Мара Фицчарлз - Музыка любви

— Ирландская лесть, — пробормотала она.

— Самая настоящая ирландская лесть, — согласился Майкл.

— Ах, Майкл, мальчик мой, — пошутила она, изображая ирландский акцент. — Один твой взгляд — и я улыбаюсь!

— Почему бы не распрямить эти стройные ножки, милочка? — передразнил он ее.

— Пожалуй, посижу еще немного.

— Нет уж, решено, встаем! — Он взял ее за руку и потянул за собой, поднимаясь на ноги. — Это те самые рисунки, которые ты сделала в прошлом месяце?

— Да, — подтвердила Ханна.

— И ты пытаешься уловить мельчайшие изменения моря и туч?

— Да, — буркнула она.

Он рассмеялся. Этот смех, казалось, наполнил осенний день и окутал ее теплом, словно его ласковые руки. Ах, если бы она могла разделить беззаботность Майкла!

— Это придет, Ханна, милая. Дай только срок. — Он нежно отбросил с ее лба непокорную прядку волос, затем, обняв, повел за собой.

— По-твоему, это очень легко?

— Нелегко. Но если захочешь, то обязательно добьешься, — уверенно ответил он. — И то, что ты снова здесь, кое о чем мне говорит.

— О том, что я глупа, ужасно упряма и от меня очень трудно избавиться.

— Ханна. — Голос Майкла вдруг стал серьезным. — Я ошибался, недооценивая тебя. Извини. Ты очень талантлива, и ведь ты это знаешь.

— Проблема в том, что я начала работать, не обозначив главную цель. Я приехала рисовать море и птиц, а переключилась на тучи, — пояснила она. — Но что я могла поделать? Это просто чудо какое-то, они менялись каждую минуту!

— Исключительно художественные тучи.

— Не смейся! Мне хочется сделать детскую книжку, где героями были бы маленькие птички, — расстроенно сказала Ханна. — А тут эти тучи… Я хочу сделать рассказ в картинках. Какой-нибудь совершенно новый.

— Доверься собственной фантазии. Представь себя птицей.

Она открыла глаза и расхохоталась.

— Что случилось?

— Майкл! Ты на самом деле хочешь, чтобы я вообразила себя птичкой? Я даже не знаю, какой птичкой стать, — комично запричитала она.

Он улыбнулся.

— Что ж, давай сообразим. Каких птиц ты знаешь?

— Ну… чайки. Нет, это слишком банально.

— Хорошо, оставим чаек в покое. Может быть, гусь?

— Ну уж нет!

— Ты прекрасна, — любуясь ею, произнес он.

Ханна взглянула на него, заметив странную ноту в его голосе.

— Что ты сказал?

— Ты прекрасна, — повторил он, и его глаза любовались ею. — Ты вся светишься, твои глаза сияют, как огоньки рождественской елки.

— А я думала, мы говорили о птицах.

— Именно о птицах! Закрой глаза, милая, — мягко скомандовал он.

— Чтобы почувствовать себя маленькой птичкой на пустынном берегу? — поинтересовалась Ханна.

— Сначала поцелуй… потом птички… — пробормотал он, прижимаясь губами к ее рту. — Ханна, любимая, — прошептал он, — что ты со мной делаешь?

— Целую, — пробормотала она, крепче прижимаясь губами к его горячему рту.

— Это больше чем поцелуй, — проговорил Майкл, заставляя себя отстраниться от нее и не сводя с нее полных страсти глаз. — Больше чем поцелуй, — повторил он, — и мы оба знаем это. Это прелюдия к любви. Но, кажется, это не очень подходящее место. — Он оглянулся вокруг. — Здесь слишком холодно. А теперь закрой глаза.

— Холодно? — переспросила она, послушно опуская ресницы.

— Да, любовь моя. Лежать на песке в такое время года — небольшое удовольствие. Конечно, если ты чайка, то можешь резвиться на берегу в ноябре, пух и перышки защитят тебя от холода.

— Ну что ж, пускай будут чайки.

— Отличная мысль. Мне нравится.

— Тогда нужно придумать им имена.

— Питер.

— Слишком уж обычное.

— Патрик.

— Нет.

— Персиваль.

— Честное слово, Майкл, чайка Персиваль звучит просто ужасно!

— Хорошо, дай подумать. — Майкл наморщил брови. — Эта чайка — девочка? Может быть, Петра?

— Петра, — повторила она. — Да, это что-то необычное.

— Уникальное, — прошептал он.

— Хорошо, для начала годится, — решила Ханна. — Итак, Петра на берегу со своими друзьями. Надвигается шторм… Петра смотрит в небо, изучая причудливые очертания туч.

— А что, если вся стая улетит, а Петра останется на берегу…

— Одиночество как главная тема?

— Нет, Петра одна, но не одинока, потому что у нее есть воображение. Когда улетели ее друзья, она видела, как они дружески кивают ей из-за туч, и не чувствовала себя одинокой.

— Но это были грозовые тучи, — напомнил Майкл.

— Тучи развеются, и снова выглянет солнце.

— Фея… — произнес он.

— Что? Чайка Фея? — Она прыснула.

— Нет, ты, Ханна Чандлер, ты — фея.

Он улыбнулся и притянул ее к себе, затем прижался теснее, так, что она почувствовала, как напряглась его плоть.

Она вырвалась из его объятий.

— Подожди. Ты же сам говорил, что здесь очень холодно.

— Говорил, — подтвердил он. — Но мне повезло. Неподалеку мой дом, где тепло и где Красная Шапочка оставила корзинку со всякими вкусностями.

Вдруг в его глазах промелькнуло знакомое жесткое выражение. Она не могла понять перемены.

Он бесстрастно разглядывал ее. Ханна невольно напряглась.

— Наваждение, — пробормотал он, — Ты мое наваждение, Ханна. Наваждение и загадка. Ты как прекрасное видение возникла в ночи и ворвалась в мою жизнь. Обычным движением карандаша ты способна создать необыкновенную историю. Ты нереальная, неземная… Плод моего пылкого воображения. Иллюзия… Неуловимая и пленительная, как ускользающая мелодия.

Ханна изумленно уставилась на Майкла, потом медленно покачала головой:

— Нет, я настоящая. Из плоти и крови. И во мне нет ничего загадочного, Майкл. Я такая, какая есть. Я открыта и проста как белый день, — Ханна умолкла, потом решительно продолжила: — И в эту минуту я хочу тебя так сильно, что мне кажется, я просто не выдержу.

— Что ж, наши желания совпадают. Забирай свои рисунки, Красная Шапочка. Я утолю твою страсть, если ты утолишь мою.

Ханна словно зачарованная не сводила с него глаз. Майкл имел над ней какую-то странную власть. Когда он говорил, она завороженно слушала, отбросив логику и здравый смысл. Все исчезало, кроме его гипнотизирующего голоса.

Когда они подошли к мольберту, Ханна застыла, молча разглядывая рисунок. Затем начала объяснять свою идею.

Она мгновенно загорелась, показывая Майклу, где пририсует птиц и каким образом попробует смягчить суровость предгрозовых туч. Она так увлеклась, что почти забыла о его присутствии.

От Майкла не укрылось ее настроение. Он знал, что такое вдохновение. И это объединяло его и Ханну. Творческое озарение… Вот что он прочел на ее лице. Мог ли он пренебречь этим? Нет, он никогда не посмел бы погасить эту божественную искру.

— Ханна, — произнес он, останавливая ее сбивчивые объяснения. — Планы меняются. Ты приехала рисовать. Займись рисунком, а я пойду в коттедж, приготовлю какао и сандвичи и вернусь к тебе.

— Но… — начала было она.

— Никаких «но»! Ты наконец нашла правильный ракурс, посмотри, что тут можно сделать. Я схожу за корзиной, которую оставила у моих дверей Красная Шапочка. Обещаю — скоро вернусь.

— Хорошо, — неохотно согласилась Ханна. — И спасибо…

Майкл вернулся, но Ханна даже не взглянула в его сторону. Она рисовала, целиком захваченная упоительным состоянием творчества. Линии одна за другой быстро ложились на бумагу.

Майкл молча наблюдал за ней, очарованный ее одухотворенной красотой и той одержимостью, с которой она занималась любимым делом. Неохотно оторвав взгляд от Ханны, он расстелил на песке скатерть. Расправив складки, вытащил содержимое корзинки: термос с какао, галеты, ветчину, лосось, сухофрукты.

Он все время искоса поглядывал на Ханну, а когда закончил свою работу, то уселся на плед, который постелил на песке, и уже не сводил с нее глаз, наблюдая, как карандаш движется по листу бумаги, добавляя глубины и выразительности, казалось, уже завершенному пейзажу. Ханна то приближалась к мольберту, то отходила от него, критически оценивая свою работу, отложив карандаш и сунув руки в карманы драпового пальто. Осенний ветер играл непослушными прядями ее золотистых волос.

Она тихонько напевала. И хотя нежная мелодия едва доносилась до него, он узнал песню Шона Майклза «Колыбельная любви». Майкл поднял голову, внимательно посмотрел на женщину у мольберта. Песня теперь звучала громче.

Забыв о Майкле, Ханна продолжала работу. Чем глубже она погружалась в мир своего рисунка, тем острее становилось ее восприятие, она почти ощущала себя маленькой птичкой в облаках. Но вдруг в ней начало зарождаться странное беспокойство. Карандаш, еще недавно быстро скользивший по бумаге, замедлил свой бег, затем остановился. Ханна отступила назад и нахмурилась, озадаченная своим состоянием.

Вдруг она обернулась. Ее глаза остановились на Майкле.

— Ты уже давно здесь? Да? — спросила она, интуитивно догадываясь, что именно его присутствие помешало ее работе.

— Ты была настолько поглощена своим занятием, что я не стал тебя отвлекать, — объяснил он.

— Я в некотором смысле увлекающаяся натура.

— В некотором смысле — да, — согласился он, многозначительно улыбаясь. — Как ты смотришь на маленький пикник у океана?

Только тут Ханна заметила расстеленную на песке скатерть, и ее глаза изумленно расширились.

— Это все было в корзине? — удивленно спросила она.

— Знаешь, милая, — усмехнулся он, — тебе следует иногда спускаться на землю.

Ханна нахмурилась.

— Твоя сосредоточенность и умение с головой уйти в работу весьма похвальны, но вместе с тем доставляют тебе массу неприятностей. То ты забываешь выключить фары, то не замечаешь надвигающегося шторма… А на этот раз, как оказалось, ты заплатила за что-то, даже не поинтересовавшись, за что именно.

Ее лицо озарилось улыбкой.

— Я ведь еще не все рассказала тебе о своей семье!

Майкл покачал головой, внимательно глядя на нее.

— Сядь и поешь, — приказал он. — Возможно, тогда наш разговор будет более связный.

— Я говорю вовсе не бессвязно, — защищалась Ханна, садясь рядом с ним на плед.

— Тогда докажи, — предложил Майкл.

— Хорошенькое начало! После такого приглашения я вправе вообще удалиться.

— Я изголодался по тебе, — хрипло прошептал он. — Ты, конечно, знаешь это, иначе не была бы такой вредной…

Губы Майкла завладели ее ртом, и он начал нежно целовать ее. Ханна лежала на спине, его тело придавило ее к земле. Она чувствовала, как он возбужден.

Майкл провел пальцем по ее щеке.

— К сожалению, это неподходящее место и время, — хрипло произнес он. — Обещаю, что утолю твою жажду позже. Всю ночь, если захочешь, я буду твоим рабом, готовым исполнить любую прихоть. Но не сейчас. Твои прекрасные волосы полны песка. — Он осторожно приподнял ее голову. — Позже, Ханна, если ты захочешь… Обещаю.

— Но я хочу тебя сейчас, — умоляла она.

— Понимаю. Я тоже хочу тебя.

— Здесь!

— Нет, любимая, — выдохнул он, закрывая ей рот поцелуем.

Руки Ханны обвились вокруг его шеи. Ее поцелуи становились все настойчивее, она не желала отпускать Майкла.

— Я хочу этого не меньше, чем ты, может быть, даже больше. — Он потерся щекой о ее щеку. — Давай все соберем и пойдем в коттедж. Десять минут, Ханна, не больше. Только десять минут.

— Майкл, — простонала она, прижимаясь к нему.

— Десять минут, любимая, — заверил он. — А впереди у нас целая ночь!

На самом деле времени потребовалось значительно больше. Пока они упаковывали корзину и собирали художественные принадлежности, здравый смысл взял верх над страстью.

Ханна хорошо помнила прошлую встречу с Майклом.

— Я не могу остаться у тебя, — сказала она, — не предупредив родных. А у тебя нет телефона.

— Ты не хочешь провести со мной ночь? — насторожился он. — Нашла подходящую отговорку!

— Как ты можешь так говорить?

Его серые глаза вглядывались в ее лицо, пытаясь найти ответ.

— Тогда пригласи меня к себе, — сказал он дрогнувшим голосом.

— Согласна, — тотчас ответила она.

— Я поеду с тобой, — сказал Майкл. — Куда бы ты сегодня ни отправилась, я буду рядом.

Ханна выкладывала свои рисунки на кухонный стол, а Майкл любовался ее грациозными движениями, и его желание с каждой минутой усиливалось. Он сравнивал ее с сиреной, заворожившей его своей волшебной песней.

Обернувшись, Ханна увидела, что он держит в руке корзинку для пикника.