– Леночка, тебе нельзя расстраиваться. Опять будет обморок. Перестань. Эта женщина нам еще пригодится. Слышала, что сказал прокурор? Ее просят вспомнить детали, которые помогут найти Дашеньку. Поедем в гостиницу. Тебе надо отдохнуть.

Он говорил о Татьяне в третьем лице, как будто она не сидела тут же, в метре от него. Очевидно, для него, привыкшего жить и делать деньги благодаря высоким связям и только им, обычные люди не представляли никакой ценности. Татьяну он не знал, так как департамент культуры не входил в круг его интересов.

Впервые Татьяна не смогла дать отпор обидчикам. И не потому, что их наглость не знала границ и она растерялась, не найдя нужных слов в свою защиту. Нет. Дело в том, что она сама чувствовала свою вину. Она сама была себе обвинителем и судьей.

Она казнила себя безжалостно и бескомпромиссно. А их слова лишь подливали масла в огонь, на котором она медленно сгорала, не прося ни помощи, ни сочувствия.

Елена встала, поддерживаемая под локоть Станиславом, и, не удостоив Татьяну взглядом, молча пошла к калитке. Станислав мимоходом кивнул Татьяне и поспешил за женой.

Татьяну снова душил кашель. Она выпила воды, но это не помогло.

Поднявшись из-за стола и продолжая кашлять, она пошла в дом.

Андрей лежал на кровати прямо в одежде и обуви. На ее появление он не отреагировал, так и продолжал сосредоточенно смотреть в потолок. Татьяна не нашлась что сказать ему. Она немного постояла на пороге большой комнаты, где был Андрей, и пошла в горенку бабы Анны. Там в шкафу сняла с плечиков платье, взяла с полки чистое белье. Переоделась, расчесала спутанные волосы. Ее не волновало, что перед чужими людьми она предстала в таком помятом виде. Она думала об Андрее. Почему он молчит? И что кроется за этим молчанием? Неужели все кончено? Она опротивела ему, и он с трудом выносит ее присутствие? Да, это так. Иначе бы он поговорил с ней. И в больницу не пришел. Это тоже о многом говорит. Он терпит ее лишь по одной причине. Она должна вспомнить «детали». Черт бы их побрал, эти детали! Откуда ей знать, какая гадина украла ребенка и какое отношение к этому имеет она, Татьяна? Она крепко зажмурилась, стиснула зубы, тихо застонала, уткнувшись лбом в зеркальную дверь шкафа. Что же теперь делать? Она не знает, как вести себя с Андреем. А вдруг он прогонит ее, как нашкодившую собачонку, отругает? Скажет, что интрижка исчерпала себя и сейчас ему не до нее, не до «телячьих нежностей»? Только не это! Пусть лучше молчит.

Татьяна пошла на кухню, налила в чайник воды, включила его и села на табурет возле стола. Так и сидела, пока не вскипела вода. Она налила кипяток в две чашки, заварила, положила сахар, размешала. Все это она делала как сомнамбула, неосознанно. В голове по-прежнему была одна мысль, вернее, вопрос: «Почему он молчит?» Татьяна пошла с чашками в комнату.

– Андрей, я… – начала Татьяна, но столкнулась с ним на пороге.

Андрей, ни слова не говоря, посторонился, пропуская ее в комнату, а затем быстро вышел из дома. Она услышала стук калитки, значит, он ушел совсем.

Татьяна поставила чашки на стол, подошла к окну. Погожий летний день набирал силу. На высоком небе – ни облачка, лишь веселые стрижи хозяйничали в его просторе. Глубокие тени от кустов и деревьев еще больше подчеркивали яркий, солнечный свет, позолотивший траву и песчаную дорогу на Береговой улице. Два белобрысых мальчугана проехали мимо окон на больших, явно не их по росту, велосипедах. Прошла старушка, ведя за собой козу на веревке. Жизнь продолжалась, но она не касалась ее, Татьяны, оказавшейся вдруг лишней и ненужной в праздничном от солнца и летних красок мире. Ей стало холодно. Она отошла от окна, постояла в раздумье перед кроватью, где недавно лежал Андрей, потом, как будто решившись на что-то, быстро подошла к старенькому фанерному буфету, открыла створку и достала с верхней полки пол-литровую бутылку водки. Ее держали на всякий случай – приход незваных гостей или от простуды. Татьяна поставила на стол бутылку, сходила на кухню за стаканом, села за стол. Она глубоко вздохнула, перекрестилась на иконку, стоящую на небольшой божнице в углу комнаты, и отвинтила колпачок бутылки. Но наливать не торопилась. Ее терзали сомнения. И вновь какое-то внезапное решение подбросило ее с места. Она вскочила, закрутила колпачок обратно, положила бутылку в пакет и выбежала из дома.

Татьяна подошла к флигелю отца Алексея, постучала в дверь. Ей никто не ответил. Она огляделась вокруг, но никого не заметила. Татьяна пошла к церкви. На крыльце стоял отец Алексей с двумя женщинами в белых платках и о чем-то беседовал с ними. Увидев Татьяну, он попрощался с женщинами и пошел ей навстречу.

– Дорогая Татьяна Михайловна! Зачем же вы ушли из больницы? Мне матушка рассказала, как вы тяжело болели. Она боялась за вас, всю ночь молилась, чтобы Бог не оставил вас, а вы…

– Ничего. Спасибо, отец Алексей, и матушке спасибо. Мне уже значительно лучше, – сухо ответила Татьяна, вся во власти своих мыслей, далеких от того, что говорил батюшка. – Я к вам вот по какому делу. Отпустите мне грехи, если можно.

– Вы исповедаться хотите?

– Да.

– Ну что ж. На все воля Божья. Идите в придел и подождите меня. Я скоро.

Татьяна стояла перед образом Девы Марии и не узнавала себя в изображении. Художник дополнил живую натуру своим видением, и это одухотворило образ, вознесло его над мирской суетой. Богоматерь смотрела на Татьяну печальным взглядом и как будто видела перед собой не только эту земную женщину, но и весь ее жизненный путь, от рождения и по сей день, самый тяжелый в ее жизни. «Ах, Андрей! Как прекрасна твоя кисть! Но ведь это и душа твоя. Художник наполовину пишет тем, что у него внутри. Тогда почему…» Она не успела закончить свой мысленный монолог. Вошел отец Алексей, и началось таинство. Татьяна рассказала батюшке о своей любви к Андрею и Даше, о том, что она виновата в ее исчезновении, о сложных отношениях с братом, об Оксане, о ненависти и одновременно жалости к Елене. Лишь об одном она не сказала священнику, но об этом нельзя говорить никому. Батюшка именем Христа отпустил ее грехи.

Татьяна вышла из храма с легким сердцем. Теперь не страшно. Теперь она освободится навсегда и от несчастной любви, и от грехов. То, что она задумала самый тяжкий грех, ей не приходило в голову. Главным для нее сейчас было обретение вечной свободы.

Она спустилась по знакомой тропинке к реке, посмотрела вокруг себя – ни души. Зайдя в заросли ивняка, Татьяна села в траву, вынула из пакета бутылку, открутила колпачок и начала пить жгучую жидкость. Она знала, что если оторваться от горлышка и перевести дыхание, то продолжить эту пытку она не сможет. Ее просто вырвет. Поэтому, зажмурившись и задержав дыхание, она пила и пила, пока в бутылке почти ничего не осталось. Задохнувшись, едва не потеряв сознание от шока и недостатка воздуха, она отбросила бутылку в кусты и легла на спину. Теперь надо ждать, когда наступит полное опьянение. Ждать пришлось недолго. Вторые сутки она почти ничего не ела. Алкоголь моментально оказался в ее крови, оглушил, одурманил. Он отодвинул реальный мир, и Татьяна оказалась в ином пространстве, в другом измерении, где нет страхов и горя, обид и условностей.

Ей стало тепло, даже жарко. Надо войти в воду, и жара отступит.

Раздеваться не стоит. Зачем? Все это бред сивой кобылы. Кому какое дело, в чем она, кто она, где…

Татьяна, шатаясь и спотыкаясь, пошла в воду. Странно, но она еще что-то соображает. Например, куда подевалось боковое зрение? Она видит только то, что прямо перед ней, в двух шагах, а дальше сплошной туман. Ни фига не видно. Татьяна хихикнула и пошла дальше. Вода обхватила ее колени. Или это не вода? А может, вододороросли? Тьфу ты! Какое дурацкое слово! Никак не выгововыривыть. Опять! Нет, все же это не вододо… Ой, лучше не повторять это невозможное слово! А-а! Понятно! Это платье запуталось в ногах. Эх, надо бы его снять! Как бы сейчас было легко плыть. Стоп! Разве она пловчиха? Не-ет. Она русалка. Опять не то. Зачем она здесь? О, она вспомнила! Ей надо утонуть. Татьяна опять хихикнула. Но как же это сделать? Плавать учат, а тонуть нет. Дурдом!

Вода уже была на уровне шеи. А она все шла и шла по дну, пока не ощутила темень. Инстинкт выбросил ее на поверхность воды. Она, не понимая, что делает и вообще что с ней происходит, легла на спину, как делала много раз, купаясь в водоемах, и, слегка подгребая руками, поплыла на середину реки. Солнце ослепило ее. Она закрыла глаза и только плавно шевелила руками, чувствуя свою невесомость. Такого блаженства она не испытывала ни разу. Наверное, это и есть счастье. Глупые люди, они не знают, что счастье здесь, совсем рядом. И она не знала. Как хорошо! Кто она? Почему в этой воде? Или это не вода, а облако? Мягкое, пушистое. Она лежит в нем и плывет по небу, плывет… А что там такое внизу, голубое-голубое? Река? Нет, озеро. Или море? Да, море. Морская вода так же хорошо держит, как это облако. Чудесно! Как хочется спать! Ужасно хочется. Она сейчас уснет. Надо только повернуться на правый бок, иначе не уснуть. Мешает солнце. А почему в море залезло солнце? Что оно там делает? Фу, какое вредное! Ничего не видно. Она совсем ослепла. Спать! Ничего не надо, только спать!

Татьяна повернулась на правый бок и сразу пошла ко дну. Она не осознала это, а опять почувствовала. Вода, темная, холодная, лилась в ее ноздри, уши, рот. Ей стало нечем дышать. И вновь инстинкт самосохранения, самый мощный из всех, что есть у живого существа, заставил ее карабкаться наверх. Она вынырнула на божий свет, открыла рот, чтобы глотнуть воздуха, и тут же камнем пошла вниз. Ей и невдомек было, что надо плыть, а не махать беспорядочно руками. Так повторялось несколько раз. Силы покидали ее. А сознание так и не возвращалось. Путаное, ускользающее, оно хотело спать, как и вялое, непослушное тело. И лишь инстинкты боролись за ее жизнь до последнего, до самого последнего вздоха.

Она уже не почувствовала рук Андрея, который вытащил ее из воды, а затем откачал из нее воду и сделал искусственное дыхание. Она, так и не придя в сознание, крепко, мертвецки уснула на кровати в его вагончике. Врожденные силы организма уберегли ее и от шока.

– Тут есть кто живой или как? – услышала Татьяна голос Виталия.

Она с трудом разлепила веки, но пошевелиться не смогла. В вагончике было темно.

– А водярой-то несет! Ну-у, мать честная, алкаши чертовы! Вы чего тут, перепились? Или лечитесь ею, родимою?

Виталий прошел в вагончик, включил зажигалку. В ее слабом свете он разглядел Татьяну. Рядом с ней ничком лежал Андрей и крепко спал. Его не разбудил даже громкий голос Виталия.

– Привет, сестренка! Ты куда пропала? Все ищут ее, а она водку пьет.

– Я не знаю, как попала сюда, – хрипло пробормотала она.

– Бывает. Есть кое-какие новости. Вставай, хватит валяться!

– Нашли Дашу? – радостно воскликнула Татьяна.

– Нет, к сожалению. Но на след, похоже, напали. Ребятишки с Зеленой, это за Береговой сразу улица, рассказали, что видели две машины. Раньше таких на улице не замечали. Одна – голубой «форд», допотопный совсем, а вторая – новая вишневая «Нива». Так что собирайся и Андрея буди, поедем к следователю. А я, главное, на Зеленую-то случайно заехал, к другу, он «болгарку» просил на неделю. Вот, значит, сидим с ним на лавочке, курим, а тут мелюзга крутится возле моей «нексии» и языками, понятное дело, чешет. Я слышу, что они про какие-то машины говорят, которые позавчера стояли на отшибе, за векшинским сараем, ну и уши-то навострил…

– Виташа! – закричала Татьяна вдруг прорезавшимся голосом, даже Андрея разбудила.

– Что? Что случилось? – спрашивал он, не очнувшись от сна.

– Ребята, бегом к следователю! – снова крикнула Татьяна и соскочила с кровати.

Ее качнуло в сторону, и, если бы не стоящий рядом Виталий, поддержавший ее за руку, она ударилась бы о стеллаж. Татьяна сморщилась, схватилась обеими руками за голову и вдруг оцепенела от пока еще не ясных воспоминаний.

– Андрей, а где я была?

– Ни хрена себе, дела! – присвистнул Виталий. – Это уже перебор, сеструха.

– Да прекрати ты чушь нести! – прикрикнула на него Татьяна. – Думаешь, я от нечего делать водку пила?

– Так ее все пьют по особому поводу, – хохотнул Виталий.

– Кончай, Виталий, этот балаган. Она ведь чуть не утонула сегодня, – мрачно произнес Андрей и поднялся с кровати.

– Как это? – Лицо Виталия вытянулось.

– Долго объяснять. Поехали к следователю, – сказал Андрей, приглаживая растрепанные волосы.

– Слушайте! А я знаю эту «Ниву»! – воскликнула Татьяна, жестикулируя руками и округлив глаза.

– Что? Откуда? – чуть ли не в голос спросили мужчины.

– Это из хозяйства Плужникова. Вот!

– Та-ак, – протянул Виталий. – Уже теплее. Все, кончаем базар! По дороге поговорим. Скорее в машину!