– Однажды ты мне всё-всё расскажешь. Где ты был, с кем, и что увидел. Как только будешь готов, ты можешь мне всё рассказать. А я тебя выслушаю.

Она прикоснулась к его мокрой шевелюре, и, к её удивлению, мальчик неуверенно улыбнулся. Возможно, он считал, что при неярком освещении она этого не заметит. Тут же где-то над ними прозвучал горький всхлип Магды:

– Ах, вы и не представляете, как же я рада! Только посмотрите на него, моя милая. Он так похож на вашу матушку, да благословит Господь её вечную душу! Те же тёмные волосы и голубые глаза. А вы – точно ваш отец…

– Да, у него удивительные глаза, – заметила Амелия вслух, и смущённый ребёнок отвёл взгляд. – Как чистое небо без единого облака.

– Чистое небо и нам бы не помешало! Столько дней на этих проклятых островах ни единого лучика солнца! Всё здесь такое серое и угрюмое. Ну ничего, дорогие мои! Совсем скоро мы устроим грандиозный переезд, хоть и не в родные Хайленд, но всё же лучше, чем чахнуть здесь…

Магдалена ещё долго причитала из-за отвратительной погоды, но ни Амелии, ни её брату эта болтовня была не интересна. Уже позже, ближе к ночи, когда мальчика уложили спать, Амелия лежала рядом с ним поверх одеяла, пока Магдалена занималась вышивкой, сидя в глубоком кресле возле окна. Амелия до сих пор не верила своему счастью. Она даже удивилась, когда мальчик спросил, не знает ли она какой-нибудь колыбельной. И тогда постепенно ей вспомнилась короткая старинная баллада из Хайленд, которую когда-то давно ей напевала перед сном няня.

Голос её звучал ровно и плавно, и до того это был сокровенный и прелестный момент, что даже впечатлительная Магдалена отложила своё вязание и прислушалась:

«Там, высоко, среди гор и скал, Отыщешь ты то, что так долго искал. Когда ветер вдруг принесёт голос мой, Тогда, наконец, ты вернёшься домой».

Она очень осторожно убрала прядку тёмных волос со лба мальчика и вздохнула. Он оказался таким красивым, её младший братик. И он совершенно отличается от образа того Джона МакДональда, которого она порой пыталась представить. Если бы тогда, после восстания, она смогла вернуться за ним, сейчас всё могло быть по-иному. Но судьба распорядилась иначе.

– Моя милая, вам бы и самой не помешало отдохнуть, – заметила Магда полушёпотом. – Целый день вы над ним порхаете, едва дыша. Больше он никуда не пропадёт, уверяю вас.

Амелия на её слова только улыбнулась. Мальчик уже спал, а ей засыпать совсем не хотелось.

– Вы с него глаз не сводите с той секунды, как только увидели, – произнесла женщина. – Вы так славно смотритесь вместе!

– Я не могу отвести от него глаз, Магдалена. Он такой красивый. И такой взрослый. Я совсем ничего о нём не знаю, но чувствую, что уже люблю его больше жизни.

– И всё же это просто поразительная история! Этот славный старый капитан – настоящий герой! Очень жаль, что он не мог добраться до нас раньше, и ему пришлось скитаться с мальчиком, чёрт знает, где.

– Как рассказал господин Халсторн, капитан О’Нилл вынужден был бежать за море из-за гонения, которое устроил якобитам король, – Амелия вздохнула и заговорила ещё тише. – Он был напуган, что горные кланы узнают о маленьком Джоне, ведь он наследник своего отца, и пожелают отомстить, устроив третье восстание во имя нашей семьи. Тогда герцог Камберлендский не оставил бы в Хайленд камня на камне. Капитан О’Нилл сделал всё, что было в его силах. Я бесконечно ему благодарна.

– А ещё это именно ваш муж обеспечил ему и мальчику безопасное возвращение, – напомнила Магдалена с укором. – Мне кажется, вы должны отблагодарить его за то, что он отыскал вашего брата и привёз сюда.

– Тише, я и сама это знаю!

Разумеется, нянька была права, как никогда. И, конечно, Амелия хотела быть благодарной. Томас совершил для неё невозможное, из-за этого она навсегда у него в долгу. Однако от подобных мыслей становилось только тяжелее, ведь время шло, и Диомар со своей командой готовились к большому путешествию. Вот так, засыпая рядом с воскресшим братом, Амелия ломала голову над тем, как поступить.

Благодаря Диомару она обрела смысл жизни и стремление жить дальше, но Стерлинг сотворил настоящее чудо и вернул ей Джона. А теперь самым худшим оказалась внезапная дилемма – стремительное желание подчиниться Диомару и уплыть вместе с ним против жгучей тяги остаться здесь, в забвении и покое, вместе со своим братом.

На следующее утро она отыскала Стерлинга в малой гостиной, где он возился со стопками всевозможных документов. Подходя к этому разговору, Амелия не представляла себе нужных слов, дабы выразить свою благодарность, поэтому сильно разнервничалась, всё ещё краснея под его строгим взглядом.

– Мне так трудно высказать, как много для меня значит то, что Джон вернулся, – говорила она с чувством, оттягивая кружево на рукаве. – Я безумно счастлива, хоть и понимаю, что не заслужила этого… и вы, возможно, не поверите мне, но я вечно буду признательна вам за это!

Амелия не заметила даже, как пристально он разглядывал её, пока она продолжала рассыпаться с благодарностях. Её утренний наряд из голубого шёлкового платья с широкой лентой под грудью и белоснежными кружевами выглядел довольно просто, но, по словам Магды, очень подчёркивал изгибы её фигуры. Этим утром Дженни не стала заплетать её длинные волосы в косы, лишь хорошенько расчесала их и собрала несколько прядей на затылке с помощью тонкой белой ленты.

Если бы она была хоть немного внимательнее, то заметила, с каким именно желанием Стерлинг смотрел на неё, и как крепко сжимались его кулаки поверх исписанных бумаг. Однако всё, на что хватило его гордости – лишь кивок головы в знак принятия её слов. Затем он наскоро написал на одном из листов и показал жене:

«Однажды вы в полной мере отдадите мне этот долг. А пока не стоит ни о чём беспокоиться. Идите к брату».

И она ушла, отчего-то ощущая себя отвергнутой.

Она много размышляла о тех решениях, которые только предстояло принять, о будущем – своём и Джона – о дорогах, что в скором времени ей необходимо будет избрать, и так опять, и опять, час за часом, пока мигрень снова не одолевала её. Так прошло два дня. Перед закатом, когда, наконец, немного просветлело небо, вместе с братом она решила прогуляться до ближайшего холма, с которого открывался изумительный вид на замок. Медленно покачиваясь на трёхместной скрипучей качели, Амелия смотрела, как Джон, сидя рядом, болтал ногами.

– Лорд Стерлинг мне сегодня сообщил, что старик Конн… прости, капитан О’Нилл умер вчера в гавани, – внезапно прервал тишину мальчик.

– Боже мой, нет… Что случилось?

– Он просто был старым и больным. Он, конечно, не стал мне отцом, часто пил и давал подзатыльники, но всё равно был хорошим. Научил ловить рыбу и стрелять из лука.

– Мне так жаль!

Их взгляды пересеклись. Мальчик не выглядел расстроенным в том понимании, как это представляла себе Амелия, но она уже успела осознать: суровое воспитание старого офицера сказалось на её брате естественным образом. Он редко разговаривал, почти не улыбался, однако она ощущала дремлющее в нём стремление к знаниям, новым открытиям и жажду быть любимым. Глубинные чувства, как раскаяние, сочувствие или печаль, он старался не выставлять напоказ. Он напоминал Амелии её саму – замкнутую девочку, несколько лет назад повстречавшую Томаса Стерлинга на пустом берегу в Абердиншире.

– Ты сегодня такая тихая, – заметил мальчик. – Что-то случилось?

Амелия посмотрела на него с натянутой улыбкой. Каким же он всё-таки был красивым! Не зря Магдалена повторяла о его схожести с матерью, о том, как сильно он напоминал её, даже когда хмурился. У мальчика были те же глаза, и, когда он щурился или улыбался, они превращались в узкие щёлочки, зато от улыбки он сиял и казался младше своих лет.

Девушка не могла перестать поражаться тому, как этот ребёнок удивлял её. Ему заметно не нравилось, если Магда и другие домашние обращались с ним, как с маленьким, и Амелия чётко уяснила для себя – он уже давно не малыш и считает себя взрослым и самостоятельным. Он даже одеваться по наказу Магдалены не пожелал, и в этом ему решили уступить. Морская форма, купленная с рук ещё в Норвегии, была далеко не новой, так что её хорошенько подштопали, заменили рубашку и ботинки. Джон довольствовался простотой, которую привёз с собой из далёких земель, как настоящий моряк.

Амелия не знала, как ко всему этому относиться, но в любом случае понимала, что обожает его, и даже самое краткое расставание с ним может её убить.

– Очень скоро меня здесь не будет, – отозвалась Амелия несколько апатично. – Обстоятельства складываются не так, как нам хотелось бы, Джон. Я должна уехать очень далеко.

– Но… почему? Куда ты уходишь?

О, как же он смотрел! Так, словно падал с края обрыва, а она не могла протянуть ему руку и вытащить назад. Как сказать этому мальчику, что её путь отныне лежал за океан, в неизвестные чужие земли с людьми, которым она слепо доверила свою судьбу? На мгновение она подумала о том, чтобы взять Джона с собой. Амелия жалостливо оглядела его и поёжилась от внезапного холода. Он успел поведать о многочисленных вынужденных походах и переездах, всё из-за кочевого образа жизни старого капитана. Так что сам мальчик не понаслышке знал о судоходстве и морских путешествиях. Они с Джоном проживали на холодных норвежских островах, когда Конн О’Нилл пару лет назад рассказал ему, наконец, о якобитском восстании и клане МакДональд.

Мысль о том, чтобы Джон – её милый, самостоятельный и строгий младший братик – уплыл в Новый Свет вместе с нею, вдруг показалась такой соблазнительной, но вместе с тем то, чему она собиралась подвергнуть себя, было неотвратимым и опасным, а разве она смела подвергать опасности и этого ребёнка?

– Это всё из-за лорда Стерлинга, да? – беспристрастно спросил мальчик. – Мне сказали, что вы не ладите. Но я думал, что вы вместе уезжаете в Англию.

– Он тебе нравится? Томас?

Её брат недолго думал над ответом. Бросив мимолётный взгляд на замок, он сказал:

– Когда старик Конн рассказал, что мы плывём сюда, что лорд Стерлинг отыскал его и хочет, чтобы я приехал, я был очень рад. Я встретил его на торговом корабле, при пересадке. Он был… он очень грустный. Наверное, из-за того, что не может сказать то, что желает сказать, и поэтому расстраивается. За него говорят другие люди, а это не слишком приятно.

Амелия лишь кивнула, припомнив неприятную сцену, разыгравшуюся когда-то между Томасом и его отцом.

– По-моему, он хороший человек, хоть и хмурый, – произнёс Джон с некой досадой. – Ты не любишь его?

Амелия молчала, разглядывая залитый розовым светом горизонт. Сколько раз ей пришлось бы сравнивать своего мужа и Диомара, чтобы ответить на этот вопрос? Сколько ещё раз она должна посмотреть Стерлингу в глаза, чтобы навсегда и хладнокровно вычеркнуть его из своей жизни? На самом деле это было гораздо тяжелее, чем сделать вид, будто она никогда не знала его прежде.

– Я могла бы полюбить его, но уже слишком поздно, – мягко ответила девушка. – Есть люди, готовые взять меня с собой, им я дала слово… и свою верность. Я уеду очень далеко, и должна буду сделать это до возвращения в Англию.

– Ты действительно хочешь уйти?

Хотелось бы сказать, что отныне она «должна уйти», но поправлять его не стала. С тяжёлым сердцем Амелия ответила утвердительно и отвела глаза в сторону. Ей было слишком стыдно смотреть на мальчика.

– Тогда я еду с тобой!

Она едва не подскочила на неустойчивой качели. Амелия с удивлением взглянула на брата:

– Но ты не должен!

– Ты же моя сестра, поэтому я хочу поехать с тобой.

– Послушай меня, Джон! Послушай хорошенько! – Амелия соскользнула на землю, встав перед мальчиком на колени и положив руки ему на плечи.

– Судьба была жестока к нашей семье. Никто не пощадил родителей, а теперь с нами нет даже Сары, и их не вернуть. Но ты здесь… Я увидела тебя, смогла обнять… Джон! Оттуда, куда я отправлюсь, уже не будет дороги назад. Это опасно и страшно… О, ты даже не представляешь, как мне страшно сейчас… и как тяжело принимать такие решения. Если ты останешься здесь, с Томасом, я буду знать, что ты цел и в безопасности! Я не успокоюсь, пока не смогу в этом убедиться, слышишь?

Он кивнул, а ей до боли в горле, до хрипа с голосе захотелось плакать, но мальчик посмотрел так серьёзно и так внимательно, что она заставила себя сдержаться. Снова она убедилась, что он был гораздо смелее и сдержаннее, чем она. Амелия издала нервный смешок; ей стало чертовски стыдно.

– Знать, что ты здоров, и каким ты стал взрослым и красивым – лишь этого достаточно мне для счастья. Боже мой, я не хочу потерять тебя! Но мне так страшно, если ты останешься со мной… Я не знаю, что мне делать!

Ненадолго на его лице мелькнула тень замешательства. И всё же та растерянность, с которой он обычно смотрел на чужаков, словно ожидал от них подвоха, испарилась в один миг. Когда он соскользнул с качели и обнял сестру, не слишком уверенно и не слишком нежно – так, как умел, как был научен – её сердце дрогнуло. Маленькая ладонь мягко, невесомо погладила её по волосам, и Амелия упрямо сжала губы, чтобы не разрыдаться.