– Ладно, – вздохнула подпольщица и неприязненно покосилась на Марио. – Куда его?
– Куда попросит! – Надя была уверена, что итальянец, прокатившись вдоль городских достопримечательностей, повезет Фингалову ужинать. Домой. Потому что с такой потрясающей воображение спутницей ни в одно приличное место его не пустят.
С чувством выполненного долга Надя отправилась обратно в гостиницу искать Ивальда.
В очередной раз Надежда с изумлением наблюдала за перевоплощением австрийца. Начальник службы размещения, отгородившись от любимого отеля дверцей личного авто, снова стал мужчиной, рядом с которым Надя плавилась, как лед на газовой конфорке: стремительно и безвозвратно, превращаясь в облако пара и улетая к звездам.
– Мне нравится с тобой целоваться, – констатировал Ивальд, с трудом отлепившись от Надюши и бестолково ища ключи. – Только иногда я плохо себя контролирую. Тебя это не смущает?
– Меня смущает, когда ты себя контролируешь, – честно призналась Надя. – Я пугаюсь.
– На работе следует думать только о работе, иначе это повредит и делу, и репутации. Мы будем отвлекаться и станем объектом сплетен. Я слишком дорожу нашей связью, чтобы позволить окружающим обсуждать нас.
Слово «связь» Надежде не очень понравилось. Но в общем и целом Ивальд был прав. Тем не менее успокоиться она никак не могла. Хотелось экспрессии и африканских страстей при свидетелях. Хотя бы разок.
– Ты боишься, что руководство узнает и у тебя будут неприятности? – обидчиво пробурчала Надежда.
– Нет, не боюсь, – удивился Ивальд. – У меня не то положение, чтобы бояться. Тем более что руководство в курсе. Близкие отношения между служащими не приветствуются, но и не запрещены.
«А он ведь даже ни разу не сказал, что любит, – вдруг подумала Надя. – Связь, отношения… А где любовь?»
– Ты передумала нянчиться со своей сектанткой? – Рельке уже пришел в себя и готов был к ровному диалогу. По крайней мере до их приезда домой.
– Я ее передала Марио.
– Зачем? Что он с ней будет делать? – занервничал Ивальд. – Это лучший кондитер. Ты не представляешь, чего нам стоило уговорить его приехать в Россию!
– Ничего с твоим Марио не случится. Он просто поухаживает за девушкой и напомнит ей, что можно быть счастливой не только на краю света в компании полоумных сектантов.
Через пару кварталов, основательно обдумав услышанное, Рельке строго сообщил:
– Я не одобряю.
– Ну и что? – вспыхнула Надя.
– Я бы предпочел, чтобы все решения мы принимали вместе!
– Но ты сам не захотел меня слушать!
– Я не захотел, потому что это глупость. И мне бы очень хотелось, чтобы ты не совершала опрометчивых поступков. Со мной надо советоваться.
– В следующий раз обязательно, – мрачно согласилась Надежда и отвернулась.
«Просто челюсти сводит, какой правильный. Невыносимо нудный! Не мужик, а свод инструкций…»
Ее гневные размышления были прерваны Ивальдом. Надо было отдать ему должное: несмотря на все занудство, мириться он умел. И никакие слова ему для этого не понадобились.
Надя сидела, обложившись документами, и раздраженно хмурилась. Завтра опять будут проблемы – несколько туристов-индивидуалов оставались без номеров. А бронирования им уже подтвердили. Девочки сказали, что это обычное явление во время сезона, коим являлся Новый год, но легче от этого не становилось. Нужно было обзвонить ближайшие отели такого же уровня, чтобы найти места там. Иначе будет скандал.
– Иванцова, зайди, – буркнул в трубке Сергей Сергеевич.
– А по телефону никак? – вздохнула Надя. – У меня цейтнот.
– С головой все в порядке? – равнодушно уточнил Потапов. – Это тебе или мне надо?
– Бегу. – Надежду даже заколотило. Неужели ее проблема как-то решилась? Этого не могло быть! Хотя могло, если все решилось не в ее пользу.
– У меня для тебя две новости: плохая и хорошая. С какой начать? – этим вопросом ее встретил Потапов, одновременно попросив секретаря принести валерьянку.
После этой просьбы у Нади начали подгибаться ноги и взмокла спина. Отвратительная слабость ползала по сосудам, заставляя трястись, как в ознобе.
– Иванцова, садись. Слушай сюда. Прими мои соболезнования – отец твой умер.
– Что с ним? – Ком в горле раздулся до размеров аэростата. Он давил на глаза, выжимая слезы, и тяжелым булыжником опирался на сердце.
Жизнь крутится как волчок, поворачиваясь то одним боком, то другим. Черное сменяет белое, то сливаясь в сплошное пятно, то вновь распадаясь. Человек, которого ты любишь, в одно мгновение может стать злейшим врагом, а враг перейти в лагерь друзей. Любовь превращается в ненависть из-за одного слова или подозрения, ненависть трансформируется в благодарность из-за одного поступка, благодарность начинает тяготить с течением времени. Орнамент судьбы причудлив и бесконечен.
Еще вчера она считала отца подлецом, предавшим и бросившим, сломавшим ее жизнь дважды, а сегодня оказалось, что он не бросил. И если бы не его смерть, то…
– Погоди рыдать. Я тебе не для этого валерьянку заказал, – участливо наклонился к ней Потапов. – Отец твой умер почти двадцать лет назад. Так что погоди оплакивать. Вот этот хмырь тебя удочерить пытался?
Сергей Сергеевич подпихнул Наде три глянцевые фотографии. Она отшатнулась.
– Да, он. Я не поняла, он мне не отец?
– Еще бы ты с первого раза понимала. Соображала бы быстро – не вляпалась бы. Вот таких разинь они на конфетку и ловили. Обычный аферист, мошенник-виртуоз, у них там целая группа была. Один шуры-муры с тетками крутил, второй нотариуса изображал, а третий кредитора. Изредка ролями менялись. Ты заявление писать будешь?
– Не понимаю я ничего! – чуть не плакала Надя. – Вы нормально объяснить можете? Я деньги кому-нибудь должна?
– Должна. Мне. Штуку баксов, как договаривались. Мне людям заплатить надо за работу. А больше никому.
– Как? А Немицкий? Он мне угрожал!
– Нет в природе никакого Немицкого. Я вот удивляюсь. Вот вы, бабы, такие все из себя умные, проницательные, а как до дела доходит – обхохочешься. Ты расписку у него свою видела?
– Видела, – обиделась Надя. – Он мне копию из рук показывал.
– Так копию-то забрать надо было, чтобы умным людям показать. Мне, например. Филькина грамота. Ее, кстати, изъяли при обыске.
– При аресте? Он арестован? А как? Ой, Сергей Сергеевич! Я вам так благодарна! Что, честно? А как так получилось? Ой, а расскажите, а то я ничего не понимаю!
Мысли перемешались винегретом, сохранив лишь общую канву – все скорее хорошо, чем плохо…
– Ай! Ой! – передразнил Потапов. – Тьфу! Все расскажу, не хлопай глазами. Мамаша твоя познакомилась с мужичком, он же – якобы Немицкий. На самом деле Федулько Степан Матвеевич. Повстречалась, потрепалась, среди прочего поведала свою грустную историю. Погордилась, стало быть, что такая она, мол, независимая, сильная, дочку одна подняла. Только дочка дура дурой выросла. Федулько информацию принял к сведению, слил товарищам. Иван Иванович, он же Костя-Хлыщ, поймал тебя, понавешал лапши, а ты, как и обещала мамаша, – дура дурой, тут же поверила. И побежала документы подписывать. Дальше дело техники. Они сняли квартирку, повесили табличку и таких же куриц, как ты, в один день подогнали. Тебе Костя отцом представился и бумаги дал подписать. У него вообще с этой кипой бумаг хороший трюк придуман, потом что угодно наврать можно, вы ж не читаете. Еще с четверыми он крутил любовь, а потом одной рассказал страшную сказку про аварию с дорогой иномаркой, за которую теперь долг надо отдавать, попросил поручительство подписать, другой – про карточный проигрыш, третьей фирму дарил, так она целый час там, вроде тебя, макулатуру подписывала. Много чего было. Спеклись они на другой. Хлыщ с ней гулял, дружок его фотографировал, а потом решили бабенку шантажировать, мол, пикнешь, фотографии мигом супругу на рога наденем. У той муж – крутой бизнесмен, думали, она побоится на улице остаться и кошелек раскроет. А тетя их обломала. Деньги ее, муж в кулаке, бизнес общий. Так что мужа она не боялась, пошла в милицию, все честь по чести. Твои бумажки среди прочих были, только доказать ты ничего не сможешь. Потому что маманя твоя права насчет мозгов. Ты проценты отдала – расписку взяла какую-нибудь? Можешь не отвечать. Кто б сомневался! Плакали твои денежки. Когда долги отдаешь, с кредиторов документ какой-никакой брать надо. Эх ты, Иванцова! Валерьянку-то пить будешь?
Такое бывает только в сказках. Идет себе красна девица по лесу, а на нее Кощей пикирует. И казалось бы, нет ей никакого спасения – ан нет! Откуда ни возьмись – Иван-царевич, как рояль из кустов. Хрясь – и нет у красной девицы никаких неприятностей, зато добрый сказочник наградил ее женихом царских кровей, свекром царем и государством в придачу. У Надюши больше не было бесконечно огромного долга, превращавшего жизнь в каторгу и обесценивавшего сам смысл этой никчемной жизни, зато была денежная работа и жених-начальник. Поверить в такой крутой пируэт фортуны сразу никак не получалось. Должен был быть какой-то подвох. Или Кощея не добили, или Иван-царевич уже женат, или красна девица для равновесия должна превратиться в жабу.
– Спасибо, не надо валерьянку. – Надя потерла виски и сосредоточилась на оставшейся проблеме: – Деньги вам можно частями отдавать?
– Можно. Мне все можно. Потому что – куда ты от меня денешься! Даже расписку можешь не писать, – заржал Потапов. – Чего скисла? Можно уже радоваться. В следующий раз умнее будешь.
– Не будет следующего раза, – сжала губы Надя.
– Ох, не зарекайся. Знаю я вас, баб. Не ты первая, не ты последняя. Если что, обращайся. Всегда рад помочь.
Надя вышла из кабинета и прислонилась лбом к холодной стене. Злости не было, радости особой тоже. Собственно, радоваться было страшно, а злиться – глупо. Не оказалось у нее никакого отца. То есть был какой-то, да давно умер. Зря только надеялась, что может быть как у всех. Кисло-то как! И мама не врала.
В жизни все так просто и так сложно. Надя с недоумением прокручивала в памяти события последних месяцев. Как она легко поверила первому встречному. И ведь что врать-то, денег захотелось! Приползи к ней папашка грязный, пьяненький и оборванный, с радостью рассказала бы все маме, и не простила бы, и не приняла бы. И это ж надо – в такую чушь поверить! Папа-миллионер, нашедший дочь через четверть века после рождения! Вот оно, пагубное влияние «мексиканского мыла». Которое, к слову сказать, Надя и не смотрела никогда. Конечно, можно себя оправдывать тяжелым детством и разросшимися до объема парашюта комплексами, но… Права мама – дура дурой. Хотя и мамаша хороша – выболтала уголовнику всю свою подноготную. Еще кичится, что в людях разбирается. Разобралась! И жулику этому спасибо надо сказать. Не он бы, так и сидеть в какой-нибудь заштатной конторе или в школе с Фингаловой на пару. Уж в гостиницу, не будь на ней такого долга, Надя ни за что бы не сунулась. Нашла бы что-нибудь несуетливое, тихенькое, бесперспективное, но спокойное. Влачила бы жалкое существование по принципу «рожденный ползать летать не может». И Ивальда у нее бы не было. Даже оказалось, что Надежде есть чем гордиться, а то бы жила и не знала, что сможет почти без потерь вылезти из такой ямы. Она не сломалась, выдержала и заслужила все, что дала судьба. Во всех смыслах: и хорошее заслужила именно тем, что не сдалась, и плохое – своей неуверенностью и слабостью. Зато теперь Надежда получила право считать себя сильной.
Хотелось немедленно найти Ивальда и поцеловать. А еще лучше – утащить его домой или хотя бы в машину, где он перестанет быть господином Рельке и равнодушно блестеть очками. Теперь между ними ничего не стояло. Скелет в шкафу рассыпался в прах и был съеден молью.
– Случилось что-то хорошее? – с любопытством спросил Ивальд, нагрянувший с проверкой на кассу. Он косился на сияющую Надежду и сопел.
– Случилось, – еле сдерживая наконец-то нахлынувший восторг, прошептала она. Вероятно, шок прошел, и осознание освобождения и грядущего безмятежного счастья медленно, но верно накрывало бесшабашной волной.
Ивальд терпеливо ждал, не снизойдя до наводящих вопросов.
– У нас радость. – Наде хотелось веселиться, хулиганить и вообще – нарушать благочинное спокойствие, царившее на стойке.
– У нас? – задумался Ивальд. – Общая?
– Общая! – едва сдерживая смех, кивнула Надежда. Ей вдруг пришло в голову подшутить и намекнуть на беременность. Интересно, как он отреагирует. Как реагируют примерные во всех отношениях мужчины на столь неординарную новость? Зеленеют от страха? Краснеют от ярости? Или впадают в тягостные размышления?
– Ты хочешь куда-то вместе поехать? – Ивальд так и не смог придумать логического примера общей радости. А Надя вдруг поняла, что не хочет видеть его лицо ни зеленым от страха, ни красным от ярости. Потому что после этого будет очень тяжело и сложно жить дальше. А ей не хотелось сложностей. Ей хотелось просто быть с ним рядом, с таким разным, предсказуемым и одновременно непрогнозируемым, как антициклон.
"Муж для девочки-ромашки" отзывы
Отзывы читателей о книге "Муж для девочки-ромашки". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Муж для девочки-ромашки" друзьям в соцсетях.