Он обхватил голову руками, прикрывая пальцами глаза:

— У меня голова раскалывается.

— Очень плохо, приятель. Но что поделаешь, сейчас время занятий.

Лукреция встала между Лилой и кроватью.

— Я уверена, что вы не станете требовать, чтобы больной человек занимался какой-то там гимнастикой в таком состоянии.

— К вашему сведению, мисс фон Как-вас-там, большинство моих пациентов испытывают боль. Я помогаю им избавиться от этой боли. Во всяком случае, до сих пор мне это удавалось. А теперь я попрошу вас оставить меня с моим пациентом наедине. Нам нужно работать.

— Я уверена, что у вас очень ограниченные знания, причем только в определенной области, и вы чересчур усердствуете в своей работе.

Лила стиснула зубы:

— Я профессионал, и у меня очень большой опыт как с пациентами, так и с добросердечными друзьями, родственниками и любовницами пациентов, которые исключительно из благих побуждений вмешиваются в то, в чем ничего не понимают, в частности в лечебную физкультуру.

— Вы утверждаете, что вы профессионал, но и ваше отношение, и ваше поведение заставляют в этом сомневаться.

— А сомневающиеся могут отправляться бронировать номер в ближайшем мотеле, если не уберут свою элегантную задницу с моей дороги. Адам, — резко обратилась к нему Лила, — попроси ее уйти и не возвращаться до окончания занятий.

Кавано устало снял лед со лба. Он переводил взгляд с одной женщины на другую, потом его черные глаза остановились на Лиле.

— Лила, я действительно плохо себя чувствую. Не могли бы мы позаниматься после обеда?

Лила почувствовала, как адреналин бушует у нее в крови. Она бросила на Адама презрительный взгляд, проигнорировала самоуверенное выражение на лице Лукреции и пулей вылетела в коридор. Все стеклянные предметы в доме зазвенели, когда она со всей силой хлопнула дверью.

И вот теперь она сидела с Питом на кухне, дожидаясь полудня. Снова и снова вспоминая эту сцену, она каждый раз начинала трястись от злости. Питу пришлось несколько раз окликнуть ее, прежде чем Лила обратила на него внимание.

— Прости, пожалуйста, что ты сказал?

— Ренч готов.

— Хорошо. Я их позову.

— В этом нет необходимости, мисс Мэйсон, — раздался с порога голос Лукреции. — Я спустилась, чтобы взять поднос. Адам предпочитает есть у себя.

— Видите ли, то, что Адам предпочитает, и то, что он будет делать, это совершенно разные вещи. — Лила встала и взглянула прямо в глаза женщине. — Уже несколько недель он ест внизу. Ему не носят поднос с тех пор, как он научился пересаживаться в инвалидную коляску. Ему необходимо двигаться. Он должен встать и ходить самостоятельно. И, черт побери, Адам не будет лежать там, пока вы будете кормить его с ложечки и пичкать вашим сочувствием.

— Я не ставлю под сомнение ваш опыт…

— Именно этим вы и занимаетесь!

— ..но Адам, судя по всему, совершенно выдохся. Я собираюсь сегодня же позвонить доктору Арно и спросить его, что он думает о состоянии Адама. Пит, почему ты не готовишь поднос?

— Рира сказать не надо.

— Да собери ты им этот дурацкий поднос, — сердито бросила Лила и выскочила из кухни.


— Вы уверены, что она все поняла?

— Абсолютно, — говорил Лиле доктор Арно по телефону. — Я объяснил мисс фон Эльзхауэр, каких успехов добился Адам благодаря вашим занятиям. Я объяснил ей, что если так пойдет и дальше, то через несколько недель мистер Кавано станет здоровым или почти здоровым человеком. Но просто жизненно необходимо, чтобы ваши занятия не прерывались и чтобы оптимизм пациента поддерживался на высоком уровне.

В первый раз с тех пор, как Лила открыла дверь потрясающе красивой Лукреции фон Эльзхауэр, у нее спало внутреннее напряжение.

— Спасибо, Бо. А то я просто не знала, что мне делать.

— Я уверен, что вы бы выиграли любое сражение, Лила, — весело хмыкнул доктор Арно. — Если возникнут проблемы, прошу вас, немедленно дайте мне знать. Но я полагаю, что самое страшное позади.

— Еще раз спасибо за то, что вы меня поддержали.

Положив трубку на рычаг. Лила выбежала из комнаты и бросилась к Адаму. Но увиденное заставило ее резко остановиться на пороге.

Лукреция сидела на краю постели. Она переоделась в льняные брюки и свободную блузу, но из прически не выбивался ни один волосок, и она выглядела совсем не так, как Лила представляла себе «легкую одежду для Гавайских островов».

Лукреция держала руку Адама в своих руках. А он смеялся, глядя на нее. И Лилу словно громом поразило открытие — как же красив Адам, когда вот так улыбается, и как она без него скучала. Последние два дня они так мало времени провели вместе. А когда встречались, то ругались не переставая.

И, к своему немалому удивлению, Лила вдруг поняла, что с удовольствием выцарапала бы этой Лукреции фон Как-ее-там глаза, и не только за то, что она помешала занятиям Адама лечебной физкультурой.

Лила ревновала. Она бешено ревновала Адама к этой идиотке Лукреции.

Черт побери, это означало одно: она все-таки влюбилась!

Глава 8

Когда Лукреция заметила Лилу, стоявшую у порога, она наклонилась и легко поцеловала Адама в губы:

— Увидимся позже, дорогой.

Лила проводила женщину неприязненным взглядом, а затем повернулась к Адаму, с сожалением смотревшему вслед Лукреции.

— Тебе что, удалось послать сигнал бедствия? — раздраженно поинтересовалась Лила.

— О чем ты?

— Разве ты не специально вызвал ее, чтобы избавиться от моей тирании?

Адам без просьбы Лилы самостоятельно пересел из кровати в инвалидное кресло.

— Я никогда не полагаюсь на других людей, особенно на женщин, когда приходится выпутываться из неприятных ситуаций. Приезд Лукреции был для меня полной неожиданностью.

— А разве она не всегда так поступает? Появляется без приглашения, когда ее никто не ждет?

— Лукреция — независимая женщина. Она поступает так, как ей нравится. — Адам поднял глаза на Лилу и, подчеркивая каждое слово, добавил:

— И она знает, что ей здесь всегда рады.

— Ты поосторожнее с таким гостеприимством, Кавано. Лукреция может появиться весьма неожиданно, и ты окажешься в неловкой ситуации.

— Например?

— Например, она найдет тебя в постели с другой женщиной, тупица.

— Что ж, — проворчал Адам, с трудом взбираясь на массажный стол, — на этот раз такой возможности просто не существовало, верно?

Лила принялась за работу.

— Ты абсолютно прав.

— Тогда почему ты злишься?

— Разве я злюсь?

— Выглядит, во всяком случае, так.

— Ты можешь завести здесь гарем, чтобы женщины облизывали тебя с утра до вечера, меня это не волнует. Но когда приходит время для занятий лечебной физкультурой, ты должен гнать всех девок прочь.

— Одна молодая красивая женщина вряд ли заменит собой гарем.

— Одна или пятьдесят, но во время наших занятий ты должен выкладываться на все сто процентов, чтобы мы с тобой побыстрее закончили и я смогла уехать домой. Ты начинаешь ходить, и я сразу же собираю вещи. А пока, если Белоснежка не станет путаться у меня под ногами, мы с тобой отлично поладим.

— Белоснежка?

— Неважно.

— А кто тогда я, принц?

— Ты гном по прозвищу Лежебока.

— Ну, тогда с тобой вообще все просто.

Ты гном Ворчун.

Лила вполне оправдала свое прозвище, когда сердито сказала:

— Твои мускулы и связки совсем затвердели.

— Ого! Прекрати немедленно!

— Даже не вздумай жаловаться, Кавано. Ты сам во всем виноват. Ты два дня пролежал, бездельничая. А теперь нам придется как следует поработать, чтобы вернуть тебе ту форму, которая у тебя была до того, как ты решил стать лентяем.

После этого они практически не разговаривали. Лила даже не подумала облегчить упражнения для Адама, хотя тот заметно потерял форму после двух дней перерыва.

— Ты можешь толкнуть мою руку сильнее, Адам, я это знаю. — Они почти закончили занятия, когда Лила вдруг бросила это резкое замечание. Обычно во время самых болезненных упражнений они шутили, обменивались оскорблениями или сексуальными намеками. Тишина действовала ей на нервы. Она чувствовала, что им просто необходимо вернуть тот дух товарищества, что царил на занятиях до Великого Поцелуя, приезда Лукреции и до того, как Лила поняла, что в ее отношении к Адаму кроется нечто большее, чем просто профессиональная заинтересованность. — Говорю тебе, толкай сильнее.

— Я толкаю, черт побери. — Адам стиснул зубы, лицо ему заливал пот.

— Сильнее.

— Не могу.

— Нет, можешь, давай. — Он попытался еще раз. — Теперь уже лучше. Хорошо. Еще немного сильнее. И выше.

— Я привык заниматься кое-чем куда более занимательным, когда слышу эти слова — сильнее, выше.

Их взгляды встретились. И под взглядом Адама Лила вдруг задохнулась, и сам Кавано сбился с ритма. Она опустила руку и положила его ногу на стол.

— Понятно, сейчас тебе не слишком весело. Мне жаль, что я не могу предложить более приятного времяпрепровождения.

Он еще мгновение смотрел на Лилу, потом примирительно пожал плечами:

— Ты же не виновата в том, что я свалился в пропасть.

Стоило Кавано только заговорить о несчастном случае, как на его лице появилось мрачное, виноватое выражение. Лиле всегда хотелось пожалеть его, так как она знала, что Адам оплакивает своих друзей.

— Ты хорошо потрудился сегодня и заслуживаешь награды.

— Массаж? — с надеждой в голосе спросил Адам. — Отлично.

— Снимай плавки и поворачивайся. Адам уже натренировался и быстро выполнил ее приказ. Накрывая его полотенцем, Лила сделала ему комплимент. Чувствуя гордость за самого себя, он положил голову на руки и посмотрел вслед Лиле, которая пошла в ванную комнату.

— А знаешь, ты шокировала Лукрецию.

— Каким образом? — Лила принесла влажное полотенце и стала протирать ему руки, ноги, спину. Вытерев его насухо полотенцем, она налила на руки ароматный лосьон и начала массировать Адаму икры. Он застонал от удовольствия. Глаза у него закрылись. — Теперь сконцентрируйся и постарайся расслабить мышцы, — голосом гипнотизера говорила Лила. — Представь, как расслабляются мускулы. Так что сказала обо мне Лукреция? — Она ввернула вопрос в разговор как бы случайно, надеясь, что Адам не почувствует ее живейшего интереса.

— Она ожидала встретить совсем другого методиста по лечебной физкультуре — этакую мужеподобную даму с сильно развитой мускулатурой, толстыми пальцами, короткой стрижкой, в белоснежной накрахмаленной форме. Она никак не ожидала увидеть длинноногое создание в коротеньких шортах с ярко-красными ногтями на ногах.

— Если мне будет позволено высказаться, то замечу, что мне лично последнее описание нравится больше. — Теперь она массировала поясницу и ягодицы Адама. Его вздохи стали глубже, чаще, сексуальнее.

— Лила, ты веришь в переселение душ?

— Я не знаю. А что?

— Я вдруг подумал, что знаю, кем ты была в прошлой жизни.

— Неужели? И кем же я была, по-твоему?

— Я сомневаюсь, что ты будешь рада это услышать.

Лила наклонилась и начала массировать плечо. Адам открыл глаза.

— Неужели в предыдущей жизни я занималась самой древней на земле профессией?

Он оглядел ее белокурые вьющиеся волосы, волной упавшие на плечи.

— Именно об этом я и подумал.

— Тогда я рада, что это так.

— Ты бесстыжая девчонка, — пробормотал Кавано со смехом и снова закрыл глаза.

Лиле понравились его длинные ресницы, лежавшие на щеке. Честно говоря, ей нравилась каждая черточка его лица. Она втайне любовалась им, размазывая лосьон по спине Адама. Лила равномерно массировала каждую мышцу, сжимая и разжимая пальцы. Прикосновение к его коже обжигало ее. Жизнестойкость Адама ощущалась в каждом мускуле.

Лила так увлеклась массажем и настолько была поглощена своими мыслями, что не услышала, как вошла Лукреция. Только звук хлопнувшей двери вывел ее из задумчивости. Лила торопливо набросила простыню на Адама.

— Вам надо было прийти попозже, — недовольно заметила она. — Мы еще не закончили. Я помогаю ему расслабиться.

— Я вижу? — несмотря на слова Лилы, Лукреция все же подошла к столу. — Я принесла кое-что, что поможет ему расслабиться лучше, чем массаж. Как насчет мартини, дорогой? Как раз такой, как ты любишь. Адам приподнялся на локтях и протянул руку, чтобы взять стакан.

— Спасибо. — Он отпил глоток и одобрительно кивнул. — Гм. Великолепно.

Они улыбнулись друг другу и выжидательно посмотрели на Лилу. Она не двинулась с места, а обратилась к Адаму:

— Тебе понадобится помощь, чтобы пересесть в кресло.

— Я уверена, что смогу ему помочь, — проворковала Лукреция.

Лила взглядом спросила одобрения Адама. Тот с видом знатока потягивал мартини. Как же ей хотелось вырвать стакан у него из рук и стереть с губ эту глупую ухмылку.