Она не раз грезила наяву о том, как поведет мать в самый дорогой магазин и купит ей в подарок роскошную, первую в жизни шубу. Этот образ запечатлелся в ее мозгу, но неожиданно мать оказалась обладательницей миллионного состояния.

А Лили тем не менее все продолжала делать ей дорогие подарки, чем немало смущала Джуди.

Как, впрочем, смущали Джуди и любые проявления нежности, особенно прикосновения. Ее строгие баптисты-родители никогда не целовали и не ласкали ни друг друга, ни детей. Для них любое прикосновение было связано в первую очередь с сексом, а не с душевной привязанностью.

Лили осознавала одиночество матери, хотя та его яростно отрицала. Возможно, причиной этого одиночества было неотступное чувство вины.

Как бы Джуди ни оправдывала свои действия, сколько бы добрые друзья ни уверяли ее, что она ни в чем не виновата, один факт оставался неоспоримым: она бросила собственную дочь, когда той было всего три месяца.

Да, тому можно было найти множество оправданий. Джуди была всего лишь шестнадцатилетней студенткой, когда ее изнасиловали. Три богатые подруги помогли ей оплатить роды, а потом — воспитание девочки в чужой семье. Но, как ни старалась Джуди, сколько ни взваливала на себя непосильного труда, успех поначалу казался ей недостижимым миражем, и, в каком бы направлении она ни шла, дорога непременно оканчивалась тупиком. Она могла забрать дочь, только заработав на жизнь себе и ей.

Вполне возможно, что ей было бы легче достичь вершин, окажись Джуди по-женски более привлекательной. Стыдно сознаться в этом даже самой себе, но она ревновала к красоте Лили…


А мужчина на азиатской стороне города все продолжал, водя биноклем, продираться взглядом сквозь толпу мальчишек, продающих жевательную резинку и талисманы от сглаза, пока не обнаружил паром, за одним из столиков которого завтракали три знаменитые женщины.


— Джуди, возникли проблемы, — с места в карьер начал фотограф, встретивший их в Топкапском дворце. — В гареме невозможно снимать, это запрещено.

Люди, лучше знавшие мисс Джордан, обычно не употребляли в разговоре с ней слово «невозможно». Если же все-таки кто-либо допускал такую неосторожность, она, гордо задрав свой маленький носик, отвечала: «Только невозможные люди говорят — невозможно!»

На сей раз Джуди со всей категоричностью заявила:

— Мы должны провести съемку в гареме Статья уже сдана, заголовки согласованы, фотопленка сегодня же вечером отправится в Нью-Йорк, и снимки будут опубликованы в пятницу. — Она обернулась к гиду из Стамбульского туристического бюро. — В чем проблемы?

— Гарем огромен… — начал было тот.

— И неужели там не найдется места, чтобы мы могли сделать несколько кадров? Тем более что с вашим начальством все оговорено.

— Здесь, должно быть, какая-то ошибка. Фотографировать строжайше запрещено, так как ведутся реставрационные работы.

— И что, нет ни одной доступной комнаты?

— Пожалуйста, поймите меня правильно, мадам. Топкапский дворец — наша национальная гордость, и правительство будет страшно огорчено, если на снимках он предстанет не в лучшем своем виде. К тому же все самые красивые комнаты находятся в той части Топкапского дворца, которая открыта для посещения. Пойдемте, я вам покажу.

— О'кей! Давайте посмотрим! — Взглянув на часы, Джуди быстро прикинула, что времени хватит и на небольшую экскурсию, и на съемку.

— И что, это всегда так? — Санди все еще не хотелось верить, что излучающая сияние и блеск жизнь далекой звезды вблизи оказывается совсем не такой притягательной.

— Да, — ответила Лили. — Ты всегда куда-то спешишь и останавливаешься только в аэропорту. В сущности, ничего не видишь в своей жизни, кроме пыльных гримерок и съемочных павильонов. Ты не можешь сходить на дискотеку, потому что боишься проснуться назавтра с мешками под глазами, не можешь позагорать, иначе в одних кадрах окажешься светлее, чем в других, почти не можешь есть то, что едят все нормальные люди, чтобы не похудеть или не растолстеть. Ну так и что?! В чем, скажи мне, притягательность успеха?

— Девочки, пора готовиться к съемке, — прервала их Джуди. — Будем фотографироваться в столовой султана.

Она провела Лили и Санди в небольшую комнату, стены и потолок которой были украшены позолоченными рельефами с изображением лилий и роз, персиков и гранатов. Фотограф с озабоченным видом изучал показания экспонометра.

— Боюсь, что вся эта буйная флора на фотографиях выйдет размазанной, как овсянка по тарелке.

— Тогда давайте сделаем несколько кадров во дворе возле гарема. Там нормальное освещение, — предложила Джуди.

После того как съемка была закончена и пленка отправлена в аэропорт, Санди с фотографом вернулись во дворец, чтобы еще раз его спокойно осмотреть.

— В конце концов, милая, — заявила Санди, когда они с Лили выходили из сокровищницы султана, — не так уж часто мне доводилось видеть рубин величиной с голубиное яйцо.


Попрощавшись с Санди, Джуди и Лили уселись в автомобиль, с облегчением сбросили с ног туфли и попросили отвезти их на Большой базар.

Когда они уже выходили из машины, изящная сумочка Лили соскользнула с плеча, раскрылась, и все содержимое высыпалось наружу: серебряная мелочь, блеск для губ, письма… Лили стала поспешно запихивать все обратно, но Джуди успела заметить то, что ее страшно взволновало.

— Не спеши, Лили! — Голос Джуди дрожал от гнева. — Он все еще тебе пишет, да?

Лили уже открыла было рот, чтобы ответить, но промолчала. В конце концов, все, что бы она сейчас ни сказала, будет воспринято как ложь.

А Джуди не могла сдержаться:

— Неужели ты думаешь, что я не узнаю почерк своего любовника, хотя бы и после стольких месяцев?

— Джуди, я не могу заставить Марка не писать мне. Но я не поддерживаю с ним отношений. И у нас с ним никогда ничего не было, ты же знаешь…

— Но он хочет тебя, Лили, не правда ли? А меня он больше не хочет! — Джуди понимала, что ей необходимо остановиться, это было выше ее сил: слишком долго она копила обиды. — Не пытайся уверить меня, будто не знала, что Марк в тебя влюбился тогда, в Нью-Йорке. Не притворяйся, будто тебе неизвестно, какое впечатление ты производишь на мужчин. Ты, Лили, — самый знаменитый секс-символ мира! — Джуди наносила удар по самому уязвимому месту дочери.

— Ты несправедлива, Джуди! За кого ты меня принимаешь?

Но Джуди уже окончательно потеряла контроль над собой.

Ее захлестнули ревность, отчаяние и страх.

— За женщину, которая способна соблазнить любовника матери и разрушить дело матери, вот за кого! — бросила она в лицо дочери.

Из глаз Лили хлынули слезы ярости.

— Ты невыносима! Лучше бы я тебя никогда не встретила! Я не желаю больше тебя видеть!

Она развернулась, смешалась с толпой и исчезла. Джуди печально смотрела ей вслед. Их громкие, срывающиеся голоса, их лица, искаженные болью и гневом, остались незамеченными в шумной, суетливой толпе. Но обе женщины знали, что игра окончена. За считанные минуты хрупкая стабильность отношений, которую обе пытались установить, рухнула.

Мужчина с биноклем видел, что они ссорились, что Лили залилась слезами и исчезла за серыми каменными воротами базара. Он быстро двинулся за ней, расталкивая локтями прохожих, озабоченный лишь одним: не упустить Лили из виду.


— Где, черт возьми, может быть Лили? Она никогда не уходила одна так надолго!

— Вы же знаете, ходить одной для нее — высший шик, — напомнила Санди. Усевшись поглубже в кресло, она наблюдала, как тяжелая грозовая туча собиралась за минаретом. — Она ведь не переносит весь этот звездный антураж.

— Да, но она прекрасно знает, что через десять минут у нас назначена встреча с представителями агентства.

— Ну, может быть, она просто не хочет с ними встречаться. И вообще, почему бы нам не сходить поесть? — Санди поднялась со стула и затянула «молнию» на своем золотистом комбинезоне. — А Лили к нам присоединится, когда появится.

Но когда Джуди попыталась оставить Лили записку, консьерж кивнул на ключ от номера Лили, лежащий в ячейке.

— Мисс Лили ушла несколько часов назад и с тех пор не возвращалась. Нет, не одна. В сопровождении мужчины.

— Какого мужчины?

— Он не живет в нашем отеле. Может быть, турок. Я не помню, как он был одет. Кажется, в темный костюм. — Служащие самого дорогого отеля Стамбула говорили на безупречном английском.

— Как странно, мы же здесь никого не знаем, кроме людей из агентства, — задумчиво произнесла Санди, когда они прошли в столовую. Джуди молчала.

Пока сотрудники агентства в сверхвежливой манере обсуждали с ними деловые проблемы, на столе один за другим появлялись блюда с заманчивыми названиями: «Обморок святого» (баклажаны, фаршированные помидорами, луком, чесноком), «Наслаждение султана» (тушеная баранина с луком и томатами), «Женский пупок»

(пирожные с орехами и взбитым кремом). Потом свет был приглушен, а на сцене несколько пухлых женщин в полупрозрачных одеяниях начали исполнять танец живота. Их сменил пожиратель огня, а затем на сцене появился укротитель змей.

И до двух часов ночи, пока последняя кобра не улеглась обратно в корзину дрессировщика, Джуди не удавалось встать и уйти.

Вернувшись в отель, она забеспокоилась еще больше: ключ от номера Лили по-прежнему торчал в ячейке.

— Стамбул не тот город, по которому девушке стоит гулять с незнакомым мужчиной, — раздраженно заметила она, обращаясь к Санди. — Как бы ни была Лили сердита, она могла бы оставить нам записку. В конце концов, ей же самой будет неприятно, когда ее начнет разыскивать полиция. — Все более ощущая свою вину, Джуди добавила:

— Пожалуй, в полицию нам лучше пока не обращаться. Если Лили решила просто покрутить роман, мы поставим ее в смешное положение.

Санди кивнула.


Едва проснувшись, Джуди набрала номер Лили. Никто не ответил. Тогда, наспех запахнувшись в длинный шелковый халат, она заторопилась вниз, в приемную. Но вчерашняя смена уже ушла.

Новый дежурный, очень нервный молодой человек, наотрез отказался выдать ключи от номера Лили. Джуди потребовала, чтобы вызвали директора гостиницы, и вскоре они уже поднимались вдвоем по мраморной лестнице. Встревоженная, Санди осталась ждать их в коридоре, за двойной дверью номера Лили.

Джуди в сопровождении директора отеля, быстро пройдя через гостиную, распахнула дверь в спальню. Подушки оказались не смяты, равно как и простыни. Не вызывало сомнений, что постель оставалась именно в том виде, в каком ее оставила горничная, застелив сутки назад.

Санди вбежала в комнату и открыла дверь платяного шкафа. «Все ее вещи на месте». Она заглянула в ванную. На полочке перед зеркалом в беспорядке разбросана косметика, но в этом не было ничего необычного.

Санди вернулась в гостиную, где застала Джуди сидящей на корточках перед огромным, цилиндрической формы свертком в коричневой крафтовой бумаге.

— Лили, наверное, принесла это с базара.

— Может быть, человек, с которым ушла Лили, был торговцем коврами? — задумчиво произнесла Санди.

— А может, она просто встретила на рынке кого-нибудь из знакомых? — предположила Джуди.

Услышав тихий скрип двери, обе женщины радостно вскочили.

— Лили! Слава богу! Наконец-то… — В дверях стоял мальчик-посыльный с огромным букетом красных роз.

— Господи! Кому это пришло в голову присылать нам розы? Все знают, что мы завтра уезжаем? — в изумлении воскликнула Джуди.

Санди взяла у посыльного букет и с удивлением извлекла спрятанный туда конверт. Не распечатывая, она протянула его Джуди. Та пробежала глазами вложенную в конверт открытку и со стоном отбросила ее в сторону:

— Боже мой! Только не это!

Санди подняла открытку и медленно прочла вслух:

— «Оставайтесь в гостинице, пока отец Лили не даст о себе знать. Он должен будет заплатить выкуп».

— Ну вот, теперь мы хотя бы знаем, что случилось: Лили похитили, — прошептала девушка.

Глава 1

15 октября 1978 года

Не в силах вымолвить ни слова, Джуди стояла посреди гостиничного номера, ошеломленно глядя на великолепный букет красных роз. "Это моя вина, — говорила она себе. — Боже! Отчего ты не выкидываешь предупредительный красный флажок, когда человек совершает пусть даже крошечный шаг по пути к катастрофе?! Если бы только я могла перевести часы на год назад и вернуть все, как было до той нашей первой встречи в отеле «Пьер».

Стоял теплый октябрьский вечер. В камине гостиничного номера был разожжен огонь, и это придавало дополнительный уют и без того прекрасной комнате с замечательным видом на пурпурный сумрак Центрального парка. Пляшущие языки пламени отбрасывали отсвет на лица двух женщин, шагнувших навстречу друг другу. Джуди было трудно поверить, что ее дочь, которую она считала умершей, жива и что она — Лили, самая знаменитая кинодива со времен Мэрилин Монро. Было почти невозможно совместить в сознании это сексапильное существо с тем образом, который долгие годы Джуди лелеяла в сердце, — очаровательной, хорошо воспитанной шестилетней девчушки с аккуратно заплетенными косичками.