– Возможно, я чего-то не понял, и на самом деле вы не пытались защитить свою честь там, у таверны.

– Меня били и раньше, капитан! Но это не значит, что обидчик должен за это умереть!

Он обернулся к ней – чёрная непроницаемая тень, огромная хищная птица с узкими прорезями для глаз – и девушка, поддавшись секундной слабости, отступила на шаг. Пальцы под плащом невольно сжали рукоять кинжала.

– Вы оспариваете мои решения, сударыня? – спросил Диомар после приличной паузы. – Хватит и того, что моя команда высказала своё недовольство мне в лицо, но выслушивать девичьи причитания я не намерен. Господин Паук знал законы нашей большой семьи, и он посмел нарушить один из них. За что и поплатился.

Он как бы между прочим пожал плечами, так равнодушно, что у Амелии этот жест вызвал лишь возмущение:

– А вам не кажется, что вы погорячились? Что перегнули палку?

– Ваша заинтересованность начинает меня раздражать. Уж не ошибся ли я? Вы дали де Бреваю повод, о котором я не догадался?

– Это просто чушь! Я бы никогда… – она едва не задыхалась от негодования.

– Как вы смеете даже предполагать такое?!

– Тогда забудьте о нём.

– Не могу, когда смерть человека остаётся на моей совести!

Диомар сделал шаг навстречу. Затем ещё один. В шуме дождя двигался он совсем тихо, как кошка, и у Амелии возникло странное ощущение, будто бы перед ней шагает призрак. Она вспомнила свои сны, вспомнила отца и его образ, сделала глубокий вдох и утёрла с лица капли. Она не отступит и не позволит ему играть с нею, как с мышкой, только не теперь.

– Скажите мне, почему вы его убили?

– Из-за вас, сударыня. Вы – часть этой семьи. Он причинил вам боль, я сделал то же с ним. Вот и всё.

Удивительно, как он мог говорить об этом, словно не осознавал всего ужаса произошедшего. Но Амелию больше не интересовал де Бревай. Пират лишь попался под руку, такова оказалась его судьба.

– Нет, не всё! Вы лжёте, и мы оба это знаем! – воскликнула она, желая перекричать шум грозы. – Скажите мне правду!

– Иной правды нет. Возвращайтесь домой, леди Стерлинг.

Он хотел пройти мимо, так что ещё немного, и она смотрела бы ему в спину, оставшись ни с чем. Тогда резким движением она вынула меч, отбросила ножны в сторону и направила его на капитана. Острие длинного клинка замерло в каких-то дюймах от его груди.

– Вы и понятия не имеете, с каким огнём играете, сударыня, – задумчиво произнёс он, однако Амелия расслышала явную угрозу. – Откуда у вас меч?

– Одолжила его у вашей помощницы. Только прошу вас, не наказывайте её! Она ничего не знает. Лишь то, что я хотела поговорить с вами.

– Это, по-вашему, разговор? Если будете так вести диалоги, то смерть придёт за вами куда быстрее…

Что-то странное, потустороннее было в его голосе, и она ощутила дрожь глубоко внутри. Как будто он обращался не к ней, а к кому-то другому – кошмару или видению, возникшему между ними. Диомар дёрнулся, сделав шаг, тогда Амелия решилась на выпад: прокрутив перед ним меч, держась за рукоять, она заставила мужчину остановиться. Начался настоящий ливень, палубу нещадно заливало, а девушка и пират стояли, замерев. Она не пропускала его, а он не двигался. Когда он снова заговорил, угроза в его красивом голосе показалась куда яснее:

– Какой правды вы желаете? Чего именно хотите от меня?

– Вы и сами знаете. Снимите шлем и покажите мне, кто вы! Ибо то, кем вы являетесь на самом деле, заставило вас так поступить с Пауком! Я знаю! Я не сумасшедшая!

– Но меч, что мелькает перед моим носом сейчас, в ваших руках…

– Снимайте шлем! – Её отчаянный крик слился с новым раскатом грома.

– Хватит прятаться! Я не позволю вам уйти, пока вы не откроете мне правду!

Пират тряхнул плечами, и полы его тяжёлого чёрного плаща разомкнулись. На мгновение на поясе мелькнуло лезвие, через секунду в его руке возникла шпага, чей вес, длинный эфес и резная гарда на рукояти были явным преимуществом по сравнению с мечом.

Длинная коса Амелии намокла, короткие волосы у лба прилипли к коже, а дождь лил стеной, перекрывая обзор. Схватившись обеими руками за меч, она снова сделала выпад и взмах. Ещё раз, и ещё, и снова! Диомар не отражал её ударов, просто уворачивался, скользя по палубе с грацией хищника. Она действовала слишком медленно, она замёрзла и устала. Но поздно было отступать.

– Снимите же шлем, трус проклятый! – крикнула она, сделав очередной взмах.

Их лезвия встретились рёбрами, издав характерный звук. Амелия всем своим дрожащим телом ощутила этот удар и едва не поскользнулась, удачно уклонившись. Теперь Диомар нападал, но делал это вызывающе лениво, будто равнодушно. Чтобы отразить его удары, она растратила последние силы. Промокший плащ лишь утяжелял, и ноги скользили по палубе. Удивительно было, как пират ловко наступал на неё в таком ливне, словно танцевал на песке.

Ещё одна атака, ещё одна защита, но на этот раз ему удалось сбить её с ног. Он встал над нею, занеся шпагу для атаки – чёрный призрак из нескончаемых кошмаров – и всё, что Амелия могла сделать, это отразить последний удар. Меч выпал из её руки, звякнув о палубу. И она подумала, совсем как тогда, много лет назад, когда ей было всего восемь, а позади неё горел древний замок и его обитатели: ещё немного, и она умрёт. Всё кончится, её просто не станет.

– Стой, пожалуйста! – воскликнула она, как думала, в последний раз, и выставила перед собой ладонь. – Прошу, не надо! Умоляю!

Диомар всё ещё стоял над нею, твёрдо держа в руке шпагу. В стене из дождя его фигура казалась расплывчатой, нереальной, как и всё происходящее. И когда Амелия поняла, что плачет, что слёзы мешают ей смотреть, она утёрла их рукавом и прорыдала:

– Папа, пожалуйста! Остановись!

И словно всё вокруг, целый мир вокруг неё замер, когда она произнесла это, когда позвала своего отца. Она так долго ждала его, так много хотела сказать, но её упрямство и его скрытность подвели их обоих к незримой опасной черте, за которой всё было укутано туманом. Амелия плакала и дрожала от холода. Ей снова было восемь лет, как и тогда отец стоял перед нею – чужой и далёкий, заинтересованный лишь своим дурацким восстанием, но не ею или Сарой, нет. Он хотел умереть тогда, не желая уйти с ними, уйти от битвы, как Джеймс Гилли, а теперь боится открыться ей. Это было ещё хуже, чем потерять сестру, чем стоять на краю обрыва с единственным желанием – прыгнуть вниз.

– Я знаю, это ты, папа! – несчастным голосом говорила она. – Пожалуйста, не делай этого. Не бросай меня снова! Я не смогу одна… я больше не могу быть такой же сильной, как ты… Я всё испортила! Я сама всё разрушила! Помоги мне… не молчи… скажи, что это ты, и что ты никогда не уйдёшь!

Мегера и старик Скрип примчались на мостик, оба в страхе, что опоздают, но могли лишь наблюдать, как один из них – капитан или девчонка – совершит непоправимую ошибку. Пиратка жестом велела старику замереть, сама наклонилась вперёд, упираясь в перила руками. Она поняла вдруг, что кое-что уже случилось, и её вмешательство ничем тут не поможет.

Когда Диомар вернул шпагу в ножны и тряхнул плечами, словно всю тяжесть мира с них сбросил, Амелия не посмела шелохнуться. Мужчина наклонился к ней, схватил за запястье, затем поставил её на ноги, но не отпустил. По шлему били капли дождя, и Амелия часто-часто моргала, чтобы увидеть хоть что-то. Когда Диомар заговорил, ей показалось, будто душу её вывернули наизнанку, растоптали и вышвырнули вон:

– Я не твой отец, Амелия! Твой отец умер, слышишь? И твоя мать умерла. Твоя семья вместе с якобитами лежит там, в земле, забытая всеми, будто их и не существовало! Пока ты это не примешь, успокоиться не сможешь. Пойми же наконец, пташка, что твоя жизнь ещё не закончилась! Хочешь летать или лежать в земле?

Амелия молчала, слёзы текли по щеках, хоть ей и не хотелось плакать перед этим человеком. Его прикосновение приносило боль, хватка была сильной и грубой, но слова резали её на части лучше любого лезвия.

– Эта пташка никогда не взлетит, если не смирится, понимаешь? Говорят, что каждому дано по его возможностям. Каждой рыбе её море. Каждому рабу его кнут. Как и каждому льву его мясо. Ты хочешь так жить? Каковы твои возможности, моя дорогая? А ведь вопрос в том, кем будешь ты: львом или мясом.

Он отпустил её руку и отступил. Амелия, будто кукла, безмолвно наблюдала за каждым его движением. Её сердце молчало, а мысли путались.

– Возвращайтесь домой, леди Стерлинг, – вот и всё, что сказал Диомар перед тем, как уйти.

Когда к ней бесшумно подошла Мегера – тоже промокшая и совершенно угрюмая – Амелия стояла неподвижно. Она смертельно устала и желала только одного – уйти, спрятаться. Мегера подобрала с палубы меч, осмотрела его, любовно проведя по ребру клинка рукой и покачала головой, как от досады. Однако сказала она не то, чего Амелия ожидала услышать:

– Я не знаю, что именно ты сделала с ним, но знаю, что как прежде уже не будет. Ты думала, что Джон МакДональд выжил, стал пиратом и нашёл свою дочь, от которой спрятался за шлемом? Ох, пташка… ты ошиблась, но поверь мне: ты будешь рада, что Диомар не твой отец, едва окажешься в его постели.

Тогда ей было всё равно. Тогда ей не хотелось придавать значение словам помощницы капитана. Амелии просто хотелось вернуться домой.


Глава 18. Терзания


«Со всех концов Земли явилось спасение от Бога». Псалом 98:3

***

В каюте капитана, при всех зажжённых свечах вокруг стола и по углам, царила такая давящая полутьма и такой ощутимый холодок, что Мегера сто раз успела пожалеть, придя сюда этим вечером. Диомар сидел за столом и в полнейшем молчании выслушивал её доклад. Ничего примечательного, лишь будничное донесение о делах на галеоне. Но женщина, бросая украдкой взгляды в его сторону, с расстояния чувствовала нервозность, беспокойство и даже злость, хотя внешне он пытался ничем себя не выдать. Последнее время он довольно часто злился и раздражался. Пираты в негодовании старались избегать с ним лишних встреч, но Мегера догадывалась о том, чего им, грубиянам и неотёсанным мужланам, было не понять.

Умолкнув, Мегера решительно взглянула на Диомара. Тот ещё некоторое время посидел на месте, сцепив перед собой руки в замок, затем поднялся и подошёл к широкому окну позади. Его шлем и плащ лежали в стороне, на небольшой старинной софе. В этих одеждах из чёрного бархата прилегающего покроя его мощная фигура казалась вытянутой; он был высок, а без плаща и вовсе виделся гигантом.

– Четыре месяца, Мегера! Четыре месяца, не более, мы проторчим здесь.

– Вы думаете, что за этот срок мы успеем собраться и отплыть?

– Да, вполне. Наши люди готовы и ожидают. Осталось лишь разжиться достаточным количеством припасов, тёплой одежды и воды, починить орудия и укрепить на галеоне мачты.

При такой ледяной официальности ей ничего не оставалось, как соглашаться да поддакивать. Когда Мегера упомянула о новостях из Эдинбурга, Диомар даже в лице не изменился.

– Пусть этот сопляк, принц Уэльский, делает, что ему вздумается. Ни один его корабль, ни один из его генералов или премьер-министров нас не остановят, – рассуждал он тихо, словно сам с собой. – Осталось совсем немного прежде, чем мы исчезнем. И мне нет дела до их жалких угроз! Не заостряй своё внимание на пустой болтовне, слетевшей с королевских уст. Старый Георг болен и вот-вот помрёт, а двадцатилетний принц ещё недостаточно окреп для удержания власти в собственных руках. Он будет разбираться с партией вигов, как науськивает его этот напыщенный кретин, Джон Стюарт, и не уследит за делами на море. Понимаешь меня?

Он объяснял, а она всё отлично понимала, хотя, в отличие от него, не разбиралась в политике государства. Капитан хорошо изучил королевский двор, и ненавидел большинство приближённых Георга. А с некоторых пор он дал задание своим шпионам на востоке – следить за герцогом Камберлендским, к которому начал питать особую неприязнь. Мегера догадывалась, почему.

Какое-то время женщина не двигалась с места, потом медленно, неохотно выступила из тени, ближе к рабочему столу, и, закутавшись плотнее в плащ, осторожно поинтересовалась:

– Ну, а что же с девушкой?

Диомар отвернулся, чтобы взглянуть на спокойные воды бухты, и выдержал недолгую паузу.

– А что с ней?

– После того, что произошло вчера на палубе, вы словно сам не свой.

Послушайте, капитан, я говорю об этом не для того, чтобы разгневать вас, или из-за неё… Скорее, я о вас беспокоюсь. Её присутствие… я понимаю…

– Вряд ли ты что-то понимаешь в этом, – бросил он с раздражением.

– Так объясните мне! Смерть де Бревая команде не понравилась, но мы смирились и осознали, что девушка вам… я бы сказала…

– Говори уже, как есть!

– Эта девушка вам небезразлична, правильно? – Мегера вдохнула воздуха после этих слов, будто ранее вовсе не дышала. – Разное произошло за эти пять лет, капитан, но теперь это коснулось и вас. Почему вы не пощадили Паука, хоть он и умолял?