Он заметил, как Джеймс посмотрел на племянницу, и мысленно порадовался за старого друга. У графа не было детей, так что не удивительно, почему он настолько привязался к племяннице.

– Амелия, я рад, что ты повеселилась сегодня, но, во-первых, ты задержалась, – граф дал знак ребёнку успокоиться. – Во-вторых, что на тебя нашло? Влетела сюда, словно вихрь, даже не поприветствовала нашего гостя. А он, между прочим, ожидал с тобой встречи ещё со вторника.

Девочка была явно недовольна, что её красочный рассказ вот так прервали, однако она отдышалась, повернулась к лорду Стерлингу, сделала быстрый книксен и извинилась. Этикет от девочки в брюках весьма позабавил гостя, он остался доволен знакомством с нею. Уже позже, когда няня утащила свою подопечную прочь из гостиной, дабы «не досаждать хозяину и его гостю своим непотребным видом», мужчины от души посмеялись, вспомнив свои собственные детские забавы, а Стерлинг искренне восхитился самостоятельностью и упрямством маленькой леди Гилли.

– Она не любит, когда её называют «леди», – хмыкнул граф. – И что в ней от леди? Стоит отвернуться, а она уже корчит тебе в спину рожу! Нахалка!

Эндрю не услышал в его голосе и капли осуждения, скорее, наоборот.

– Возможно, когда-нибудь она станет кем-то значительнее, чем графиня Гилли, – предположил Джеймс вслух. – Но всё это мечты, а чего она сама желает, нам пока не известно.

Взгляд лорда Стерлинга упал на пару перьев, оставшихся на полу от куропатки, которой Амелия здесь так хвасталась, и задумчиво произнёс:

– Не все мечты о будущем детей куда-либо приводят. Иногда лучше и вовсе не загадывать.

– Ты всё о сыне переживаешь! Кстати, где он сейчас? Чем занят?

– После Итона, как только он начал терять голос, я думал, сын останется дома.

Но этого мальчишку, кажется, ничто не сломает. – Стерлинг говорил почти ласково, хотя обычно не позволял себе слабости к нежности. – Говорит, что после Кембриджа хотел бы вступить в ряды британской армии, но я пытаюсь направить его в политику. Если болезнь прогрессирует, не видать ему высших рангов. Тогда какой смысл шагать по грязи с пехотой?

Граф промолчал о значимости низших военных чинов, иначе он, как генерал, показался бы в глазах приятеля напыщенным франтом.

– Так что у парня за проблема?

– Боюсь, всё намного хуже, чем твердят доктора. Говорят, это редкая форма дисфонии[5]. Возможно, язвы или узлы. Я не слишком разбираюсь в терминах. Но теперь ему каждое слово даётся с трудом. Даже дома он почти не разговаривает. Придумал себе на ходу записывать ответы на бумагу.

Граф Монтро выразил свои соболезнования по поводу болезни сына Эндрю. Они ещё немного поговорили о детях, затем было объявлено об ужине, который не задался с самого начала. «Возможно, – думал Джеймс Гилли позже, – не нужно было звать Амелию». А всё началось с замечаний Магдалены по поводу поведения её воспитанницы в последние недели. Не обошлось без едких острот с обеих сторон. Стерлинг наблюдал, как тринадцатилетняя девица парировала в этой перепалке, и она отнюдь не старалась быть сдержанней. В конце концов нянька удалилась, а девочка, насупившись, продолжила трапезу.

И всё бы ничего, только когда разговор двух мужчин затронул политику и в том числе короля, Амелия вдруг взбрыкнула и сунула свой нос, куда не следовало:

– Король ваш – мясник, и военачальники его – мясники, все поголовно, – сказала она и тут же взглянула на дядю, ожидая ответа.

– Из твоих слов следует, что и я один из них?

Лорд Стерлинг напрягся. Амелия же отложила в сторону приборы и тарелку, сложила руки перед собой и твёрдо произнесла:

– Дядя, как ты ни старайся, но правда никакими занавесками не прикроется.

Короли до Георга были мясниками, и после него будут мясниками. И сынок его, Уильям, Камберлендский мясник, это всем известно. Но дело не в том, короли они или нет. Каждый человек – это животное…

– Вот как! – воскликнул лорд Стерлинг.

– Да, прямоходящее голое животное. Предприимчивое, голосистое и стадное. Человек тратит уйму времени на изучение мотивов своего поведения, которыми с лёгкостью же пренебрегает. У одних людей вроде бы мозги есть, но главным сравнением так или иначе всё равно останется то, у кого хрен побольше…

Вмиг оказавшаяся рядом Магдалена так хлопнула по столу ладонью, что бокалы затрещали. Граф сейчас же велел племяннице покинуть столовую, и нянька увела девочку под локоть.

– Теперь ещё придётся проверять каждую книжку, которую она читает, – сказал Джеймс Гилли, вздохнув. – Или это из-за Сары, её сёстры. Она воспитывается у Синклеров, и не так давно мы получили от них письмо. Девочку увезли на юг, очень далеко. Амелия была в ярости! Сестра и так её плохо помнит, а тут ещё эта разлука. Амелия плохо переживает, когда нечто идёт вразрез с её планами. Если так будет продолжаться, первый же её выход в свет обернётся полным провалом! Мне уже страшно предположить, что случится.

– По-моему, она сумеет за себя постоять…

– Я не за неё опасаюсь. А за других. Она же от них и мокрого места не оставит!

Некоторое время мужчины молчали, Стерлинг задумчиво водил указательным пальцем по подбородку и вдруг предложил:

– Вам обоим стоит немного отвлечься. Оставьте эту серость, поезжайте со мной в Абердиншир. Возможно, морской воздух пойдёт Амелии на пользу. Она когданибудь бывала на восточном побережье?

– Насколько мне известно, нет. Честно говоря, я уже отчаялся воззвать к её благоразумию. А ведь она ещё сущий ребёнок!

Эндрю хотелось было возразить, но он не посмел. Тем же вечером граф Монтро принял приглашение друга и в начале лета вместе с племянницей отправился на северо-восток, к заливу Олд Холл. Здесь от владений семьи Стерлинга открывался вид на Северное море. Можно сказать, сделай шаг со стены – и внизу тебя встретят омываемые волнами скалы. Всего в паре милях, на одном из многочисленных утёсов, находились развалины знаменитого замка Данноттар, о котором Джеймс рассказывал племяннице:

– После восстания англичане из Йорка вынесли отсюда всё, что только можно было вынести. Теперь здесь нет ничего, кроме ограждений и руин. А раньше это была цитадель королей!

Дядя не рассказал Амелии, как можно было проникнуть внутрь, однако по пути во владения Стерлинга девочка смогла разглядеть пару тропинок и дыры в утёсе, которые, возможно, вели к потайному входу.

В округе было полно развалин, но Амелии так и не удалось вырваться из-под наблюдения провожатых, и, хотя Магдалена осталась в Форфаре, здесь с племянницы графа не спускали глаз. Нужно было знакомиться с соседями, совершать недолгие прогулки по ближайшему городу и тому подобные действия, чем они и занимались первые несколько дней. Амелия считала, что у моря добьётся долгожданной свободы, но и тут за ней бдительно присматривали, так что девочка всё чаще скрывалась на берегу, под утёсом развалин Данноттара.

Было раннее утро воскресенья, и Амелия, пока её не обнаружили и не заставили пойти в церковь на очередную скучнейшую мессу, сбежала к морю, желая поискать вход в пещеры, которые вели бы к замку. Она прошла совсем немного вдоль берега, то забираясь на валуны, то снова спрыгивая на песок, пока не заметила впереди незнакомца. Ей показалось странным, что нашёлся ещё один лентяй, как она, не пожелавший слушать церковную мессу. Девочка думала было обойти его, но именно здесь полоска берега сужалась, и ей пришлось приблизиться.

Молодой человек сидел на большом ровном камне и что-то старательно вырисовывал в журнале. Рядом были разложены его вещи: сумка, несколько грифельных стержней и, как показалось Амелии, объёмная записная книжка. Когда Амелия подошла слева, рука незнакомца замерла над журналом; он медленно повернул к девочке голову. Вряд ли он был старше двадцати. Бледный и худой, с каким-то пугающе-сосредоточенным взглядом больших серых глаз, он и вовсе почудился ей неживым. И вряд ли он рассматривал её так же пристально, как она его. Поверх простой серой рубашки на нём был коричневый редингот нараспашку, уже явно не новый, а штаны заправлены в чёрные сапоги. Он сидел так, перед нею, с непокрытой головой, и ветер тормошил его вьющиеся светлые волосы.

Пару минут Амелия просто глазела, затем ей всё же удалось выдавить из себя банальное «простите». Она уже прошла было мимо, но неожиданно остановилась, повернулась к молодому человеку и уже без стеснения спросила:

– Сэр, вы случайно не знаете, как отсюда попасть в Данноттар?

Он был удивлён, если не сказать больше, но в ответ лишь отрицательно покачал головой. Он продолжал зарисовывать что-то в журнале, пока Амелия стояла неподалёку и думала о своих дальнейших действиях. Небо хмурилось, возможно, вскоре польёт дождь, так что не было смысла лазать по утёсу и влажным камням в поисках нужной пещеры. Пришлось оставить эту идею и вновь обратиться к незнакомцу:

– Прошу прощения, но давно ли вы здесь сидите? Я уже три дня прихожу сюда с утра пораньше, однако вас не видела.

Всё, что сделал парень в ответ – просто пожал плечами. Амелии жутко захотелось указать ему на его невежество, ибо где это видано молчать, когда с тобой разговаривают, но тут же вспомнила себя несколько лет назад, своё первое появление в замке Гилли, и прикусила язык.

– Видимо, вы заняты чем-то очень важным, раз настолько сосредоточены, – предположила она будничным тоном. – Когда меня отвлекают, я тоже стараюсь их игнорировать.

Незнакомец скосил в её сторону глаза, и нечто вроде улыбки появилось на его бледном лице. От этой ухмылки Амелия вдруг ощутила слабость в ногах, точнее, в правой, и чуть не соскользнула с края камня, на котором стояла. Она подобралась, кашлянула в кулак и медленно подошла поближе. В том журнале, под длинными пальцами парня появлялись некие чертежи, и сложно было разобрать сноски, которые он делал сбоку. Когда их взгляды встретились вновь, девочка обыкновенно спросила:

– Вы же местный, сэр? Вряд ли вы пришли бы сюда издалека, ради того, чтобы почеркаться на бумаге промозглым утром.

Он вдруг рассмеялся, очень тихо, почти беззвучно, и Амелия ненароком заулыбалась. Каким странным он показался ей тогда, и каким необычайно привлекательным! Незнакомец снова покачал головой, и лишь тогда до Амелии дошло: она знает, кто он такой! Едва ли не радостно она, наконец, с ходу выпалила:

– Ах, простите меня, сэр, я – просто безмозглая курица! Ну разумеется вы местный! Вы же сын лорда Стерлинга. Томас, верно? Ещё раз прошу прощения, ведь я не сразу поняла, что это вы. Да, я слышала, как лорд Стерлинг рассказывал о вас моему дяде. Правда, они не знали, что я их подслушала… то есть, разумеется не подслушала, нет, а случайно услышала! Я в курсе про ваш недуг, сэр, так что впредь не стану докучать лишними вопросами, даю слово! Глубоко сочувствую вам, конечно… Так что вы там рисуете? Может быть, корабль на горизонте? Или замок на утёсе?

Она болтала ещё, и ещё, и не замечала даже, сколько воды было в её речи. А молодой человек сидел, слушал с едва заметной улыбкой умиления на лице, совершенно забыв о своих записях.

– Ваш отец рассказывал только самое хорошее, честно! Правда, они с дядей как-то заговорились о колледже и тамошних нравах, мол… это так забавно, сэр! Лорд Стерлинг не терпел поскорее увезти вас домой, поскольку опасался, что длительное пребывание в мужской компании может плохо сказаться на ваших плотских увлечениях.

Парень внезапно закашлял, словно чем-то подавился, ему даже пришлось ударить себя кулаком в грудь. Но тут же сама Амелия поспешила на выручку: не прекращая тараторить, она весьма сильно хлопнула его по спине, да так, что у него слёзы выступили на глазах.

– Не переживайте так! Ваш отец говорил, что не сомневается в вас и ваших потребностях! – Амелия ещё разок хлопнула его сзади ладонью, и тот прекратил кряхтеть. – Ох, что-то я совсем потеряла счёт времени! Лучше поскорее вернуться назад, иначе дядя мне задаст хорошую трёпку. Была рада знакомству, сэр!

И, едва не забыв, она сделала совершенно неуклюжий книксен.

– Кстати говоря, меня зовут Амелия Сенджен Гилли, – сказала она и напоследок махнула ему рукой.

А Томас Стерлинг остался сидеть на берегу. Он проводил девчонку взглядом, пока та не скрылась на вершине холма. А сам всё думал о том, какая же странная особа встретилась ему сегодня.


Примечание к части

[4] нидерландский художник Золотого века, обычно ассоциируется сРембрандтом, с которым работал в похожем стиле.

[4] потеря звучности голоса при сохранении возможности говорить шёпотом.

Глава 4. Немой мальчик

Сын лорда Стерлинга на самом деле был тяжело болен. Его уже вытаскивали с того света умелые доктора, но после перенесённого воспаления лёгких ему всё труднее было говорить. В конце концов каждый, кто знал его дома и вне владений Стерлингов, привык к тому, как он теперь выражал свою речь. И у Томаса всегда под рукой была небольшая записная книжка, скреплённая вручную им же, а также несколько грифельных стержней. Время от времени он произносил некоторые короткие слова, но даже в этих случаях боль испытывал почти нестерпимую.