Она прошла через заросшую вырубку, ступая на старые листья и замшелые плиты, чтобы разглядеть домик поближе. Обходя его вокруг, она обнаружила дверь из четырех темно-зеленых филенок. И вдруг дверь распахнулась.

Сердце у Мелиссы ушло в пятки. На пороге совершенно неподвижно стоял Рейли.

Выглядел он будничным и встрепанным, как и вчера днем. Волосы были причесаны пятерней, а ворот рубашки расстегнут. Он специально ее избегал? Или нашел способ справиться с тем, как она его избегает?

— Я не знала, что это здесь, — проговорила Мелисса.

Он окинул взглядом рисовальные принадлежности, рубашку слишком большого размера в пятнах, игравшую роль блузы, джинсы и спортивные туфли. При неровном солнечном освещении на лицо его ложились пятна теней.

— Может зайдете? — предложил он.

Раз они просто товарищи по работе, то Мелисса решила, что настал наиболее подходящий момент вести себя в соответствии с этим. Она нагнулась, чтобы пройти через низкую дверь. Зайдя в прохладное помещение, Мелисса при виде представшей перед ней картины в голос рассмеялась.

— О, Господи! Да тут прямо-таки радио-центр под видом скромной хижины!

Двенадцать телевизионных мониторов были установлены по три штуки в высоту и по четыре в ширину. Видеокамеры в разных стадиях ремонта лежали на стойке из потрескавшегося дерева. Вся прочая поверхность была завалена проводами, кабелем, катушками электроизоляции, на столе умудрился уместиться компьютер. За низенькой сводчатой дверью виднелись плитка, чайник и гора немытой посуды.

— А я-то ожидала увидеть очаровательный, скромненький коттедж, где, быть может, обитает шеф-повар или Кроули.

— Они предпочитают жить в самом доме. А это центр безопасности. Сюда на мониторы передается все, что происходит на территории имения.

— Здесь живет Хэверфорд?

— Он работает не только здесь, но по совместительству и в другом имении. Сегодня его тут не будет.

Рейли распустил на сегодня почти весь персонал, припомнила она. На какое-то мгновение Мелисса задумалась, а не сделал ли он это преднамеренно. Она кивнула в сторону мониторов.

— Выглядит продуманно.

Если он и ощутил, что у нее нервы на пределе, то не понял причины этого.

— Всего лишь мера предосторожности. После попытки покуситься на машину его сиятельства, я решил, что так будет лучше. Но непосредственная опасность нам не угрожает.

Говори только о себе, с отвращением подумала Мелисса.

— Это было первое, чем я занялся, когда сюда прибыл, — добавил Рейли.

Она окинула взглядом ряды мониторов. Этот человек следит за тем, о чем заботится. Она ощутила на себе его взгляд. Не способная поглядеть куда бы то ни было, не почувствовав при этом его настороженности, она проследовала дальше и вошла в комнату.

Она поводила ногой по истертому дубовому полу. Несмотря на высокотехнологичный интерьер, в домике было уютно. Массивные, потемневшие от времени балки крестообразно пересекались на потолке. Давно не использовавшийся камин пристроился в стене, отделявшей центральное помещение от кухни с одной стороны и спальни с другой.

Глаза ее остановились на постели, узенькой и неприбранной. Везде чувствовался отпечаток чего-то заброшенного, нежилого, ощущалась изолированность и уединенность. Как и в самом Рейли, подумала она: наблюдает, но не участвует, довольствуется тем, что смотрит на все со стороны, — пока не очутится рядом с женщиной, которую захочет.

А она его отвергла.

— Не лучше ли было бы разместить все это поближе к дому? — спросила Мелисса, указывая на оборудование. — Безопаснее и сохраннее?

— Если бы мир был безопасен, нам бы все это не понадобилось.

А если бы женщина могла полюбить мужчину без опасения получить душевные раны, им не понадобилось бы все это словесное фехтование.

Встревоженная собственными мыслями, Мелисса стала изучать внушающие почтение молчаливые телевизионные мониторы. Она не доверяла не лично Рейли, но любви, как таковой. С ним-то любая женщина будет чувствовать себя в безопасности, лелеемой, защищенной.

Каждые несколько секунд картинки менялись, показывая то вход в дом, то конюшни, то сады, то главные ворота. Гараж был единственным сооружением, где камеры были установлены внутри.

— «Роллс-ройса» нет.

— Миллер забрал его в Лондон для нужд лорда Дарби. Они вернутся в понедельник.

— Но ведь они намеревались возвратиться завтра!

— Я взял на себя смелость заказать для них билеты на мюзикл в Вест-Энде «Таинственный сад». Думаю, что девочке спектакль понравится.

Мелисса выдавила из себя улыбку, решительно отбросив мысль о том, что он нарочно продлил время пребывания их наедине. Дом казался где-то далеко — далеко.

— Вы проявили по отношению к ним заботу и внимание, Рейли.

— Благодарю вас, мисс.

Она задумалась о том, что он имеет в виду, когда так к ней обращается: установить при помощи обращения «мисс» официальную дистанцию между ними или, помня, что это скорее прозвище, стереть все и всяческие грани. Она решила, что не желает этого знать.

— Ну, что ж, Займусь рисованием. Не будете возражать, если я сделаю тут наброски?

— Вы художник.

— Основная моя специализация, полученная в колледже.

— Это типичное образование для няни?

Она с готовностью решила наполнить помещение отсутствующими людьми.

— Первоначально я воспринимала работу, как летний приработок. Но стоило мне встретить Аврору, как все было решено. Я уже знала, где мне положено быть.

Рейли преградил ей путь к двери.

— А вы когда-нибудь задумывались о том, что вам положено быть здесь?

— Это довольно фантастическое предположение для столь практичного мужчины.

— Я прислушиваюсь к собственным инстинктам.

Она сложила руки, готовая, наконец, в открытую выступить против него.

— У меня тоже есть свои приоритеты. Аврора…

— Я никогда не стал бы соперничать с ребенком. Знаю, как много она для вас значит.

— Она во мне нуждается.

— А в чем нуждаетесь вы?

— В том, чтобы получить возможность заняться рисунками.

Он хмыкнул.

— Женщины также нуждаются и в любви.

— Другого рода, чем дети, в этом я уверена. — Она отбросила непокорную прядь. — Вчера вы уже разыгрывали эту сцену, Рейли. И откровенно меня предупредили. Помните?

— А что стоит у вас на пути?

— Вы, Рейли. Так что извините и дайте мне пройти.

— Боитесь боли и обид?

Мужчина этот был подобен скале. Если он не желал сдвинуться с места, его ничем было не сдвинуть.

— Рейли, мы за один месяц ничего не добьемся. И то, если Хелена не выкинет какой-нибудь номер и не прикажет всем нам завтра отправляться в Париж.

— А она из таких?

Этот вопрос заставил Мелиссу задуматься. С той поры, как они сюда прибыли, Хелена ни разу не разыгрывала избалованную светскую даму. Она отдыхала в обществе Реджи, демонстрируя ему всю свою утонченность и уравновешенность и не предавалась привычной для себя суетности. Она казалась счастливой.

И тем не менее…

— Хелена и Реджи не имеют к нам никакого отношения. Мы не можем за месяц установить между нами какие-либо взаимоотношения.

— Так ведь они же сумели.

— Это ненадолго.

— Вы сможете их установить за день, за час. Если позволите этому случиться. Иногда это происходит мгновенно, иногда достаточно одного только взгляда. — И он коснулся ее щеки.

Мелисса быстро проглотила вставший в горле ком. Она-то собиралась выйти отсюда, горделиво вздернув голову и расправив плечи. А тут он дотронулся до нее так, словно она — самая большая для него драгоценность.

— Не надо говорить так.

— Как?

— Точно романтик.

— Вы сами не верите в то, что говорите.

Она в ответ покачала головой, призвав на помощь самую беспомощную из своих улыбок.

— Кто это был? Тот мужчина, который вас обидел?

— Такого не было. Я никого к себе и близко не подпускала. — Она произнесла эту фразу не как признание, а как предупреждение. Она навидалась мужчин, которых обижала ее мать, или которые обижали ее. Любви нельзя доверять ни в коем виде. Это всего лишь страсть. Преходящая и эфемерная.

— Я никогда тебя не обижу, — вдруг сказал Рейли, вновь переходя на йоркширский акцент. Он намеренно отказывался от «правильного» произношения, чтобы она видела того мужчину, который скрывался под его внешней оболочкой. — Я никогда тебе не солгу.

— Это мне самой нельзя себе лгать. Не хочу начинать верить в фантазии.

— А это что, фантазия? — И он провел по ее груди тыльной стороной ладони.

Воздух словно сразу вышел из легких, оставив лишь тупую боль.

— Женщины лгут сами себе о любви. До какой степени она важна. Как нам нельзя жить без нее. Мы строим надежды, которые не оправдываются.

— У тебя они оправдаются.

— Любовь дурит людей, а потом тускнеет. Она вроде гриппа; ею можно переболеть.

Он улыбнулся ее стараниям. И не сводил с нее терпеливый взгляд. Тыльную сторону ладони он переместил ей на шею и стал гладить ее.

— Не делайте этого.

— Я хочу тебя.

— Я сейчас уйду.

— Ты можешь остаться.

— Не получится.

— Раз ты не хочешь верить, я от тебя этого не потребую. Просто знай: я к твоим услугам. Ночью и днем. Когда захочешь. И для всего, чего захочешь.

— Хватит меня трогать, — едва дыша, потребовала она.

Он покачал головой, а на губах появилась тень улыбки.

— Вот этого я как раз сделать не могу.

— А я-то думала, что чудесный Рейли способен сделать все, что угодно.

Он хотел, чтобы она поверила в любовь. Ему это не удалось. За неделю не получилось. За месяц может не получиться. Может быть, получится за час.

Он раскрыл ладонь и кончиками пальцев пробежался поверх блузы. Любовь включает в себя множество вещей. Она не верит во многие из них. Не доверяет нежности. Привязанность для нее подобна смерти. А что касается готовности делиться своим внутренним миром, то она почти ничего не рассказала ему о своей прошлой жизни.

Слегка коснувшись затылка, он почувствовал, что она держится на расстоянии. Увидел, как плотно сжат ее рот. Он убрал прядь, запутавшуюся у нее в ресницах, и заметил, как растерянно расширились у нее глаза. Она молчаливо умоляла его остановиться. Не от страха, а потому, что он сумел к ней прорваться. И потому он продолжал.

Секс обычно не тот путь, которым начинаются отношения между людьми, но если он сможет заставить ее поверить хотя бы в это, увидеть во всей полноте физическую сторону любви, то он окажется на шаг ближе к тому, чтобы заставить ее поверить и во все остальное. К тому моменту, как она поймет, что включает в себя любовь к женщине, у нее не останется ни малейшего сомнения в том, что она ему не безразлична.

Он коснулся губами ее губ.

Она задрожала, чувствуя, что тает.

— Вот так-то, девочка.

Мелисса зажмурилась. Он стиснул ее в объятиях. Мягкий и влажный, поцелуй длился долго. Он сказал, что хотел, — не говоря ни единого слова. С ним она может позабыть о своих страхах, он всегда будет при ней. Она может быть дерзко-раскованной, стеснительной, требовательной или отдающей всю себя, — ему безразлично. Он хочет быть тут, забрать ее с собой туда, где будут только они одни, в пространство, созданное любовью для двоих.

Мелисса отстранилась, едва переводя дыхание.

— Значит, вы со мной согласны. Это ненадолго.

Он согласился. Может быть, в глубине души она когда-нибудь поймет, что соглашаться со всем, что говорит женщина, есть способ ее любить. И он опять ее поцеловал.

Он подтянул ее поближе, протискиваясь глубже. Его язык, шаря, столкнулся с ее языком, стал с ним играть, стал ее успокаивать и вызвал у нее мимолетную улыбку и растапливающее сердечный холод наслаждение. Она назвала его по имени. Он нагнул ее голову и слегка укусил ухо, отчего Мелисса вздрогнула. Ласки становились все грубее. Он на минуту задумался, а не будет ли она против.

Но постепенно Мелисса погружалась в него, и тела их становились единым целым. Упругая и подрагивающая плоть его разгорячилась, а крепкий стержень непростительно пролез между ними. И когда он положил ей ладонь на грудь, то дрожала уже его рука.

А ее руки были мягкие и шелковистые, знающие, чего хотят, они обвились вокруг его шеи.

— Ты был прав. Там, на кухне. Ты мне правда нужен. И так давно!

Это не прикрытое признание потрясло его до глубины души. Он поиграл с ее соском, и по телу ее прошла мелкая дрожь.

— Как давно? — спросил он, а голос его был одновременно требователен и нежен.