– Да ты же не глупая, пташка, и понимаешь, что капитан расправился с ним из ревности. Будь это любая другая девчонка, де Бревай отделался бы высылкой. Околдовала ты его, вот и вся история. Ну что ты так глядишь, будто я тебя оглушила? Это правда. У капитана всегда был непростой характер, но именно это помогло ему выжить и добиться тех высот, что мы сейчас имеем. И женщин он сторонился, потому что они мешались… а потом возникла ты, и он сорвался. И опять, и опять…

Когда Мегера прищурилась, словно выискивая что-то на лице собеседницы, Амелия вытерпела и не отвела глаза в сторону.

– Хотя кто его знает. Может быть, он все эти годы по тебе одной и тосковал? Только вот воссоединение ваше ничего хорошего не принесло, – её голос вдруг стал тише и растерял былую дерзость. – Когда он спрыгнул на берег и помчался за тобой, мне всё стало ясно, и в ту минуту я испугалась даже больше, чем когда ты проткнула его лезвием кинжала… Ни мы, ни колония, ни обещания новой жизни не смогли его удержать. Он бросил всё, и готов был даже остаться там… только ради тебя. Но вот, вы оба здесь, и что же я вижу? Не глядите друг на друга, не разговариваете совсем. А он по ночам не спит, я же знаю. Всё ждёт, когда ты придёшь к нему.

– Так это я у него в должниках?! Не ему одному больно было принять такую любовь! Я тоже пострадала…

– Ты же не бессердечная, пташка. Признайся, нельзя бегать от него так долго.

Амелия застыла, будто её ударили. В наступившей тишине она слышала, как ветер играет с парусами, как тросы над их головами скрипят, и тихие разговоры матросов где-то вдалеке. Время шло, и она поняла вдруг, как сильно устала и была измотана собственными ощущениями. Бросив взгляд вниз, она увидела его. Стерлинг посмотрел на неё тоже, и то ли печаль в его глазах отразилась, то ли злость.

– Ты, видимо, не знала, Мегера, – прозвучал её голос, словно совсем чужой, – но нет у меня больше сердца. Я сама его вырвала. В ту ночь, когда Сары не стало, я бросила своё сердце там, на покрытую пеплом землю, и втоптала его в грязь.

– Значит, Диомар подобрал его и попытался оживить. Скажешь, не сумел?

На её ответ Амелия лишь закатила глаза. Она хотела уйти, но вдруг остановилась посреди лестницы, ощущая, что Мегера всё ещё наблюдает, и сказала, не оборачиваясь:

– Та девица, дочка пастора, нарочно двоих мужчин дразнила. Я слышала, как она злилась на итальянца и готовила ему ловушку… Ты, как правая рука капитана, думаю, сможешь повлиять на его решение… Её надо наказать, иначе ещё один несчастный пострадает из-за неё.

– Хорошо, – ответила пиратка. – Я ему передам.

Ночью Амелия долго не могла уснуть. Она лежала на своей койке, построенной из трёх небольших ящиков и накрытой двумя покрывалами для удобства, и глядела на стены кубрика. Качка была едва ощутимой, той ночью океан оказался спокоен. И громкий храп пассажиров, к которому большинство уже привыкли, разносился по всему жилому помещению. А следующим утром Амелия узнала, что пастор выпорол свою старшую дочь и просил прощения за её нерадивое поведение у самого капитана.

День большой стирки специально выбирали под солнечную погоду. Когда на баке зашуршали щётки, загремели лохани и загалдели скучающие по бабским сплетням матроны, все будто бы забыли о том, что находились они посреди океана и каждый день своих жизней подвергались невидимым опасностям. Но женщины просто занимались привычными бытовыми делами, и всё казалось правильным и естественным.

Амелия стирала наравне со всеми, не боясь заветрить или поцарапать руки. Не зря Магда оказалась хорошей наставницей, девушка не боялась работать. Впрочем, как и Джон. Они оба были друг для друга отличными примерами. Если мальчику приказывали драить палубу, он слушался. Если гнали на камбуз до ночи возиться с припасами и помогать коку, он не противился. Так и протекали долгие дни на судне галеона – каждый занимался своим делом.

– Гляньте, девоньки! Снова этот красавчик, этот испанец, Альварадо, с трапа спускается! – послышался чей-то звонкий голосок.

Женщины обернулись и захихикали, увидав, как в их сторону направляется испанский товарищ капитана. Эрнан де Альварадо умел разговаривать с женщинами, делал он это без стеснения и пошлых ужимок, присущих мужчинам его возраста. Даже замужние дамы на корабле частенько посматривали в его сторону. Что и говорить, его любезность и Магдалене пришлась по вкусу. Несколько раз она пыталась разузнать побольше о его личной жизни из первых уст, но испанец тактично умел увернуться от этого разговора.

Пока женщины занимались стиркой, Альварадо прохаживался мимо них и с улыбкой на загорелом лице интересовался у каждой о здоровье, о детях, о том, что их беспокоило. Те в ответ смеялись и отшучивались, смущённые вниманием столь обходительного молодого человека. Не так давно он сбрил усы и бороду, от того казался ещё моложе, но не менее мужественно, так что, едва Альварадо снимал шляпу, любая девушка краснела, глядя в его зелёные глаза.

Тем временем, пока шла стирка, вездесущие соседки Магдалены неустанно перешёптывались и сплетничали:

– Он такой общительный! Не то, что наш капитан. Последнее время он почти не выходит из каюты. Только после того, как стемнеет.

– Капитан родом из Шотландии, и, несмотря на столько лет путешествий, он всё же вышел из серости туманного королевства. Какой же в этом шарм? А этот испанец горяч, как раскалённый уголёк. Вон, какой внимательный взгляд у него!

– Скажешь тоже! Как уголёк! Да он сердцеед! С любой девицей нянчится, будто чего-то хочет.

– Вот поплавала бы ты с месяцок в этом деревянном гробу без единого симпатичного мужика, посмотрела б я, как ты себя поведёшь!

Они смеялись, продолжая тихонько подшучивать, улыбались Альварадо и кивали ему в знак приветствия. Лишь Магда заметила, что её любимица пристально всматривается в мутную воду лохани и трёт щёткой постельное бельё так, будто от этого зависит её жизнь. Амелия не обращала внимание ни на женщин, ни на их сплетни, пока Альварадо не остановился рядом с ней и не заговорил первым:

– Вы же так дыру протрёте в этой простыни, синьора! Вряд ли это понравится капитану.

Она подняла голову, утерев тыльной стороной ладони влажный лоб, взглянула на него с любопытством, затем продолжила стирку, пробормотав:

– Мне совершенно всё равно, что там нравится вашему капитану. Пусть хоть на голой скамье спит.

– Зря вы так. Негоже пускать в расход даже самый малый клочок ткани, когда ты находишься один на один с океанской пучиной, – Альварадо вдруг обольстительно улыбнулся. – Хотя, узнай вы цену этой ткани, вряд ли были бы столь жестоки.

На мгновение Амелия задумалась, а после вздохнула и отложила щётку и мыло.

– Вы правы, извините. Бывает, я принимаю некоторые ценности, как должное. Во мне говорит дурное воспитание.

Порыв ветра слегка растрепал её волосы, собранные на висках и закреплённые лентой на затылке, и несколько локонов упали ей на лоб. Альварадо долго молчал, наблюдая за ней, разглядывая так, словно изучал, затем просто махнул рукой, затянутой в чёрную перчатку, и сказал:

– Вы на себя наговариваете. Уж что, а воспитали вас должным образом, в этом я уверен. Насколько я знаю, вашим дядей был граф Монтро, отставной генерал Его Величества… Его имя не из последних в Шотландии, и вы должны гордиться этим.

Впервые за долгое время Амелия ощутила тепло в груди от того, что некто столь неожиданно принял её прошлое и её саму, словно он знал её уже очень давно. Это действительно было приятное чувство. Когда девушка улыбнулась в ответ, испанец прикрыл ненадолго глаза, словно щурясь от солнца, а после вдруг вдохновенно произнёс:

– Я уже растерял всякую надежду – увидеть вашу улыбку, поскольку всё это время вы выглядели совершенно печальной. Разве что ваш брат способен развеять эту печаль.

– Да, рядом с Джоном я всегда чувствую себя лучше.

– Он отличный парень, никаких сомнений! На судне его любят. Кажется, ему тоже начинает нравиться наша компания… И, надеюсь, вас не беспокоил никто из команды.

Девушка беспечно, словно это её ничуть не задевало, пожала плечами:

– Никто мне и слова не сказал, но по их лицам я вижу, что они ещё злятся за покушение на жизнь их обожаемого капитана.

– Честно сказать, поначалу я тоже был обескуражен, но ведь вы защищали свою честь, будучи обманутой. Это тяжело принять, особенно в столь юном возрасте, синьора. Я бы на вашем месте поступил так же.

Она удивилась, если не сказать больше, и с любопытством взглянула в его приветливое, озарённое лучами солнца лицо. Ей хотелось бы поинтересоваться, откуда он узнал, что Стерлинг дурил её, ведь Мегера однажды уже клялась, что капитан ни с кем из своих людей не делился личными делами. Многие до сих пор не знали, что он был женат. Ей хотелось спросить Альварадо, но она не стала. Вместо ответа, она одарила его благодарной улыбкой и обернулась туда, откуда послышался заливистый девичий смех.

И там, возле дверей в каюту капитана, она увидела невысокую, черноволосую цыганку и Томаса. Девушка была совсем молоденькой и низкого роста, но складной, со стройной фигурой и премилым лицом. Амелия присмотрелась и поняла, что замечала её всего несколько раз, но ни разу не заговаривала, даже имени её не знала. Она отряхнула руки, обтёрла их о фартук и поднялась, чтобы получше разглядеть цыганку. Та стояла весьма близко к капитану и смеялась, пока он, склонившись к ней поближе, о чём-то говорил.

Так они беседовали достаточно долго, и Амелия ни слова не могла разобрать со своего места, да и ветер усилился, унося прочь их голоса. Она выглядела довольной, эта молодая цыганка, чересчур довольной. Её кожа была гораздо светлее, в отличие от остальной цыганской семьи, большие чёрные глаза, ровные белые зубы за обольстительными полными губами… Когда она улыбалась, её лицо словно озарялось светом, и это сложно было не заметить.

Амелия сама не понимала, отчего так пристально наблюдала за нею и Стерлингом. Капитан ничем не выказывал неуважения и стоял перед девицей, сцепив руки за спиной. И всё же он тоже улыбался и постоянно кивал, с чем-то соглашаясь. Странно это было, видеть рядом с мужем чужую женщину, да ещё и настолько красивую. Когда у неё задрожали вдруг руки, Амелия удивилась и тут же себя одёрнула. Нет, что за глупостью было ревновать сейчас! Это было неправильно и странно. И совершенно не к месту.

Но она не могла, как ни старалась, отвести от Стерлинга глаза. Он снова облачился в чёрные одежды Диомара, разве что не скрывал больше своё лицо под шлемом. И каждому, с кем ему доводилось разговаривать, он смотрел прямо в глаза, внимательно, испытующе. Амелия прекрасно помнила этот взгляд. Мурашки бежали по коже каждый раз, как она вспоминала ту ночь, в его каюте, когда он открылся ей и снял шлем. И как он смотрел!

А теперь он смотрел на эту цыганку. И, надо же, пожал ей руку, как мужчине! Как приятелю! Девушка снова засмеялась, даже голову откинула назад, так её это позабавило.

– А она не дурна, что скажете? – услышала Амелия рядом голос Альварадо. – Её, кажется, зовут Махризе. В отличие от своих цыганских сестёр, она привлекательна. И она самая старшая, ей всего двадцать два года! У них нет матери, поэтому она заботится о младших детях и до сих пор не вышла замуж.

Услыхав это, Амелия изо всех сил постаралась скрыть удивление. Старше её на год, а лицо будто у невинной девочки! Механическим жестом ей захотелось пригладить свои волосы, но она быстро очнулась и отвернулась, наконец, в сторону борта. Альварадо всё ещё находился рядом, чему она тоже была удивлена.

– Что и говорить, но капитан наш действительно странный! Будь я на его месте…

– Но вы не на его месте, – сухо прервала Амелия. Взгляд её до сих пор был устремлён на воды океана.

– Верно, сеньора, – сказал испанец на выдохе, и на несколько мгновений неожиданно склонился к её уху. – Но, будь я на месте капитана, поверьте мне… будь вы моей супругой, я бы ни на секунду глаз с вас не спускал!

От него исходил терпкий запах табака и каких-то пряностей, тех, что хранились в трюме. Девушка была настолько поражена его ответом, что поначалу показалось, будто она вовсе ослышалась. И прежде, чем Амелия успела повернуться, Альварадо нахлобучил на голову свою шляпу и широкими шагами покинул палубу, взбежав по трапу наверх. Из-за его слов она ощущала смущение, даже щёки до сих пор горели. Бегло оглядев женщин, занимающихся стиркой, она с облегчением вздохнула: никто ничего не услышал, особенно Магдалена, которая в это время болтала с женой пастора.

«Я просто не так его поняла, вот и всё!» – убеждала Амелия себя. Несмотря на это, она ещё чувствовала странную тревогу в душе и молилась, чтобы не оставаться больше с Альварадо наедине. Благо, в тот день он был занят, и не попадался ей на глаза.

Вечером, когда Джон неожиданно прибежал в кубрик и потянул сестру за собой, чтобы показать ей звёздное небо, Амелия сдалась его уговорам. Девушка накинула на плечи плащ и вместе с братом поднялась на палубу. Они остановились у правого борта, а затем долго наблюдали за звёздами. Впечатляющее и одновременно пугающее зрелище. По сравнению с широким простором океана их галеон казался просто крохой, качающейся на чёрных волнах пучины, которой не было дна. Впервые за время плавания Амелия с содроганием взглянула за борт, на спокойные тёмные воды. Несмотря на безоблачное ночное небо, темнота вокруг «Сан Батиста» была поразительной.