— Неужели? Ты так думаешь, крошка? Я классно играю в карты, — заявил Аарон с самодовольной ухмылкой. Кларисса взглянула на него и взялась тасовать колоду.

— Милый, тебя не воспитывал человек, который рыдал при входе в казино и рыдал при выходе.

Она сдала, облизывая палец прежде чем шлепнуть картой об стол, и через пять минут разбила Аарона в пух и прах.


Аарон наблюдал за Клариссой, жадно поедавшей засахаренные хлопья. Потом положил руку ей на живот и глубоко вздохнул.

— Кларисса… Я вынужден кое-что тебе сказать.

Она повернулась. Губы у нее были все в сахаре.

— Ты должна понять, я не лжец по характеру. Я вообще раньше никогда не врал…

— Ты меня обманул?

— Я очень об этом сожалею, но все пошло наперекосяк.

— Аарон, дело в твоих родителях, да?

— Ну… да.

— От тебя никто не отрекался, — продолжила Кларисса.

Аарон посмотрел на нее с легким недоумением, а затем тень улыбки скользнула по его губам. Он медленно покачал головой.

Кларисса убрала его руку с живота и впилась в нее зубами чуть не до кости.

— Уй-я! — завопил Аарон, размахивая рукой в воздухе, как дирижер при ускоренной перемотке.

Кларисса спрыгнула с дивана.

— Так тебя никто не лишал наследства?

— Ты меня укусила!

Аарон крутил ладонь перед глазами, пытаясь оценить причиненный ущерб.

— Ты мне наврал! — завопила Кларисса.

— Само собой, — подтвердил он. — Любой недоумок в момент понял бы, что ты вышла за меня только ради денег. Я хотел посмотреть, долго ли ты продержишься, если денег не останется.

— Да как ты смеешь! — Кларисса вскипала праведным гневом, как человек, чьи тайные грешки внезапно открылись. — Я мать твоего ребенка!

— Ага. Пока не сделаем тест на ДНК.

Наступившее молчание убивало. В воздухе запахло смертью. Они внезапно ступили на территорию Эдгара Аллана По.

— Что ты сказал? — Кларисса была до ужаса спокойна. Прямо как Роберт де Ниро в «Мысе Страха».

— Шутка. — Аарон пошел на попятную.

— Повтори.

— Я сказал… — Аарон наморщил нос, будто наступил на дерьмо, хотя на самом деле он в него вляпался. С размаху. — Пока не сделаем тест на ДНК…

У Клариссы ушло меньше трех минут, чтобы собрать одежду на неделю, уложить весь хрусталь, всю фарфоровую посуду с золотым ободком (включая кофейные чашки и молочник), четыре серебряных подсвечника, большой серебряный поднос, солонку и перечницу из того же набора, свою свадебную папку, а поверх всего этого запихнуть в чемодан от Луи Вуиттон восемь ореховых батончиков, которые должны были поддержать ее в дороге.

— Прекрати, — сказал Аарон, когда она ухватилась за ручку и заковыляла к двери.

— Черт, тяжесть какая!

Нет, пихать в один чемодан все свое свадебное богатство было ошибкой: теперь, чтобы уволочь его, понадобился бы грузовик.

— Помочь? — предложил Аарон, устав наблюдать за ее мучениями.

Кларисса, не обращая на него внимания, продолжала тащить, толкать, обливаться потом и проклинать чертов чемодан. Наконец до нее дошло, что вовсе не такую память о себе ей хотелось бы оставить (бывшему) мужу.

Она отступила на шаг и коротко кивнула, проглотив гордыню, застрявшую в горле доброй пригоршней песка. Аарон до отвращения легко поднял чемодан и галантно отворил Клариссе дверь. Так и засадила бы каблук сантиметров на десять ему в задницу… если бы не туфли. Разумеется, от Джимми Чу.

Кларисса спустилась по лестнице прямо к БМВ, гордо вскинув голову и пряча глаза за черными очками; незримые, Грэйс Келли и Джекки Онассис давали ей советы, как подобает истинной леди бросать лживого мужа-негодяя.

— Прости, — промямлил Аарон. — Но… признай сама, Кларисса, — ты подозрительно быстро забеременела после свадьбы. К тому же я узнал, что ты обедала с этим Саймоном, а мне ничего не сказала. Сложил два и два и решил, что ты пытаешься меня надуть.

Аарон пристроил чемодан в багажник, при этом склонившись к Клариссе так близко, что она разглядела щетину и круги под глазами.

А ведь в самом деле не спал.

Кларисса села в машину, и Аарон нагнулся к окошку:

— Дорогая, ну куда ты поедешь? Сама же знаешь, что не способна о себе позаботиться.

Кларисса моргнула и обожгла его взглядом.

— Я позабочусь не только о себе! — Она стиснула пальцы на руле. — Я позабочусь и о своем ребенке. Да, кстати, ты прав — он не твой. Это ребенок Саймона.

И рванула с места, прочь от дома актеришек.

Оглянувшись (невзирая на внутренний голос, который орал: «Не смей этого делать, дуреха!»), Кларисса увидела, что Аарон так и стоит посреди дороги, сунув руки в карманы шорт. Больше всего она жалела сейчас, что не в силах его возненавидеть.

— Не могу о себе позаботиться? — прошипела она злобно. — Я тебе покажу! — И набрала номер на мобильнике.

Мамочка ей нужна была как никогда.


Автоответчик мужским голосом распевал оперные арии; Кларисса повесила трубку, не дождавшись сигнала.

— Жизнь слишком коротка, — буркнула она себе под нос. Дисплей телефона сообщал о полученных эсэмэсках. Первое послание от Дженнифер: как дела, как самочувствие и все такое. Второе — от «Сити Банка», эти хотели знать, где их деньги: «С вами свяжутся наши адвокаты» и прочая муть. Третье оказалось от Саймона.

«Только что встречался с юной певичкой, до ужаса сексуальной, но до сих пор девственной, если верить ее агенту, и подумал о тебе. Сам не знаю, к чему это. Но я здорово испугался».

Кларисса рассмеялась впервые за весь день, набрала Саймона, совершенно машинально, — и лишь тогда поняла, что до сих пор помнит его номер. Он ответил.

— Мне нужна компания, — заявила Кларисса. — Предпочтительно — плохая компания.

Она с опозданием вспомнила, что злится на него: с какой стати растрепался Аарону об их встрече?

— С какой стати ты растрепался моему мужу о нашей встрече?

— Это не я, — возразил Саймон. — Он сам мне позвонил — убедиться. В двух словах, солнышко: Чертовски Скверный Характер.

— Что еще он тебе сказал?

— Угрожал моей жизни и самым уязвимым частям моего тела. Причем в безобразно грубых выражениях. Я повесил трубку на четвертом упоминании моей незабвенной родительницы.

— Боже правый, ни разу не слышала, чтобы он ругался.

— Так ты сбежала из дома? — спросил Саймон.

— Я беременна, — пояснила она, чтобы не оставлять никаких недосказанностей.

Наступило молчание. Бросил трубку, что ли?

— Так-с. Интрига закручивается, — наконец объявил Саймон. — Приезжай, у меня холодильник набит битком.

Кларисса не знала, сколько проплакала у Саймона на плече, но когда все же подняла голову, по телевизору как раз закончилась тысячная серия «мыла» про больничную жизнь, а за окном совсем стемнело. Музыка гремела на пределе, дозволенном законом.

— Он сказал, что я не могу о себе позаботиться! — проорала Кларисса, перекрикивая магнитофон. — Да я всю жизнь сама о себе заботилась!

— Несомненно, — подтвердил Саймон.

— Не в финансовом плане, конечно, но в эмоциональном — точно.

Саймон кивнул.

— Он решил, что это твой ребенок, — добавила Кларисса.

Саймон резко уменьшил звук.

— А почему бы и нет?

— У тебя память отшибло? Я же сказала, это была шутка. Мы с тобой не спали в ту ночь.

Он накрыл ладонью ее губы.

— Можно и позже все обсудить, если сейчас не хочешь.

Кларисса замотала головой, и Саймон обнял ее за плечи.

— Ты ведь понимаешь, что поспешила с этим замужеством?

— Понимаю. — Она утерла нос рукавом свитера.

— Ты его совсем не знала. Он мог оказаться серийным убийцей.

— Это верно, — согласилась она. — Зато какая классная свадьба…

— Твой брак был обречен, дорогая. Видик включим? Есть новая кассета.

Кларисса попыталась захлопать глазами и зашмыгать носом на манер Вайноны Райдер в фильме «Реальность кусается», но издала лишь поросячье хрюканье и поняла, что захлебнется в соплях, если не высморкается в течение пяти секунд. Саймон оказался на редкость догадлив.

— Туда, — кивнул он на узкий темный проход. — В конце коридора.

Кларисса растянула губы в подобии улыбки и тяжело зашаркала по коридору, сплошь в золотых дисках, как у всех шишек музыкальной индустрии. Интересно, не солгал ли Саймон насчет полного холодильника жратвы? Часа три во рту крошки не было!

Ванная была оклеена обложками старых пластинок: «Роллинг Стоунз» рядом с «Битлами», а дальше «Лед Зеппелин» и «Линирд Скиннирд» — все ее детство… На потолке обнаружились патриотическая задница Спрингстина, «Аэросмит» и «Уингс».

Сидя на унитазе, она размышляла о Саймоне и его страсти. Музыка. Как давно он увлекается музыкой? Ей вдруг очень захотелось это узнать. И дело даже не в Саймоне — Клариссу интересовала не столько его личность, сколько ответ на вопрос: откуда такая увлеченность?

А знать ей хотелось потому, что сама она была лишена подобного хобби, из которого можно выжать карьеру, машину, дом, телефон, битком набитый холодильник… целую жизнь.

На столике рядом с унитазом нашлась ручка и стопка бумаги, помеченная: «Саймон Инглэнд». У Клариссы не было бумаги с именем. Должно быть, она еще не сформировалась как личность.

Взяв ручку и листок, она принялась составлять список. Список своих увлечений. Он оказался коротким.


1. Покупки.

Без сомнения, хождение по магазинам — ее первая и главная любовь. Она помнила, как щекастой девчушкой таскала за матерью пакеты в обувном отделе «Сакса», и какие хорошенькие там были продавщицы, и как повсюду пахло розами, и как милы были продавцы в галстуках, с улыбкой на губах…


Поразмыслив минут пять, Кларисса черкнула:


2. Еда.

О да, поесть она любит, а также — выпить.

3. Друзья.

Друзья — это неплохо. Если не слишком достают.

4. Сон.


Кларисса молча смотрела на список, затем вычеркнула магазины и поставила сон на первое место. Вот и все. Кларисса не сходила с ума по всему тому, что обычно так нравится людям. У нее не было любимой книги, ей не нравились почти никакие фильмы, музыка, люди, тяжелая работа, легкая работа, работа с девяти до пяти, благотворительная работа; у нее не было хобби, кроме походов по магазинам; также она не слишком любила цветы, спорт, природу, бодибилдинг, танцы, пешие прогулки, животных, теннис (если не считать теннисных костюмов), йогу, пляжи и Диснейленд.

Кларисса вообще многое не любила.

Может, с ней что-то не так?

Полюбуйтесь — женщина двадцати восьми (тридцати одного) лет от роду, которая абсолютно не интересуется окружающим миром. А ведь таких, как она, много, очень много — целая армия равнодушных. Их символом могла бы стать Моника Левински, под флагом, сшитым из пресловутого синего платья. Их всех объединял один и тот же талант — врожденная леность, готовность прогнуться перед любым влиятельным человеком и нахрапистость, свойственная лишь самым ущербным натурам.

Кларисса обозрела свое отражение в дымчатом зеркале, какое положено иметь в доме любому молодому амбициозному модному менеджеру. В зеркале она видела человека, которому нет дела ни до кого, кроме себя и собственного (комфортабельного) существования.

Ей опять захотелось писать. «Чертова беременность, — подумала она. — Только писаешь и ешь… Ешь и писаешь…»

Кларисса села и вдруг заметила пятнышко на своих стрингах (она не носила хэбэшные «бабкины панталоны» с пятнадцати лет). Присмотрелась. Точно, пятнышко. Крохотное. Всего лишь крохотное пятнышко.

Кровь.

— О черт, — сказала она. — О черт. Уже вздумал мне нервы мотать?

На туалетной бумаге обнаружилось еще одно пятнышко.

— Это в порядке вещей. Малюсенькое пятнышко. Не о чем беспокоиться, — повторила Кларисса вслух. — Вполне естественно, что я истекаю кровью!

Наверняка Саймон ее не слышит. Все заглушает телевизор, стереосистема и его мужское эго. Она напихала в стринги достаточно туалетной бумаги, чтобы сдержать прорыв плотины, отчаянно мечтая, чтобы у нее был другой доктор, а не этот нынешний, седоватый, похожий на сову, с ледяными руками и тихим голосом. Она ходила к нему с десяти лет, и это он дал ей первые противозачаточные таблетки на четырнадцатилетие. Ей требовался врач помоложе, кто-нибудь модный и современный, чтобы утешил ее и сказал, что все будет хорошо. Кто-то с теплыми руками и голубыми глазами. Кто-то, кто спасет жизнь ее ребенку.

— А ну-ка, прекрати, принцесса, — велела она своему отражению, полускрытому за наклейками «Аббы». — Я сохраню этого малыша, даже если придется заткнуть ему выход пробкой.