И сейчас Рейли стоял рядом, терпеливый и не сдающийся, как этот дом.

Мелисса откинулась на раскладном стульчике и указала на мольберт.

— Ну, вот. Что вы на это скажете?

— Я могу оставить свое мнение при себе, если оно нежеланно.

Уверенная в том, что совладала со своими чувствами, Мелисса одарила его взглядом.

— Вы так никогда не поступали. Несмотря на всю свою скрытность, вы всегда умудрялись сказать то, что думаете. — И всегда делали то, что вздумается. Все время он заставлял ее испытывать такие чувства, о каких она и не мечтала.

Он подошел поближе. Она уловила его запах, лесной и совершенно мужской. Он склонился рядом с ней, изучая картину.

— Изображено точно, мисс. Однако…

— Что «однако»?

— Не совсем реально.

Обрадовавшись, что удалось переключить его внимание на картину, она стала его подзадоривать:

— Вы опять чересчур тактичны.

Он дернулся и продолжил рассматривать картину.

— Выглядит, как сусальное изображение домика в детской книжке. Красивый, точно соответствующий оригиналу, но непригодный для жилья.

— Значит, я выразила то, что хотела сказать, верно. — Она бросила несколько красных брызг на трубы, усеивающие крышу восточного крыла, и расслабилась, явно довольная собой.

— Значит, Бедфорд-хауз нереален?

— Это мечта. Все — мечта. Дивный сон. Где бы мы ни оказывались: в Париже, Зальцбурге, Венеции, — везде первоклассные отели и обширные, роскошные дома. Хелена от рождения имеет это, как и Аврора. Но для меня эта жизнь — книжка волшебных сказок или кино. — Мир грез, населенный богатыми людьми, лишь обострял ее чувство вечно лишнего человека. Она пропустила через себя эту мысль, подрисовывая плитки скошенной крыши оранжереи.

Рейли уселся на траву неподалеку от ее складного стульчика, в двух метрах от нее. Мелисса искоса изучала его взглядом. Помятые слаксы цвета хаки и белая хлопчатобумажная рубашка. Закатанные рукава, расстегнутый ворот, вид человека, готового к любой драке и схватке, человека, любящего тяжкий физический труд и не натрудившегося вдоволь. Вновь вспомнились ей легкие прикосновения его пальцев. По позвоночнику пробежал холодок. Она слегка прикоснулась кистью к картине.

Он сорвал травинку и стал ее жевать, пристроив кулаки на приподнятых коленях. Ощущая ее взгляды исподлобья, он поглядел в ее сторону.

— О чем вы задумались?

— Впервые я в состоянии зримо представить себе вас в облике солдата.

— Ах, да. Но не в обычной сбруе.

— Простите?

Он вдруг заговорил без акцента, бессознательно подтянувшись.

— Не в своей обычной форме. Сегодня утром я работал в гараже. А после чая повозился в саду.

— Вы еще и садоводством занимаетесь?

— Кроули разрешает мне копаться, сколько душе угодно, при условии, что я не прикончу слишком много его капусты. А сейчас я копал для него ямки для подпорок, а затем увидел, как вы сидите здесь, и улизнул.

— Приятно слышать, что кто-то в этом имении имеет власть над вами.

— Кроули здесь дольше кого бы то ни было. Не подпускает меня близко к цветам, но полагает, что моя крепкая спина на что-нибудь, да сгодится. Англичане — это раса садоводов. Они помешаны на растениях.

— А вы разве не англичанин?

— Мой отец в шестидесятые годы приехал в Англию из Ирландии в поисках работы. Так поступали многие из ирландцев. Ливерпуль и Лидс битком набиты нами. Манчестер тоже. Мы, однако, никогда не считали себя целиком и полностью британцами.

— Но вы служили в Северной Ирландии, — заявила Мелисса, наступая на его больное место. — На стороне британцев.

— Мне нужна была работа. И мне нравилось обезвреживать опасные вещи. Я думал, что это может оказаться полезным.

— Но это не сработало?

Он заметил, что она пристально смотрит на его лицо, и потрогал шрам. К величайшему ее удивлению, он рассмеялся.

— Не надо приписывать мне в мыслях всякие бравые подвиги. Это произошло на последней неделе базового тренировочного курса.

— Не может быть!

— Ночной бросок через полосу препятствий. Повис на какой-то острой, как бритва, проволоке, под которой мне следовало проползти.

— Ух!

Его добродушный смешок отразился эхом от склона холма.

— Ну и храбрый же парнишка перед вами сидит! А вы-то уж решили, что я заработал этот шрам, совершая что-нибудь особенно отчаянное?

Она смущенно кивнула.

— Вспомню об этом в следующий раз, когда мне нужно будет произвести впечатление на дам.

— И кто же это может быть? — она вернулась к работе над картиной, надеясь, что разговорит его, если будет делать вид, что его ответы на ее вопросы — всего лишь светская беседа.

— Дамы моей жизни, — мечтательно произнес Рейли, откинув в сторону травинку. Он лег на спину, заложив руки за голову.

Тело его было плотным и крепко сбитым, а мускулы четко вырисовывались под белой рубашкой. Мелисса подумала о том, что в форме он, вероятно, выглядел, как неземной идеал мужчины.

Она почти решила, что его колдовское умение успокаивать людей имело в своей основе его неизменные терпение и выдержку. Она заметила это еще в ту первую встречу. Но была еще одна причина, почему людям с ним было легко. Он нес в себе ощущение знания, знания всего, что происходило вокруг, умения видеть больше, чем остальные люди. Она ощутила, что он за ней наблюдает, хотя глаза его были обращены к небу.

В такие минуты, когда он терпеливо ждал, она расслаблялась даже помимо собственной воли. Она чувствовала, что все, что она собирается ему сказать, он знает еще до того, как слова слетают с ее губ, и была готова раскрыться перед ним, рассказать ему такое, что таила про себя годами. Вместо этого она предпочла подвергнуть расспросам его. Ей хотелось знать больше, чем ощущение прикосновения его тела или ответные ощущения, возникающие в ней. Мелисса вытерла кисть.

— Так что случилось?

Взгляды их встретились. Ей не надо было называть все своими именами. И за это они оба были благодарны судьбе.

— В Ольстере?

— Да.

Он подумал, а потом сказал:

— Я встретил женщину.

Она дорисовала облака на небе.

Он протянул длинную травинку через зубы и стал жевать кончик.

— Ее звали Клара, как и то графство, где мы находились. Я встретился с нею в пабе. Она любезно подошла и поговорила со мной. Я был польщен, что она выделила меня из числа прочих. Нас не очень-то там жалуют.

— Она, должно быть, знала, во что ввязывается.

— Точно. Мои товарищи предупреждали меня. Но я думал, что любовь меняет все.

— Она не сделала вам больно?

— Я сделал ей больно.

Мелисса отложила кисть.

— Не могу поверить, — мягко проговорила она.

Он разорвал травинку надвое.

— Я сумел вести себя скрытно. Приходил к ней затемно, уходил до восхода солнца. Думал, что я защищаю вдову, выпрыгивая до рассвета из ее окошка.

— Так она была вдова?

— Потеряла мужа в перестрелке в Дерри. Переехала в деревню. Одиночество — вот что толкнуло ее ко мне. Ей был нужен кто-нибудь, товарищ по постели, мужчина, снимающий с нее сексуальные тяготы.

Мелисса покраснела. И вернулась к картине, окружая дом глубокими зелеными тенями.

А Рейли продолжал:

— Я говорил себе, что это больше, чем секс, хотя все остальные уверяли меня в обратном. Однажды нам позвонили в казармы и сказали, что в дом заложена бомба. К тому времени, как я приехал к Кларе, все уже было кончено.

Мелисса пришибленно поглядела на него.

Он покачал головой.

— Она выбралась вовремя. Никто не пострадал. Но дом превратился в груду обломков, и ее новая жизнь была развеяна, как дым. Когда я приехал, она была в шоке, кричала на меня, требовала, чтобы я ушел, убрался. Сказала, что я просто бесполезен, что было правдой. Что я не оттуда и никогда своим не буду. Что я гожусь только для одного. Так оно и было.

Они опять погрузились в долгое молчание. Ветерок обдувал вершину холма.

— Буду вам признателен, если вы этого не скажете, — хрипло проговорил он.

— Не скажу чего?

— Что моей вины в том не было. Ведь не я заложил эту бомбу.

— Если бы вы смогли, то спасли бы ее дом.

— Мне не следовало начинать того, что я заведомо не мог завершить. Я строил замок на песке.

Мелисса посмотрела на Бедфорд-хауз.

— Вот почему вы согласились принять предложение лорда Дарби?

Он приподнялся на локте, кивая в направлении подножья холма.

— Вот это я и увидел в первый раз, когда на попутках добрался до деревни. Для меня это тоже представилось картинкой из книги сказок. Я решил обосноваться здесь на всю оставшуюся жизнь, если Реджи мне разрешит.

Это было нужное ему видение, образ без времени, нечто стабильное, такое, где он мог заработать право считаться своим.

«Вы, по существу, станете заботливым управляющим», — сказал тогда Реджи. Это понравилось Рейли. Проявлять заботу. Всегда — и тогда, и сейчас — ему больше всего хотелось заботиться о ком-то. А Мелисса нуждалась в заботе.

— Вы здесь чувствуете себя, как дома? — спросила она.

Он поглядел на нее.

— Совершенно верно.

— Завидую вам. Я всегда гость в чужом доме, в одной из квартир Хелены, или здесь. Начать что-то с кем-то невозможно, — мягко подытожила она.

Жизнь обошлась с ним гораздо суровее, чем с ней. Не раз он оказывался на грани, не зная, чем все кончится. Твердая рука и незамутненный ум — вот чем всегда желал он обладать. А ее он хотел сделать частью того места, которое сделал своим домом. Рейли нуждался в ней. А она нуждалась в нем.

Но он предпочел не пользоваться столь недвусмысленными выражениями. Вместо этого он встал и отряхнул траву с рабочих брюк.

— Пребывание в услужении не ставит тут на человеке несмываемую печать, в отличие от вашей страны. Человек моего происхождения и социальной принадлежности не часто получает возможность руководить столь крупным предприятием. Под моим началом двадцать пять человек, я контролирую бюджет и курирую деятельность фермы. Работа мне нравится, и я хорошо ее исполняю.

Она сосредоточилась на одной из деталей картины и синим росчерком как бы поставила точку на невысказанной проблеме. Бессознательно прикусив губу, она склонила голову набок.

— А вам в вашем совершенном мире никогда не бывает одиноко?

— Я же оставил вас в покое на целых четыре дня, разве не так?

Ветерок обдувал ей лодыжки. Холодок прошел по позвоночнику. Мелисса завозилась с палитрой.

— Я имею в виду других женщин.

— Других не было.

Несколько цветов слились друг с другом, дав невероятную грязь. Мелисса выругалась и промакнула это место тоненькой бумажкой. Он ждал.

— Вчера вечером я была уверена, что мы утром уезжаем.

— Теперь в нашем распоряжении весь месяц.

— Если Хелена и Реджи не поругаются. И что тогда? Моя жизнь не совсем моя.

— Вы тоже одиноки.

— У меня Аврора, и не смейте по этому поводу говорить хоть слово. — Она, как кинжалом, замахнулась на него кистью. С кончика сорвалась капелька краски. На слаксах Рейли появилось синее пятно в двух сантиметрах от «молнии».

Мелисса опустила кусочек материи в чашку с водой, не догадавшись, что посадила пятно. А увидев его, она мигом прижала локоть к телу.

— Простите. Я сейчас.

Он забрал у нее тряпочку, насмешливо улыбаясь при виде ее оцепенения.

— Я сам.

Покраснев от досады, она нагнулась, чтобы собрать рисовальные принадлежности, разбросанные вокруг.

— Вы так и не дали мне закончить, — посетовал он, имея в виду начатую беседу.

— Прошу. Не останавливайтесь из-за меня.

— Я целиком и полностью за то, чтобы любить детей. И я целиком и полностью за то, чтобы любить женщин, страдающих от отсутствия любви.

Опять это страдание от неудовлетворенности! Мелисса ощетинилась:

— Не знаю, является ли это свеженьким откровением или самой что ни на есть вызывающей, самодовольной демонст…

Он бросил тряпочку на землю и подошел к ней поближе, повернувшись спиной к солнцу. Мелисса задрала голову, причем нос ее очутился примерно на одном уровне с синим пятнышком.

— Я говорю об этом единственным известным мне способом. Я был счастлив, работая у его сиятельства. Пока вы сюда не приехали, я даже не знал, чего мне не достает. Хотите верьте, хотите нет, но вы тут своя всеми клеточками, как и я.

— Мне лучше судить об этом.

— Лучше?

Бормоча что-то по поводу мужчин-неандертальцев, она судорожно начала собирать свои вещи.

— Полагаю, что вы, Рейли, больше нравились мне, как дворецкий. И только потому, что вам нужна женщина…