– Надо сделать так, чтобы по твоему ведомству! Понимаешь? Поэтому и играем на опережение. Думаешь, таких как мы мало? Да сейчас же набегут помощники!

– Дайте мне сутки. Завтра я к вам приеду и привезу предложение.

– Несколько, Леня, несколько. Они должны выбирать. И выбрать нужное нам.

– Хорошо, – покорно согласился Леонид, – я представлю несколько вариантов.

– Я, конечно, уже тоже кое-что набросал, – Мезенцев полез в стол и вытащил ежедневник, – вот, смотри. Мусоросжигающий завод. Отличное дело и, главное, вечное. Конечно, разрешений получить кучу надо. Но это и хорошо. Без нас они здесь ничего не смогут – никто с пришлыми просто так разговаривать не будет. Я наметил шаги, подсчитал затраты…

– Простите, затраты на строительство и оборудование?

– Затраты на лоббирование и юридическую поддержку, так сказать. Леня, все остальные затраты нас не должны особенно волновать.

– Я думаю, они могут спросить нас об этом. Московские цены несколько отличаются от цен в регионах.

– Да, ты прав, но у нас есть время об этом подумать. Второй вариант – полигон, а иначе говоря, свалка. Деньги меньшие, затраты ниже. Да и головной боли не много.

– Константин Алексеевич, что-то нас все больше к помойкам тянет, – пошутил Леонид.

– Хорошие деньги можно и на консерватории заработать, да в Москве она уже есть. И второй не бывать, – пробурчал Мезенцев, – придумай завтра что-нибудь еще.

– Да, конечно, но, если честно, мусор – тема беспроигрышная, – польстил Леонид тестю.

– О чем и речь! – оживился опять Мезенцев. Он вскочил, заходил по кабинету и стал детально рассказывать Леониду, как он видит это дело.

Уезжал Леонид поздно. Уже Ольга два раза звонила, уже Васса Федоровна простилась со всеми и ушла к себе – то ли спать, то ли дописывать дневную норму любовной прозы. Уже сумерки спустились на лес, а Мезенцев все не отпускал зятя. Разговор все так же вертелся вокруг таинственных людей с деньгами, вокруг разрешения на утилизацию мусора, вокруг строительных проблем. Леонид уже зевал – день выдался длинный, со странными встречами. И в этот уже поздний, прощальный разговор он не мог как следует вникнуть.

– Так, вижу, ты уже не слушаешь меня! – воскликнул раздраженно Мезенцев. Несмотря на поздний час, он был все так же энергичен и бодр.

– Да, поеду. Завтра буду у вас, – попрощался Леонид.

Но домой, к Ольге, он не поехал. Попрощавшись с Мезенцевым, он заехал на заправку, зачем-то заказал там кофе и, сидя над чашкой, думал о том, что тесть, который еще недавно представлялся ему чуть ли не идеалом делового человека, теперь не вызывает даже симпатии. Было родственное чувство, была привязанность – как-никак, этого человека он знал почти всю жизнь. Этот человек многому его научил. Он – отец любимой жены. Но родственная привязанность – это что-то, похожее на условный рефлекс. В этом чувстве бывает мало уважения. В нем есть лишь привычка. Куда-то делось ощущение кумира, идеала, образца. «Когда это случилось и почему? Мы женаты с Ольгой почти шесть лет. Год назад мы впервые столкнулись лбами с Мезенцевым, но началось все гораздо раньше… Мне, наверное, не надо было идти на эту должность. Уж очень я зависим. Удивительно, но отец был прав…» – подумал Леонид и вдруг представил, как родители в этот вечерний час, поужинав, сидят перед телевизором и привычно реагируют на новости, привычно подают реплики, привычно обращаются к воспоминаниям. Леонид подумал, что их жизнь, наполненная делами, в сущности, всегда была не богата эмоциями. А с его переездом и женитьбой жизнь в доме, наверное, стала совсем тоскливой. Леонид помнил, как жадно впитывали родители все его студенческие новости, рассказы о друзьях. Как интересно и важно было для них прикоснуться ко всему, чем жил их сын.

«Господи, когда же я выберусь к ним?! Завтра опять весь день занят!» – Леонид посмотрел на часы, допил кофе, сел в машину решительно повернул в сторону района, где жили родители.


Домой он приехал уже совсем ночью. Но Ольга не спала. Она сидела на кухне, и было впечатление, что с того самого момента, когда Леонид ел блины, ничего не произошло. Только стал чище подобранный пес. Он лежал на полу у ног Ольги и при виде Леонида одновременно заворчал и вильнул хвостом.

– Он действительно стал светлее. – Леонид погладил пса.

– Я же тебя предупреждала. Почему так поздно?

– Заскочил к своим. Знаешь, не так часто получается к ним заезжать. А они так соскучились, заговорили меня. Потом усадили ужинать. Потом мама затеяла искать какую-то книгу. Понимаешь, они меня не видели давно, так давно мы не разговаривали, что мне казалось, они ищут предлог, чтобы меня задержать. Я не мог сорваться через полчаса.

– Леня, тебя же никто не держит. Я никогда не возражала, чтобы ты их навещал, и сама бы с удовольствием ездила, но…

Леонид знал, что «но». Так уж получилось, что Мария Петровна своим молчаливым неодобрением испортила отношения с Ольгой, к которой всегда относилась тепло. Так получилось, что именно на Ольге отыгрались родительские амбиции, ревность и непонимание. Леонид отдавал должное жене. Она терпеливо приучала свекровь и тестя к тому, что теперь они одна семья, что Леонид любим ею, что никогда ни при каких обстоятельствах она не станет преградой между ним и его родителями. Но все попытки оказались тщетными – Мария Петровна и Сергей Николаевич держались холодно. И в конце концов, Ольга сдалась. Она отступила, но при этом ни слова обиды, ни слова упрека не прозвучало. Леонид был благодарен ей за это. И поэтому, когда – очень редко – Ольга вдруг вслух вспоминала о разногласиях, он терпеливо молчал.

– Оленька, ну, я же все понимаю. Только другого случая в ближайшие дни у меня не будет. А родителей надо было навестить.

Леонид подошел к жене, обнял ее. Пес, лежащий на полу, опять заворчал.

– А это что такое? – шутливо рассердился он. – Кто здесь голос подает?

– Это он злится на тебя. За то, что ты поздно домой приехал. – Ольга отвернулась к окну.

– Он много себе позволяет. Ты объясни ему это. Он тебя быстрее послушает. – Леонид погрозил пальцем псу.

Ольга рассмеялась. Она обняла Леонида:

– Я волновалась. Понимаешь, мне в голову лезли ужасные глупости.

– Какие?

– Не скажу. Это страшно произносить вслух.

– Тогда не говори. Просто забудь.

– Я постараюсь. Только не приезжай так поздно больше!

– Хорошо, обещаю, – Леонид поцеловал ее, – пойдем спать. Я сейчас упаду. И даже не узнаю, как у тебя сегодня все прошло.

– А ты – падай. И быстрей засыпай. Ты действительно плохо выглядишь. Завтра я тебе все расскажу. Давай спать.

– У нас что-то случилось? – уже сквозь дрему спросил муж.

– Нет. Я с папой сегодня встречалась.

– Это когда?

– Вечером. Сразу после тебя.

Леонид открыл глаза и приподнялся на локте:

– Что за срочность?

– Я и сама не поняла. Ничего нового от него я не услышала.

«Хотя что это я удивляюсь! Это так похоже на тестя, – подумал Леонид, – а Ольге, наверное, досталось!»

Леонид угадал. Раздосадованный тихим противостоянием зятя, взбудораженный перспективами огромного заработка и подстегиваемый азартом, Мезенцев решил заодно и разобраться с делами дочери. По привычке он постарался повлиять на Ольгу, да только забыл, что характером и нравом она уж больно похожа на отца.


Ольга действительно была копией отца. Особенно это касалось характера. Смысл ее жизни был в преодолении того, что она сама себе придумывала. Бизнес, открытый на первом курсе на деньги отца, давал ей небольшую стабильную независимость. Удовольствие, с которым она тратила эти деньги, было ни с чем не сопоставимо. Но Ольга, как и Мезенцев, была амбициозной и энергичной. Ей всегда было мало того, что она имела. Это была не жадность, а стремление доказать в первую очередь себе, что нет невозможного и что страха перед этим миром не существует. Ольга с удовольствием бы расширила бизнес, но тут случилась вся эта история с любовью и замужеством.

Ольга Мезенцева не относилась к натурам влюбчивым. Во-первых, когда-то она уже влюбилась без памяти в соседа по даче, и эта влюбленность закончилась грустно. Время шло, она становилась старше и ей теперь казалось скучным зависеть от собственных настроений, а влюбленность – это прежде всего «американские горки», несущие тебя от радости к отчаянию и от веры к безверию. Этот душевный маятник казался ей таким утомительным, что она окружила себя молодыми людьми «не ее романа». Такими, в которых она влюбиться не смогла бы. Здравый подход к решению вопроса обеспечил ей спокойствие – родители не вздыхали и почти не пытались знакомить ее с сыновьями знакомых. Возможность сходить в кино или театр в компании молодого человека повышала самооценку и укрепляла веру в свои возможности. Ольга все-таки была барышней.

Внимательно управляя своим маленьким бизнесом, она все же не оставляла своей главной мечты. Дома вслух это произносить было нельзя – Мезенцев начинал сразу волноваться, повышать голос, пытаясь образумить дочь.

– Ты понимаешь, какая это ответственность?! Это же не шутки! Не дай бог, что-нибудь случится!

– Папа, не я первая, не я последняя. Этим уже занимались тысячи людей. Почему ты думаешь, что у меня не получится или что-то случится?! – спорила Ольга с отцом.

Васса Федоровна все это время помалкивала. Она была на стороне дочери, но муж всегда был авторитетом, и в сложных случаях она предпочитала довериться ему.

– Олечка, ты же понимаешь, школа – это такой сложный механизм, сложная структура. Там так много зависит от кадров. Понимаешь, не только от тебя одной. А от других людей, которых ты возьмешь на работу. А как ты сможешь за них ручаться? Как разберешься, насколько им можно доверять?

– Мама, я постараюсь, – уверяла мать Ольга. – Я буду не одна. У меня есть уже те, кто пойдет со мной.

Мезенцев все это слышал сотни раз, а потому начинал еще пуще сердиться. Споры велись уже довольно долго, начались они тогда, когда дочь объявила, что после окончания института хочет открыть свою частную школу.

– Я не хочу что-то большое. Наверное, это будет что-то между детским садом и начальной школой. Чтобы детей можно было сразу готовить к первому классу, затем давать программу началки, а потом они могут идти в среднюю школу. Я набросала несколько проектов. Папа, посмотри?

Мезенцев наотрез отказался вести на эту тему разговор.

– Я переубедить тебя не смогу, – здраво заметил отец, – но попробую. И денег на это не дам. Точка.

Ольга не ожидала такого. Но как только поняла, что с отцом не договоришься, стала все деньги, получаемые от своего маленького дела, откладывать. Со стороны это выглядело смешно – затраты на частную школу должны были быть огромными. Но Ольгу это не смущало. Она пошла в отца и приучила себя делать все тщательно, не пренебрегая мелочами. К тому же она понимала, что носит фамилию Мезенцевых, а это само по себе приличный капитал. Отца знали многие влиятельные люди и многие были ему обязаны. «Вряд ли они мне откажут, если я обращусь к ним за помощью. Конечно, отец может их подговорить. Но, думаю, дело до этого не дойдет», – размышляла Ольга, прикидывая затраты.

Ольга получила педагогическое образование, имела хорошую практику, любила и понимала детей. Но ей надо было узнать устройство дошкольных и школьных заведений изнутри, особенности управления, бухгалтерию и многое другое. И Ольга взялась изучать все это. К окончанию института она уже четко представляла, за что надо браться в первую очередь. С родителями она уже разговоры не вела. Не в ее правилах было тратить время и нервы попусту, она копила информацию, собирала вокруг себя единомышленников и хотела уже перейти к первым практическим шагам, как на ее пути возник сосед по даче Леня Хитров.

Впрочем, Леня был всегда. Сколько себя помнила Оля Мезенцева. Первые далекие воспоминания о нем соседствовали с памятью о клубничном варенье, которое варила ее мама вместе с Марией Петровной. Потом это были воспоминания о кувшинках на речке, которые очень хотелось сорвать, но туда, где они росли, заплывать не разрешали. И Оля мечтала, что Леня Хитров когда-нибудь тайком, нарушив все запреты, заплывет на середину реки, сорвет кувшинки и положит их к ней на окно. Чтобы все видели. Еще Оля помнила последние майские дни. Заканчивался учебный год, в последнюю неделю мая Оля уже жила близким переездом на дачу, встречей с Леней Хитровым. Оля помнила, как мама ругала ее за нарядные платья и новые джинсы, которые дочь собирала на дачу.

– Оленька, это платье для театра, в гости пойти, с девочками куда-нибудь погулять поедете. А на дачу можно взять что-нибудь похуже, – убеждала Васса Федоровна. Мать не понимала, что Оле так важно было предстать перед дачным соседом в самом лучшем виде.

Они дружили, как дружат близкие родственники. Завтраки-обеды вместе, с отцами на рыбалку. Мамы относились к каждому из них, как с собственному ребенку. И чтобы ни случалось в городской жизни Оли Мезенцевой, как бы ее ни обижали друзья и подруги, как бы она ни ссорилась с родителями, она всегда думала: «Ну и что, вот наступит лето, переедем на дачу, а там – Хитров!» И эта девичья наивная мысль ее очень успокаивала и поддерживала. Но в одно прекрасное лето случилось то, что должно было случиться. Оля приехала на дачу, встретилась с Леней и поняла, что отныне все будет по-другому. Перед Олей стоял красивый парень, который бросил на нее оценивающий взгляд, и в этом взгляде Оля прочла свое будущее. Вернее, увидела, что будущего нет. Это ее последнее школьное лето было самым ужасным, самым долгим, томительным. Оле пришлось коротать его в одиночестве, с книжками, мучаясь от осознания своей некрасивости. В душе девушки бушевала обида, на глаза наворачивались слезы, разговаривать не хотелось ни с кем.