Если тебе нужен дом, ты всегда сможешь найти его здесь.

Четыре года спустя.

Ресторан ‘Ямаширо’. Лос-Анджелес.

Внутренний двор ресторана, размещенный вокруг красивого японского сада, фантастически и со вкусом оформленный, утопал в разноцветных огнях. Китайские фонарики, бумажные цветы, созданные искусными декораторами и газовые шарики, рвущиеся в небо, скрепленные таким образом, что издалека можно было прочитать женское имя. Живая музыка, свечи на всех столах, расставленных также вокруг зеленого сада с настоящими фонтанами и буйной растительностью. Отличная июльская погода отмела потребность в крыше над головой, и праздник было решено устроить прямо в саду, под бесконечно звездным небом на свежем воздухе среди зеленых деревьев, фонтанов и искусственных живописных водоемов. Романтичное, чудное уединенное место, в тоже время роскошное и далеко не самое дешевое. Никто не собирался считать денег в этот вечер. Самые дорогие изысканные блюда, специально приглашенные артисты и певцы, импровизированная сцена в центре сада, на которой играли настоящие музыканты тихую, располагающую к легкой беседе музыку. Ведущий праздника, высокий статный мужчина, один час времени которого стоил целое состояние, с широкой истинно голливудской улыбкой и легкой сединой в висках прохаживался между столиков, где отдыхали, переговариваясь разряженные в Прадо и Гучи гости. Дамы пресыщено улыбались кавалерам, демонстрируя свои драгоценности и обнаженные плечи, сверкающие бриллиантами в свете вечерних огней. Иногда кто-то выходил на сцену, чтобы сказать теплые и добрые слова в честь виновницы торжества. Стол для подарков, расположенный в нише за сценой был завален большими и маленькими коробочками, вазы трещали от обилия цветов. Вышколенные официанты чинно разносили разносолы, и следили за довольством гостей. Идеальный вечер для светского праздника.

Улыбчивый ведущий бодро и ловко поднялся на сцену, сделав знак музыкантам, которые на несколько минут отложили в сторону инструменты. Прожектор ярко осветил поджарую стройную фигуру мужчины, взявшего в правую руку микрофон. Все внимание гостей невольно переключилось на него - виновника внезапной тишины. Стивен Джонс улыбнулся еще шире, ни на минуту не забывая, как много заплатили ему за этот вечер. Ему осталось отработать еще два часа, и он готов был терпеть легкую ноющую ломоту в области скул. Выглядеть жизнерадостным и уметь зажечь других своим настроением было его работой, которую Джонс выполнял на ура. Телешоу или проведение номинаций, или просто вечеринка для друзей - не важно, если тебе хорошо заплатили.

Гости начали аплодировать, ожидая слов ведущего. Джонс поднял вверху руку, призывая присутствующих к вниманию и тишине.

- Мои дорогие друзья, - торжественно начал он. И на лице мужчины появилось загадочно-сосредоточенное выражение. - В этот прекрасный и удивительный летний вечер, который радует нас своей чудесной погодой и красотой присутствующих дам и галантностью их спутников, мы все безмерно счастливы. Мы рады быть здесь. И от всей души и чистого сердца мы говорили бесконечное количество теплых слов в честь прекрасной виновницы торжества, на которое мы имели честь быть приглашенными. Мы неоднократно подчеркивали исключительные достоинства этой молодой женщины, ослепляющей нас своей красотой и искренней улыбкой, которая идет прямо из ее доброго сердца и освещает этот вечер. Мы пожелали ей счастья, здоровья, дальнейших успехов в ее нелегком поприще. Мы восхищались ее умом и умением вести дела, мы радовались ее заслугам, ее достижениям. Но мы упустили самое главное, друзья. Мы не дали слово человеку, который играет, несомненно, главную роль в жизни именинницы. Именно он дает ей силу двигаться дальше, уверенность в себе и бесконечную любовь и поддержку. И поэтому сейчас, я готов исполнить оплошность. Даниэль Фонтейн, друзья! Главный человек в жизни нашей именинницы. - высокопарно воскликнул Джонс, указывая свободной рукой в строну зала. Луч прожектора высветил поднявшегося из-за столика высокого и стройного молодого мужчину. В безукоризненном смокинге, с тщательно уложенными волосами он уверено и неспешно шел в сторону сцены. Во всей мускулистой фигуре Фонтейна, походке, осадке и держании головы чувствовалась бесконечная самоуверенность, властность и сила. Так ходят не простые смертные, но люди отмеченные миром больших денег. И луч прожектора следовал за ним по пятам. Сногсшибательно красивый мужчина, знающий себе цену, улыбающийся гостям в несколько снисходительной манере, именно так, как свойственно улыбаться царям или идолам во время их выступлений, он поднялся на сцену и взял микрофон из рук ведущего, который на фоне блестящего представителя элиты США резко растерял большую часть своего обаяния и уверенности. Стивен Джонс неловко отступил в тень. Даниэль Фонтейн чуть склонил голову, изображая приступ смущение, но тут же взял себя в руки и широко улыбнулся собравшимся гостям. Держа микрофон двумя руками, и слегка расставив ноги, он прошелся взглядом по любопытным, восхищенным, заискивающим или даже неприкрыто завистливым лицам гостей.

- В первую очередь, я хочу поблагодарить вас всех от себя и имени своей прекрасной супруги за то, что вы почтили нас своим присутствием, за ваши теплые слова, поздравления и подарки. Мы очень рады, что в этот замечательный день с нами наши друзья и партнеры. Спасибо вам. - Даниэль сделал паузу. Его взгляд отыскал среди сотни гостей девушку в серебристом платье. Она стояла возле ограждения, и за ее спиной стелилась сверкающая панорама Голливуда. Блестящее с металлическим отливом платье, подсвеченное огоньками, закрепленными на мраморной статуе справа от девушки, издавало мутноватое фиолетовее сияние, делая свою носительницу похожей на сказочную фею. Распущенные по плечам черные как смоль волосы, переплетенные алмазными нитями, легонько шевелил теплый летний ветер. Именинница держала в руке бокал с шампанским, на тонком запястье переливались браслеты из белого золота, украшенные драгоценными камнями. Другая рука была согнута в локте, чтобы удержат сползающую с обнаженных плеч прозрачную шаль. Она действительно была прекрасна, и в огромных озерах ее фиолетовых широко распахнутых глаз отражалась звездное небо и бесконечная грусть. Она не улыбалась, глядя на своего потрясающе красивого успешного супруга, и в ее взгляде, направленном на него читалась усталость. Она не собиралась играть роль счастливой и благодарной хозяйки. Никто из этих людей на самом деле не желал ей добра и счастье. Сборище лицемеров.

- Моя любимая жена. - сказал Даниэль со сцены. Молодая женщина вздрогнула и чуть не расплескала шампанское на свое великолепное платье. - Джиллиан, в этот вечер я не стану говорить о твоей красоте. Ты и сама знаешь, что я уже давно стал ее рабом, дважды назвав тебя своей женой. Тебе сегодня исполнилось тридцать лет. И ты единственная из всех женщин мира, можешь гордиться тем, что не уже, а только тридцать. Возраст ничего не значит для двух бессмертных душ, нашедших друг друга в этом суетном мире среди сотни других лиц, сумевших соединиться воедино, не смотря на все преграды, на людскую зависть и клевету недругов. Мы прошли вместе долгий путь, и только мы с тобой знаем, как нелегко и порой больно нам было. Но мы вместе, мы смогли не только сохранить веру и любовь друг к другу, но и научились прощению, пониманию и самопожертвованию. Ты вошла в мою жизнь юной девочкой. Я помню тебя с босыми ногами на деревянной лестнице и наивными глазами, смотрящими на мир открыто и искреннее. Я помню тебя в деловом костюме в офисе, разбирающей мои бумаги. Я помню тебя в белоснежном платье и цветами в волосах на нашей свадьбе, и этой смешной мантии на выпускном, когда ты получила диплом юриста. Я помню тебя в ресторане среди подруг, смеющейся, живой и счастливой, я помню тебя в слезах, которые я так часто вызывал своей глупостью, я помню тебя покупающей большой гамбургер, когда мы ездили на Гавайи, и как ты ругала меня за то, что я отставляю зубную щетку в твоем стакане, и помню как пролил красное вино на второе свадебное платье, а ты смеялась, наблюдая, как я неловко пытаюсь вытереть его. Помню, как менял тебе компрессы, когда ты болела, а ты жаловалась, что плохо выглядишь и закрывалась от меня. Я помню, как очаровательная ты по утрам с заспанными глазами и отсутствующей сонливой улыбкой. Я помню, как ты ссорилась со стюардессой, когда она не разрешила мне воспользоваться телефоном во время перелета из Флориды в Нью-Йорк, я помню твои ночные звонки, когда я был слишком далеко, чтобы прикоснуться к тебе. Я помню, как ты впервые призналась, что любишь меня и безмерное облегчение и радость, наполнившие меня в тот момент, я помню твою доброту, твою искренность, твою веру в меня, твое упрямство и умение сражаться за меня, как никто и никогда до тебя. Я помню твою боль и уязвимость, когда я обижал тебя, и благодарность, когда заслуживал прощение. Я помню, как гордился, когда смотрел репортаж о твоей первой победе в суде, к которым впоследствии привык, но все равно радовался, зная, что не ошибся в тебе. Я помню, как наполняется покоем и теплом мое сердце, когда посреди ночи ты звонишь мне из Дрездена в Париж, перепутав время, и рассказываешь, какого ублюдка тебе приходиться защищать. Я помню, какой ты бываешь серьезной и строгой, и как обворожительно радуешься жизни. Я помню каждый миг нашей совместной жизни, все мелочи и важные вещи, взлеты и падения, разлуки и новые встречи. Все, что делает нас ближе, все, что напоминает мне, как мне необходима твоя улыбка, твой внутренний свет. Я верю и знаю, что наша любовь никогда не закончиться. Мы всегда будем вместе. И я буду тем мужчиной, который выпьет за твою красоту и здоровье в день твоего столетия. Мое сердце, моя жизнь и моя душа в твоих хрупких руках, любимая. Ты держишь меня так же крепко и в тоже время небрежно, как этот бокал с шампанским, не предпринимая никаких усилий, расслабленно и легко, с грустной полуулыбкой женщины, которая знает, которая уверена, что я, как и бокал никогда не выпадем из твоих пальцев….

Они смотрели друг на друга сквозь пятьдесят метров, разделяющие их в пронзающей тишине умокшего сада. Никто из гостей не мог вымолвить и слов, расчувствовавшись до слез проникновенной речью Даниэля Фонтейна. Они безмолвно, в восхищении поочередно разглядывали двух красивых и элегантных людей, ведущий мысленный разговор, передавая глазами свои чувства и слова. Джиллиан Фонтейн снова вздрогнула, словно ей стало холодно, склонила голову к плечу, и густая шелковистая волна волос упала на ее приподнятую корсетом грудь. Пытаясь поймать соскользнувшую шелковую шаль, она отступилась, царапнув каблуками выложенную камнями дорожку. Прозрачная серебристая паутинка шелковой лужицей упала к ее ногам. Снова подняв голову, молодая женщина посмотрела в лицо своего мужа, улыбающегося ей со сцены. Кто-то дал ему бокал с шампанским, и теперь он поднимал его в честь жены. Умопомрачительный мужчина, сексуальный, дьявольски-красивый, совершенный, мужчина-мечта, предмет зависти каждой женщины на этом празднике. Джил задрожала сильнее. Она была уже слишком пьяна, чтобы думать. Вытянув вперед руку, женщина улыбнулась мужу… но бокал выскользнул из ее пальцев и, ударившись о камни, вдребезги разлетелся. Осколки растерялись в траве, шампанское впиталось в землю. Ничего не осталось.

- Неудачное сравнение, Дин. - аплодируя, сказала она громко. - Но я тронута почти до слез.

Ведущий быстро появился на сцене и распорядился насчет музыки. Оркестр заиграл что-то веселое и ритмичное, чтобы как-то сгладить неприятную паузу. Гости зашептались, но их голоса растворились в общем гуле. Даниэль, спустившись, сохраняя непроницаемое уверенное выражение лица и спокойную улыбку, шел в сторону, где стояла Джиллиан. Она повернулась к нему спиной и смотрела на огни Голливуда, не чувствуя, что он уже стоит совсем рядом. Рука мужа властно обвила ее за талию и развернула к себе. Его улыбка была такой же фальшивой и не настоящей, как этот вечер, и лицемерной, как их гости, имен которых Джил даже не знала. Только холодные огоньки в выбеленных гневом глазах выражали настоящие эмоции мужчины. Джил судорожно сглотнула, чувствуя разрастающуюся боль в груди. Она смотрела в его лицо. Красивое, сильное, как сказанная только что блестящая речь.

- Прекрасно сыграно, Дин. - прошептала она, изображая подобие улыбки, уподобляясь всем остальным лицедеям.

- Зачем ты это делаешь, Джи? - спросил он тихо, наклоняясь к ее уху. Со стороны они выглядели, как воркующие голубки. - Хочешь унизить меня? Наказать? За что?

Она не ответила, продолжая смотреть в голубые глаза. Она так хорошо знала его теперь. Каждую мысль, каждое слово, все, что он скажет или сделает. Великолепный манипулятор человеческих душ. И он так же видел ее. Насквозь.

- Я хочу уйти отсюда. - устало проговорила она, положив ладонь на его плечо. Улыбка ее стала печальной. - Я пьяна, я не хочу никого видеть. Разве недостаточно? Спектакль отыгран на ура.