увидев их, начал заливаться соловьем, заматывая визитерш в звучную итальянскую речь, словно в шелковый кокон. Марио Ниоли владел русским в совершенстве, но девушек соблазнял исключительно на языке Петрарки. Русскому его научила бабушка, вывезенная в солнечную Италию еще до войны. Она же внушила внуку, что итальянские мужчины – самые-самые и именно итальянский является языком любви. Марио искренне считал себя самым-самым, поверив бабушке, и переубедить его не могли ни плюгавый рост, ни довольно сомнительное отражение в зеркале, демонстрировавшее обширные залысины, косматые брови и нос, как у пеликана.
– Эх, Марик, вот слушала бы и слушала тебя, – вздохнула Красовская, отлепив от талии клешню лучшего кондитера города, а то и всего континента. – А что ты все за меня да за меня хватаешься? Вон я тебе девушку молодую-красивую привела.
– Если я схвачусь за эту девушку, то перестану себя уважать. – Марио раздул ноздри и изобразил нечто героически-высокомерное.
"Муж для девочки-ромашки" отзывы
Отзывы читателей о книге "Муж для девочки-ромашки". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Муж для девочки-ромашки" друзьям в соцсетях.