Адель Паркс - Мужей много не бывает

— Надо быстро сделать что-нибудь, чтобы они перестали встречаться.

— Да как тебе это в голову пришло? Тебе — не кому-нибудь. И что тебя толкает на такую подлость?

— Инстинкт самосохранения, — бормочу я.

— Когда ты встретила Лауру, она была просто развалиной. Она представляла собой крах всего. Если бы ты не стала ее подругой, она до сих пор ходила бы, как зомби, в своем кардигане и растянутых брюках. Тогда ты поступила очень хорошо — так почему же теперь ты собираешься поступить так плохо?

Амели свято верит, что раз она моя близкая подруга, то имеет право высказывать мне в глаза все, что думает. Ненавижу это.

— Может, я слишком резко выражаюсь — но для чего же еще нужны друзья, как не для того, чтобы вовремя показать, где верх и где низ?

Я чувствую острое желание сказать, что друзья нужны для того, чтобы было с кем обсудить фасоны платьев; что друзья нужны для того, чтобы не приходилось в одиночку пить вино, — но я еще не опустилась до такого нахальства и поэтому молчу.

— Я ни разу не видела Лауру такой веселой и уверенной в себе. Она вся светится, и — прости, если это прозвучит бестактно, — он, по-моему, тоже сильно на нее запал.

Я в ужасе смотрю на Амели:

— Ты так думаешь?

— Да. Во имя всего святого, он же ведет ее на «Чикаго». Если это не может служить показателем сильной привязанности, тогда что же может?

— Он ей все расскажет, — пророчески шепчу я.

— Ты должна опередить его. И ты должна поговорить с Филипом.

— Нет! — взвизгиваю я. Множество голов опять поворачивается в сторону нашего столика. Сегодня мы здесь явно развлечение дня. — Должен же быть другой способ. — Я задумываюсь на секунду. — Может быть, стоит поговорить со Стиви.

— Может быть, — уступает Амели. — Это было бы хорошим началом.

— Возможно, мне удастся быстро получить развод. В наше время это делается за несколько минут, разве нет? В конце концов, мы столько лет не виделись — это может послужить основанием. А потом я признаюсь Филипу, что наш с ним брак не совсем законный.

Амели кривится:

— Что значит «не совсем»? Ты либо замужем за ним, либо нет.

— Ну хорошо. Наш брак совсем незаконный, — с неохотой признаю я. У меня сжимается сердце. Я хочу быть замужем за Филипом. Я ощущаю себя замужем за Филипом. — Но это лучше, чем признаться сейчас, потому что мне не придется говорить, что я замужем за другим человеком. Можно будет сказать, что всему виной какая-либо юридическая формальность, что были неверно заполнены какие-нибудь бумаги. Это ведь даже в какой-то мере правда. — В первый раз за шесть дней я вижу проблеск надежды.

— Ну это вряд ли правда, только правда и ничего, кроме правды. Филип потребует объяснений — он не такой человек, чтобы не обратить внимания на твои недомолвки. Лучше сразу все ему объяснить, — не соглашается Амели.

— Я что-нибудь придумаю. Разберусь. — Я столько лет прятала голову в песок — у меня нет никакого желания ее вытаскивать. — А потом мы с Филипом опять поженимся, на этот раз тихо. Никто ничего не узнает. А Лаура и Стиви будут вольны делать… все, что они хотят делать.

Для меня это верх благородства и самопожертвования. Может, Стиви мне и не нужен, но все же тяжело просто взять и подарить его подруге. Где-то в глубине души, в самом дальнем ее уголке, я тайно верила, что он по-прежнему мой. Всегда был и всегда будет, с начала времен и до их скончания… Я восемь лет не видела его и месяцами о нем не вспоминала, но где-то в подсознании продолжала считать его своим. Амели явно не может оценить мое самопожертвование — она делает такое лицо, какое обычно наблюдают Фрейя и Дэйви, когда ссорятся.

К столику возвращается Лаура. Ее триумфальный блеск несколько приугас. Может быть, она ждала звонка, а он не позвонил или послал ей сообщение типа «отвали». Хоро-шо-о. Если он пошлет ее куда подальше, мне не придется с ним разговаривать.

— Что-то не так? — спрашиваю я.

— Странно, что ты меня об этом спрашиваешь, — говорит Лаура. — Я собиралась задать тебе тот же вопрос. Ты сегодня как-то странно себя ведешь.

Я смотрю на нее пустым взглядом, всеми силами стараясь, чтобы в него не просочилось ни капли моих истинных чувств.

— Слушай, я хочу, чтобы ты была со мной максимально откровенна. Чем тебе не нравится Стиви?

— Ничем, — пряча глаза, бормочу я.

— Хорошо, потому что, если все же что-то есть, тебе следовало сказать мне об этом. Ты была настроена против него, так как мы думали, что он уличный музыкант. Но он не уличный музыкант.

— Да, ты говорила, он учитель. Это здорово.

— Если тебе известна какая-либо реальная причина, объясняющая, почему мне не стоит встречаться со Стиви, то, как моя подруга, ты должна сказать о ней сейчас.

Вот она, моя возможность. Я могу рассказать ей все, как в прошлом рассказывала о многочисленных заведомо менее серьезных вещах. Когда я стала принимать таблетки для похудения, Лаура была единственным человеком, кто узнал об этом, — естественно, она убедила меня, что это все чепуха, и отправила меня в спортзал. Когда незадолго до свадьбы с Филипом у меня пропали месячные, именно Лаура сидела перед дверью туалета и дожидалась, когда я пописаю на полоску теста на беременность. Она знает, когда я в последний раз обесцвечивала волосы. Она знает обо мне все — ну, практически все. Три года она была на моей стороне, и я хочу, чтобы она там осталась.

Я задумываюсь о том, согласится ли Лаура держать все в секрете от Филипа, если я ей расскажу об истинном положении дел. Может, и удастся ее убедить. А что, если нет? Что, если она разозлится и обидится — и, кстати, будет на что — и твердо решит разоблачить меня перед Филипом? Я чувствую, что Амели затаила дыхание. Она хочет, чтобы я поступила правильно и призналась во всем. Но я не могу, просто не могу.

Мой план должен сработать.

Сгорая от стыда, я качаю головой.

— Я просто беспокоюсь о тебе, — мямлю я. Это в общем-то правда — но правда также и то, что еще больше я беспокоюсь о себе. — Не хочу, чтобы тебе было плохо. — И я действительно не хочу, чтобы ей было плохо. Она не так давно пережила тотальный разрыв отношений, который чуть не убил ее, — и Амели права, она влюбилась в Стиви. Если отбросить в сторону мои заморочки, связанные с двоемужеством, и подумать о Стиви и Лауре как о паре, то нельзя не признать, что они подходят друг другу. Я хочу, чтобы мой новый план сработал — так будет лучше и мне, и им. — Мне бы хотелось познакомиться с ним надлежащим образом, — говорю я.

— Да? — Прежний Лаурин блеск возвращается к ней. Я непроизвольно улыбаюсь:

— Да. Вся эта эпопея стартовала не с той ноги. — Это в большой степени правда. — Почему бы вам со Стиви не прийти в субботу ко мне на ужин?

— Это было бы здорово. Ой, но у него выступление в субботу. На свадьбе. Может быть, на следующей неделе?

Я задумываюсь, насколько за неделю может ухудшиться ситуация, — но, так как у меня все равно нет выбора, соглашаюсь.

— Он будет в восторге, — радуется Лаура. — Он так хочет с тобой познакомиться. Мы столько о тебе говорили.

Я решаю воспринять это замечание буквально, потому что если я задумаюсь над альтернативой — что он догадывается, что я Белинда Макдоннел из Кёркспи, а не Белла Эдвардс из Уимблдона, — то, наверное, превращусь в камень.

— Амели, ты же тоже придешь? — спрашиваю я.

— Не пропущу ни за что на свете, — говорит Амели.

А я, в свою очередь, отдала бы все на свете, только чтобы не устраивать этот званый ужин.

Лаура

^{Пятница, 4 июня 2004 года}

— Он уснул? — спрашиваю я, когда Стиви входит в кухню.

— Почти. Я прочел ему три сказки: «Человек на Луне», «Лис в носочках» и «Питер — пиратский попугай».

— Ха! Он обвел тебя вокруг пальца. — Я улыбаюсь. Все три сказки довольно длинные. — Прежде чем прочесть ему сказку на ночь, я всегда оговариваю условия: две короткие сказки или одна длинная. Почти никогда две длинные. Три длинные — это вообще нонсенс. Ему только дай шанс — он тебя у себя всю ночь продержит.

— Да я не против. Мне это нравится, — говорит Стиви. Я искоса смотрю на него и замечаю, что он чуть-чуть покраснел. Очевидно, это признание далось ему не совсем легко. Но я в восторге.

— Тебе повезло, что ты не встретил нас в прошлом году. В то время он заставлял меня по десять раз перечитывать одну и ту же книгу. Больше всего он любил рассказ о непонятных звуках на стройке. И почему, спрашивается? Там нет ничего, что, по моему мнению, должно быть в хорошем рассказе. Ни напряжения, ни чувств, ни…

— Концовки? — прерывает меня Стиви.

— Точно. — Мне становится слегка неловко. Кажется, пора сменить тему. — Думаю, здесь мы пока все закончили. Давай возьмем бутылку вина из холодильника и посидим в комнате, пока жарятся овощи и маринуется мясо.

Я занялась ужином, пока Стиви готовил Эдди ко сну. Эдди сам попросил, чтобы Стиви выкупал его, почистил ему зубы и почитал сказку. Обычно я просто наслаждаюсь этим временем суток — и не только потому, что скоро можно будет лечь спать и отключиться от прошедшего дня. Я люблю свернуться клубочком на кровати Эдди и почитать ему вслух. Люблю наблюдать, как его веки становятся все тяжелее и тяжелее, пока, наконец, усталость не берет свое и его глаза не закрываются. Я могу целую вечность смотреть на то, как его длинные ресницы лежат на розовых щечках. В такие моменты я подбираюсь к нему поближе и дышу его дыханием, смакуя его свежесть и мягкость. Я понимала, что такие вечера закончатся, когда моя забота об Эдди станет излишней, но не ожидала, что это случится так скоро, — и все же у меня не возникло ни малейших возражений, когда Эдди потребовал, чтобы Стиви, а не я выкупал его и прочел ему сказку.

Во время купания из ванной комнаты почти непрерывно доносился смех Эдди и плеск воды, а когда я потом зашла туда, чтобы забрать грязную одежду, то обнаружила, что стены все мокрые, а на полу образовались целые лужи. Купание со Стиви, без сомнения, гораздо более активное занятие, чем купание со мной. Неудивительно, что Эдди так смеялся. Потом я слушала, как Стиви читает знакомые сказки в незнакомой манере. Он озвучивал разных персонажей разными голосами и разыгрывал с Эдди поединки и драки. Я думала, что Эдди никогда не успокоится, — мне казалось, что он слишком возбужден для этого. Но затем в комнате Эдди все стихло, и Стиви тихонько запел колыбельную. Я сглотнула комок в горле, чтобы, чего доброго, не заплакать над миской с овощами. Надо заметить, что в этот момент я не резала лук и что мне еще далеко до тех определенных дней месяца, когда глаза у меня на мокром месте.

Я обещала Стиви, что сегодня у нас с ним будет особый ужин. На этой неделе мы уже один вечер провели вне дома, и мне не очень хотелось еще раз нанимать няню. Стиви сказал, что сам заплатит за нее, объяснив, что это только справедливо, так как за няню пришлось бы отдать половину той суммы, которую мы потратили бы за вечер. Я ответила, что дело не в деньгах. Я просто чувствовала, что это нехорошо — оставлять Эдди дважды за одну неделю. Последние полмесяца мы жили в состоянии лихорадочного возбуждения. Мы устали, и нам необходимо было отдохнуть в спокойной обстановке. Я обещала Стиви домашний ужин, добавив, что хотя я и не хочу превращаться в кулика и хвалить свое болото, но я вполне уверена, что такого жаркого с розмарином, как у меня, он нигде больше не попробует.

В моем коварном мозгу, кроме нежелания искать няню, таится еще одна причина, из-за которой я решила никуда сегодня не ходить: я все еще думаю, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Иными словами, я надеюсь, что мое жаркое с овощами проложит мне дорогу к телу Стиви.

И это самое странное. Я на все сто процентов уверена, что нравлюсь Стиви — по-настоящему нравлюсь. В конце концов, со дня нашей встречи мы проводили вместе почти каждый вечер. Так что меня несколько смущает, что за те две недели, которые прошли с концерта в «Колоколе и длинном колосе», мы со Стиви так и не вступили в половую связь. Мы вообще ничего не делали, даже не целовались взасос. Я в растерянности.

Я отлично знаю, что мои груди успешно соревнуются друг с другом в том, которая из них скорее достигнет уровня талии, а вокруг глаз у меня гусиные лапки (и их точно не спутаешь с морщинками, возникающими от смеха, потому что даже клоун Коко не смог бы нахохотать столько морщин). Но, невзирая на все сказанное, я замечала несколько раз, что Стиви смотрит на меня со старым добрым вожделением. Когда мы в прошлую субботу ходили в лондонский зоопарк, он глаз не мог оторвать от моих ног — на мне тогда была мини-юбка. Зверей он так толком и не рассмотрел. Я вполне уверена, что физически я его привлекаю и, раз он проводит со мной все свободное время, ему не может не нравиться мое общество. Все это делает наши платонические отношения еще более необъяснимыми. Он не отличается особой робостью и неопытностью. Насколько я знаю, у него нет никаких ужасных болезней. Так что я правда в растерянности.