Они поднялись в спальню и еще немного поговорили. А потом в дверь позвонил Фред, и Джин его впустила. Он занес в дом чемоданы и лыжи и поставил в холле. Что делать дальше, он тоже не знал.

Около восьми Джин и Фред уехали к себе в Хиллсборо. Прощаясь, Джин пообещала вернуться утром. Несколько раз звонила Элисон и тоже предлагала приехать на ночь, но Стефани знала, что няня уже ушла домой и детей оставить не на кого, а потому отказалась. Элисон пообещала навестить завтра.

Эта ночь стала самой долгой в жизни Стефани Адамс. Спать она не могла, а думала только о Билле и о том, почему не сложилась их совместная жизнь. Внезапно почувствовала себя виноватой в том, что не приложила больше усилий, чтобы простить и восстановить отношения. Но ведь и Билл тоже не старался вернуть доверие. Семь лет они прожили так, как будто пытались удержаться на плаву после кораблекрушения.

Утром, в половине девятого, вернулась Джин, а вскоре после нее приехала Элисон. Стефани уже написала некролог и позвонила в похоронный дом. Надо было заказать гроб, все организовать, спланировать похоронную церемонию, встретиться в церкви со священником и позвонить в цветочный магазин. Так много неотложных дел. Втроем они почти справились к десяти часам. В это время приехал Майкл; на ночной рейс он так и не успел. Подруги спустились в гостиную, а мать с сыном долго сидели в спальне и плакали.

Через час из Нью-Йорка прилетела Луиза, а самолет Шарлотты должен был приземлиться в час. Джин осталась, чтобы помочь в случае необходимости, а Элисон уехала домой, к детям, но пообещала вскоре вернуться.

Обняв мать, не в силах сдержать рыдания, Луиза бесконечно твердила, какой прекрасный у нее был отец. Джин, конечно, ничего не сказала, однако не могла не заметить, что после смерти Билл сразу превратился в святого – по крайней мере, в глазах детей. В то, что Стефани думает так же, она не верила.

Майкл поехал в аэропорт, чтобы встретить младшую сестру, и к двум часам дня дети собрались дома – раздавленные горем, все трое безутешно оплакивали отца. Стефани и Джин поехали в похоронный дом за гробом, а потом в церковь, чтобы встретиться со священником. Было воскресенье, а похороны назначили на три часа во вторник. Написанный Стефани некролог должен был появиться на следующий день.

– Так много дел, – пожаловалась Стефани, когда они с Джин возвращались домой. – Голова идет кругом.

– Давай я закажу цветы, – предложила подруга, и Стефани растерянно согласилась.

– А знакомым надо сообщать? – спросила она.

– Просто позвони завтра в его офис. Все остальные прочитают сообщение в газете.

Стефани кивнула. Дома ждали дети, так что Джин распрощалась до завтра.

Вечером пообедали вчетвером на кухне, а потом долго сидели, говоря о Билле. Стефани слушала бесконечные рассказы о том, каким добрым, справедливым, заботливым папой он был. Она чувствовала нестыковку, но сейчас не могла и не хотела придавать значение мелочам. До глубокой ночи дети то плакали, то воспевали добродетели отца, а потом наконец улеглись спать. Никогда еще Стефани не чувствовала себя такой изможденной: она то страдала от нестерпимой душевной боли, то застывала в оцепенении.

Следующий день прошел почти так же, во множестве забот. В офисе известие вызвало шок, и все партнеры Билла позвонили Стефани. Джин поехала в магазин и вернулась с траурными платьями для вдовы и дочерей усопшего. Чудесным образом они оказались впору. Ни у Стефани, ни у девочек в гардеробе не нашлось по-настоящему серьезных черных платьев, соответствующих печальной церемонии.

День похорон выдался серым и дождливым. Джин позвонила в соответствующую фирму и заказала кучу еды вместе с официантами. После кладбища в дом пришло триста человек. Стефани стояла бледная и каменно-спокойная, а дети постоянно плакали.

Наконец коллеги, друзья и знакомые ушли. Стефани осталась наедине с Джин и растерянно посмотрела на подругу.

– Оказывается, Билла все любили. У каждого есть история о том, каким замечательным он был. Понятия не имела, что у мужа столько друзей. – Она в изнеможении прилегла на кровать, а Джин опустилась в кресло.

– После смерти люди всегда становятся святыми. О плохом никто не вспоминает. Скорее всего, в общении с друзьями Билл действительно был хорошим человеком, даже если не слишком радовал тебя. А детям тем более не хочется говорить о плохом. – Весь день Джин слушала, как они восхваляют отца, а Майкл даже произнес прочувствованную речь.

– Билл ничего не сделал для детей сам, – тихо, словно боясь, что ее услышат, произнесла Стефани. – Мне приходилось заставлять его хотя бы изредка проявлять внимание.

– Знаю. Ты всегда умела сделать из него героя, и теперь дети хотят помнить только это. – Стефани молчала, думая о том, не ошибалась ли сама. Может быть, на самом деле Билл был не таким плохим мужем, как она думала? Где правда – в том, что сейчас говорят люди, или в разладе и отстраненности, с которыми они жили после измены?

– Не пытайся понять, сейчас это не имеет значения. Просто прорвись через трудное время. Сколько пробудут дети?

– Луизе надо вернуться на работу к концу недели, а у Майкла в пятницу важное совещание в Атланте. У Шарлотты экзамены, так что она улетит завтра вечером. – Ответ означал, что к выходным Стефани останется совсем одна, в оглушительной тишине пустого дома.

– Было бы хорошо, если бы они остались с тобой до воскресенья, – грустно вздохнула Джин. Рано или поздно Стефани все равно придется столкнуться с одиночеством. Билл умер в самое сложное время, когда дети выросли, разъехались и осиротевшей женщине хочется стареть рядом с мужем. А Стефани осталась вдовой в сорок восемь лет, причем дети ее живут в других городах. Джин понимала, что, каким бы плохим мужем ни был Билл, какими бы далекими ни стали их отношения, утрата окажется невероятно тяжкой и болезненной.

Джин скоро уехала, и Стефани провела вечер с детьми. Дочери и сын сошлись во мнении, что похороны прошли великолепно, хотя сама она почти ничего и никого не запомнила.

Шарлотта улетела в Рим следующим вечером, Луиза отправилась в Нью-Йорк через день, а Майкл вернулся в Атланту в четверг, ночным рейсом. Все закончилось. Билл умер, его похоронили, и дети снова погрузились в свою жизнь. Стефани проводила сына в аэропорт, приехала домой, села на стул в пустом холле и разрыдалась. Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой.

Глава 3

Несколько недель Стефани бродила по дому, как привидение. Часами лежала в постели и думала о Билле, о том, что и почему между ними не заладилось. Каждый день звонила детям, и разговоры получались странными. Сын и дочери оплакивали отца, которого на самом деле у них не было – выдуманного безупречного папу. Луиза даже приписывала ему то, что всегда делала Стефани, а Билл – никогда. Слушать это было больно, и спустя три недели, во время ланча, Стефани призналась в этом Джин. Выглядела она так, словно похудела на десять фунтов, и подруга спросила, случается ли ей поесть хотя бы изредка.

– Разговариваю с детьми и не могу понять, о ком идет речь. Не знаю, что сказать. Всю жизнь постоянно оправдывала Билла, старалась представить его в лучшем свете – даже тогда, когда он был слишком занят, чтобы интересоваться нашими делами, и нигде не появлялся. И вдруг оказалось, что папа присутствовал на каждом матче, приходил на каждый концерт и спектакль. Шарлотта даже заявила, что отец постоянно забирал всех троих из школы, а я никогда этого не делала. Что им ответить? Возразить и сказать правду или оставить в плену фантазий? Понимаю, что покажусь тебе сумасшедшей, но порою создается впечатление, что дети ненавидят меня за то, что я осталась жива, а отец умер.

– Они просто злятся, Стеф. А ты – легкая и безопасная мишень.

– Знаешь, мне это совсем не нравится. Правда заключается в том, что Билл любил детей, хотя и не считал нужным проявлять свое чувство. И не проявлял, так же как и ко мне. – Но в то же время Уильям Адамс не упустил важных формальностей, надежно обеспечив жену и детей солидными и выгодными инвестициями. Семья жила в собственном доме, цена которого с каждым днем возрастала, а страховые полисы не только покрывали налог на недвижимость, но и оставляли каждому значительный капитал. Билл сумел взять на себя ответственность, хотя жестоко разочаровал ее как муж и не состоялся как отец, о чем, впрочем, никто не пожелал вспомнить.

Джин ничуть не удивилась.

– Что ж, Билл позаботился о семье. Во всяком случае, все вы остались материально обеспечены. А ведь в своем возрасте он мог бы и этого не сделать.

Теперь Стефани предстояло решить, как распорядиться собственной жизнью. Пока она понятия не имела, с чего начать. Знала только, что если сама не поедет к детям, то не увидит их до Дня благодарения, которого предстояло ждать еще целых восемь месяцев. Раньше она, по крайней мере, надеялась, что вечером Билл все-таки придет домой и ляжет рядом, пусть даже они не скажут друг другу ни слова. А теперь не осталось и этой малости. Ничего и никого. Не о ком заботиться, некому помогать, не с кем обедать по выходным. А вдруг она заболеет? Или с ней что-нибудь случится? Кто отвезет в «неотложку», если она серьезно поранится? Некому. Совсем одна. Пытаясь рассказать Джин о своем одиночестве, Стефани снова заплакала. Она не переставала плакать три недели. Уже не знала, кого поливает слезами – его или себя. И всего боялась, чувствовала себя безнадежно слабой и беззащитной.

– Правда в том, что земной шар на своих плечах всегда держала ты, а вовсе не Билл. Он постоянно работал, – напомнила Джин, чтобы вернуть подруге веру в себя. Стефани надолго замолчала, а потом кивнула и жалобно высморкалась.

– Да, наверное, ты права. Сотворение мира всегда было моей работой. Но, по крайней мере, я знала, что где-то есть муж. А теперь его нет.

– Ты обязательно справишься, – осторожно заверила Джин. – Просто надо привыкнуть к новой жизни. Почему бы нам не пообедать всем вместе? Например, на следующей неделе? – предложила она. Стефани ответила не сразу: задумалась, не почувствует ли себя еще хуже. Показываться на людях совсем не хотелось. – Уверена, что тебе это поможет. Нельзя же вечно сидеть дома в рваных джинсах и ждать, когда вернется Билл. Он больше не вернется, Стеф. Привыкай распоряжаться собственной жизнью.

И все же выходить в люди было слишком рано. Ночью Стефани лежала без сна, думая об измене мужа и о том, как она на него злилась. И вдруг, без всякой причины, разозлилась снова – непонятно, почему и зачем. Роман случился семь лет назад, а сейчас уже Билл умер, так что злиться на него не имело смысла. И все же она продолжала сердиться; ревность разъедала душу день и ночь.

В отчаянии, после нескольких недель бессонницы, Стефани снова обратилась к психотерапевту доктору Зеллер. В последний раз консультировалась семь лет назад, после того как узнала об измене и рассталась с Биллом. Доктор Зеллер встретила ее тепло и сочувственно. Она слышала о смерти Билла и читала некролог, так что сразу принялась выражать глубокое соболезнование.

– Спасибо, – уныло поблагодарила Стефани, устроившись в знакомом кресле напротив доктора. Ей уже надоело выслушивать, как люди наперебой рассказывают, что сожалеют о ее потере. Избитое слово служило настолько дешевой и фальшивой заменой настоящего сострадания, что она даже сказала об этом Джин.

– Как вы себя чувствуете сейчас? – спросила доктор Зеллер. С трагического дня внезапной кончины Билла в Скво-Вэлли прошел всего лишь месяц. С трудом верилось, что это действительно случилось. Иногда казалось, что мужа нет рядом несколько минут, а потом вдруг возникало чувство, будто он ушел несколько лет назад. Дети по-прежнему горько оплакивали отца и всякий раз, когда Стефани им звонила, начинали вспоминать, как он о них заботился. К тому же Луиза и Шарлотта разговаривали с матерью с заметным оттенком раздражения в голосе. Стефани попыталась объяснить доктору, как это ее ранит.

– Неожиданно муж превратился в воплощение безупречности, а я оказалась виноватой в том, что до сих пор жива.

– Дочерям легче сердиться на вас за продолжение жизни, чем на отца за внезапную смерть, – просто объяснила доктор Зеллер. – Чувство справедливости непременно к ним вернется, но на это потребуется время. К тому же куда менее болезненно признать отца безупречным, чем принять правду, тем более что изменить ее уже нельзя. Дети не в состоянии сделать вашего мужа более внимательным и заботливым; отныне невозможно ничего изменить. Они потеряли надежду на лучшие взаимоотношения с отцом, а потому пока не хотят вспоминать правду.

– И от безысходности терзают меня, – с печальной улыбкой заключила Стефани.

– Так оно и есть. – Доктор Зеллер улыбнулась в ответ. – Но как вы? Какие чувства испытываете к супругу? Как сложились отношения после его романа?

– Отношения так и не стали прежними. Я не смогла его простить. Думала, что простила, а теперь понимаю, что, скорее всего, нет. Но хуже всего то, что внезапно вернулась ревность. Постоянно думаю об измене и жутко злюсь, как будто все случилось только вчера.