Следовало, однако, признать, что сердце ее бешено колотилось, а это явно означало, что она находила происходящее в определенной мере возбуждающим, но о том, чего он добивался, не могло быть и речи. Она не могла...

— Поцелуй меня. — Это прозвучало как требование, не как просьба. Таким тоном говорят: «Черт возьми!»

Дрожащие руки Уоллис беспомощно упали, когда он в пароксизме непреодолимого желания склонился над ней, впился в губы и сильно стиснул в объятиях. Сквозь ткань брюк Уоллис ощутила тяжело напрягшуюся мужскую плоть и задохнулась от потрясения.

Она резко увернулась от его губ и рук, ищущих ее грудь.

— Эл, — вполне серьезно взмолилась она, — что ты себе вообразил?! Мы не можем! Я все еще замужем. Ной пока жив.

— Ноя здесь нет, — тяжело дыша, возразил он. — Здесь — я.

Вновь водворив ее, словно капризное дитя, на туалетный столик прямо перед собой, он повел себя гораздо мягче, чем она ожидала. Губы его по-прежнему дрожали от желания, но, похоже, он готов был дать задний ход. По его неуверенности Уоллис поняла, что и Эл борется с собой. Ведь Ной был его другом и коллегой.

Уоллис хотелось вернуться к прежним отношениям — к флирту.

— Не вынуждай меня прибегнуть к этому, — пригрозила она, хватая щипцы для завивки. — Немедленно прекрати комедию и расскажи о Джее.

Эл поднял руки, притворно капитулируя. Но, когда он отодвинулся, Уоллис увидела, что сделала с его телом короткая вспышка страсти, и встревожилась не на шутку. У нее у самой на шее отчаянно пульсировала артерия, и в горле стоял обжигающий ком. Уоллис боялась, что Эл поймет, как возбудило ее случившееся.

Ощущение было скорее болезненным, чем приятным, но Уоллис знала, что всегда будет вспоминать его со странным, но именно приятным чувством. Что-то произошло сегодня между ней и Элом, и как бы втайне ей ни хотелось ответить на его порыв, она опасалась, что отныне их отношения уже не смогут быть прежними.

— Жизнь или информация, — потребовала она, неловко улыбаясь.

Она хотела, чтобы он подхватил ее игру, потому что слишком многое зависело от того, сумеют ли они работать вместе теперь, когда Джей вернулся. Уоллис с ужасом думала о том, что на карту поставлено фактически все — «Бэбкок фармацевтикс». Будущее компании висело на волоске.

Тихое журчание фонтанчика всколыхнуло дремавшие в ней мечты. Надежду. Ради нее она воскресла вновь. Временами Уоллис действительно в это верила. Закончились ее пятилетние блуждания в мире теней. Она, словно Лазарь, была возвращена к жизни, но ради одной-единственной цели — вернуть семье компанию.

Ной и даже Колби хотели бы этого. Да, тело говорило ей, как нуждается она в остром наслаждении, которое мог дать Эл. Об этом же кричало ее сердце. Но ей это было не суждено.

— Джей встретился со всеми, с кем ему надлежало встретиться на сегодняшний день, — говорил между тем Эл. — И кое с кем, кого видеть было не обязательно, просто он на этом настаивал. Счастлив сообщить, что он произвел на всех чертовски сильное впечатление. Но твой сын себе на уме, Уоллис.

— Это осложняет дело?

— Это ничего не осложняло бы, если бы я знал, каковы его намерения. На первый взгляд кажется, что он на нашей стороне, но у меня есть ощущение, что он готовит сюрприз.

— Уверен, что не нам?

— Кое-кому, — уклончиво ответил Эл.

Уоллис не понравилось, как он это произнес. Замысел состоял в том, чтобы Джей встретился с главными фигурами в совете директоров и попечителей и постарался завоевать их поддержку. Технически все было просто: получив контроль над акциями Колби и Ноя, он становится крупнейшим держателем ценных бумаг. Но и лидеру требуется демонстрация поддержки. Это похоже на политическую кампанию. И никаких сюрпризов здесь быть не может.

— Он еще не спрашивал о Ное? — Вопрос Эла, произнесенный шепотом, заставил Уоллис резко тряхнуть головой. — Что ты собираешься сказать, когда он спросит?

— Что ему лучше запомнить отца таким, каким тот был, особенно учитывая то, что Джей еще не окончательно пришел в себя. Это было бы для него слишком сильным потрясением.

Эл задумчиво наблюдал за ней.

— Ты не собираешься сообщить ему, что Ной приходит в ярость при одном упоминании его имени? И о том, что именно Джея он винит во всем, что случилось?

— Господи, нет, Эл! Зачем? Если Джей не будет об этом знать, это не сможет и навредить ему — или нам.

— Но он все равно узнает о суде, Уоллис. Пусть он состоялся несколько лет назад, но о нем писали все газеты, он был главной новостью, для страны.

— Разумеется, но Джей никогда не узнает, что произошло на самом деле. Никто не узнает, Эл. Никто не может узнать. — Она испытующе посмотрела ему в глаза, пытаясь понять, почему он вообще задал такой страшный вопрос. Если кто и мог понять всю рискованность ситуации, так это Эл. Он находился в ней так же глубоко, как Уоллис. Вероятно, даже глубже, учитывая все обстоятельства.

— А как насчет Софи? — спросил Эл.

— С ней будут проблемы, — призналась Уоллис. — На днях Джей возил ее на мотоцикле и до смерти напугал. Надеюсь, мне удалось убедить ее, что это просто следствие пережитого стресса. Я умоляла ее дать ему время, чтобы прийти в себя. Но она начинает сомневаться в том, что он действительно Джей. Эл, признаюсь откровенно, я беспокоюсь.

Эл выругался себе под нос.

— Если она будет против нас, мы проиграли. Ты это прекрасно понимаешь. Жена Джея Бэбкока не верит, что он — Джей Бэбкок? Господи Иисусе, все пропало!

Уоллис молчала, с трудом преодолевая желание вступить в спор. Тихое мурлыканье фонтанчика обычно действовало на нее успокаивающе. Сейчас оно звучало как эхо ее тревоги.

— Ты хочешь, чтобы я что-нибудь предпринял? — спросил Эл.

Она не совсем понимала, что он имеет в виду, говоря «что-нибудь», и не собиралась допытываться. С ее точки зрения, они и так уже сделали слишком много. Насколько могла убедиться Уоллис, ученые со странной легкостью оперируют такими крайностями, как жизнь и смерть. У себя в лабораториях они изо дня в день исполняют роль Творца, а для некоторых из них планета все равно, что большая лаборатория. Но Уоллис не собиралась снова проходить через этот ад. Для нее только что забрезжил выход из лабиринта боли и смятения, в котором она долгие годы бродила как потерянная.

— Оставь Софи на мое попечение, — сказала она, стараясь придать голосу бодрость. — Она, кажется, доверяет мне, приходит со своими сомнениями, и, будем надеяться, я смогу провести ее через все это.


Глава 9


«Лгунья», — думал он. Мышцы его лица приятно напряглись в ответ на иное, более глубокое и темное чувство. «Неотразимая маленькая лгунья».

Пользуясь преимуществом своей позиции — на вершине утеса, Джей наблюдал, как она крадется через яблоневый сад внизу: ее легкое платье вскипало на ветру подобно белоснежному цветению деревьев. Она направлялась к лугу и понятия не имела, что за ней наблюдают.

Тяжелая от множества цветов сломанная ветка лежала на земле. Она опустилась на колени, подняла ее, взметнув шквал белых лепестков, и поднесла к лицу, вдыхая густой аромат. Обычно она собирала волосы на затылке в узел или хвост, но сегодня они были распущены, и когда она склонила голову, уткнувшись лицом в цветущую ветку, это золотисто-рыжее богатство свободно рассыпалось по плечам. Она стала похожа на принцессу с картинки из детской книжки сказок.

Никто, кроме нее, не принял бы за улыбку едва заметный изгиб его губ, вероятно, это и не было улыбкой в подлинном значении слова, но она бы поняла, к кому это относится.

К ней, милой лгунье, какой она, в сущности, была. Она отвергла его предложение, утверждая, что не готова снова посетить их тайную поляну, и вот она здесь, крадется, словно призрак.

«Быть может, так и лучше», — подумал он, ощутив где-то в глубине неясный порыв. Теперь, когда он застукал ее, ей придется заплатить за свое преступление. И это может оказаться интересным.

Сегодня Джей в одиночку бродил по утесам без всякого специального снаряжения, если не считать горных ботинок и портсигара. Белая известковая пыль покрывала его руки и плечи. Он осторожно вытер ладони о джинсы, чтобы ни малейший кусочек известняка не сорвался с утеса и не обнаружил его присутствие. Джей научился карабкаться по этим скалам еще в детстве, но не поэтому он пришел сюда сегодня. Его привел завладевший им образ. Со дня возвращения он неотступно преследовал его.

Джей видел, как окровавленная рука протягивается в темное, похожее на подвал помещение, и слышал какой-то металлический лязг. Временами ему чудилось, что он со стороны наблюдает за кем-то, но потом вдруг оказывалось, что это его собственная рука, сжимающая что-то холодное и тяжелое, похожее на сталь, на оружие — только это не оружие. Что бы ни находилось там, в подвале, это было нечто очень важное, существенное, хоть он и не знал, почему оно так важно и даже — откуда ему об этом известно.

«Для Ноя уже слишком поздно, — нараспев повторял голос, что было абсолютно бессмысленно, поскольку голос принадлежал самому Ною. — Он сорвался в расщелину. Не оглядывайся». Его отец разговаривал с кем-то, вероятно, с ним самим, а издали доносился рев ветра или воды, из чего Джей делал вывод, что все это происходило не в помещении. Утесы перемежались темными провалами и расщелинами, которые он облазил в детстве вдоль и поперек. Теперь он решил исследовать это место в первую очередь, для чего и вышел из дому рано утром. Но пока ничего не нашел, кроме... нее.

Софи — сюрприз в упаковке.

Он следил за ее продвижением с прицельной точностью, которую приобрел, лишившись правого глаза. Наверное, ему следовало догадаться, что она появится здесь раньше его. Ее действия вообще было так легко предугадать, ведь она в большинстве случаев вела себя абсолютно нормально. Но могла оказаться и непредсказуемой. А теперь, если захочет, и опасной, особенно для него.

Добравшись до поляны, Софи остановилась. Глядя на небольшой ручеек, зигзагами бежавший через густую зеленую траву, она рассеянно водила по щеке цветущей яблоневой веткой. Она стояла спиной к Джею, повернув голову, и он видел, что глаза у нее закрыты — она вспоминала.

Вспоминала ли она то же, что и он? Одно их свидание стояло у него перед глазами — картина, сверкающая словно бриллиант на солнце, — их первое свидание, полное юной, необузданной страсти. Большинство образов, роившихся у него в голове, были смазанными и не затрагивали душу. Но ту встречу у ручья он видел так живо, словно нервная система возмещала ему в этот момент все утраченные чувства.

Она ждала его у воды, а когда он приблизился, задрожала от предчувствия. Несмотря на ее явный страх, он знал, что она жаждет следующего шага в их отношениях, куда бы он их ни завел. Джей точно знал, куда ему хотелось ее завести, но не был готов к тому, что она оказалась способной завести его так далеко.

Возможно, она давно на это решилась.

Она поражала его в тот день своей смелостью снова и снова. Первый раз поцелуем. Он почувствовал перемену, произошедшую в ней, в тот самый миг, когда увидел ее у ручья. Не дождавшись, когда он сделает первый шаг, она сама бросилась к нему, прижалась к его груди, поднялась на цыпочки и поцеловала в губы.

Он вмиг оцепенел, ошеломленный невыразимым наслаждением. В ней было некое захватывающее дух безрассудство. Это была Софи, которой он не знал прежде. И хотя разумом еще не успел понять, в чем дело, тело откликнулось на ее порыв с быстротой молнии.

Второй раз она удивила его, прошептав, что на ней под платьем нет ничего, кроме шелковых трусиков. Она не могла знать, какое безумное вожделение пробудили в нем эти слова — иначе не решилась бы их произнести. Он ощутил нестерпимое желание взять ее тут же, на месте.

— Я люблю тебя, Джей, — прошептала она, мягко прижимаясь к нему и призывно разомкнув губы. Казалось, ее тело тает под его руками.

«Я люблю тебя, Джей».

Он вспомнил томление, звучавшее в ее голосе, и сердце у него сжалось. Но истинный шок он испытал, когда отступил назад, чтобы спустить бретельки сарафана с ее плеч, и увидел, что шелковые трусики лежат на земле у ее щиколоток. Он к ним не прикасался, значит, она сама каким-то образом сбросила их.

После этого уже ничто не могло его остановить, даже ее гортанные крики. То, что он увидел, сделало его плоть твердой как сталь. Ему казалось, что он вот-вот выскочит из собственной шкуры. Воспоминание и сейчас возбудило его, мысли переключились на ее развевающееся на ветру платье и на то, что могло быть — или чего могло не быть — под ним. Игра света и ветра подсказывала, что, вероятно, там нет ничего, кроме сливочно-белой кожи.