Неужели это так плохо? Ведь что-то вроде этого есть даже в Библии? Что вино надо давать горюющим или сохранять для бедных, чтобы они меньше сожалели о своей судьбе. Может быть. Он не помнит точно. Итак, сидя в темноте, он решил, что, наверное, цепляется за привычки, в которых уже не нуждается. Может, уже безопасно сломать стену и выйти навстречу настоящей жизни. Возможно, он попытается, просто чтобы увидеть. Пора. И даже приоткроет свое сердце, на чуть-чуть, чтобы понять, как это по-настоящему увлечься женщиной — не только сексуально, но полностью. Может, он поцелует ее и посмотрит, что получится.

Как будто читая его мысли, Пайкет ткнулась головой ему в подбородок, тихо мурлыча. Он улыбнулся и провел рукой по ее костлявой спине.

— Она тебе нравится, правда? — Блю взглянул на домик. — Мне тоже.

Что-то очень похожее на надежду шевельнулось в нем, освежающее и мягкое, как большой глоток холодной воды.

— И мне тоже, — повторил он.

Глава 8

Элли пару дней держала дистанцию, желая проявить твердость характера в отношении Блю Рейнарда и его шарма. Она водила старушку из салона красоты в чайную Тайлера, но интервью оказалось менее чем удовлетворительным. Миссис Портер в своих воспоминаниях только слегка коснулась Мейбл Бове, а потом заговорила о других событиях своего девичества. Но время Элли не было потрачено зря — она узнала массу деталей из жизни негритянки в 30-х, 40-х и 50-х годах и сможет потом использовать это, восстанавливая картину мира Мейбл. Элли с нетерпением ожидала возвращения Гвен Лейсер. А пока ее дни текли по установившемуся удобному руслу. Вечерами она писала. Раннее утро посвящалось исследованию, проводимому на чердаке Роузмэри, дневное время уделялось библиотеке. Часть его она посвящала тому, что делала заметки по материалу, которым снабдила ее миссис Нэнс, но в основном Элли разыскивала своего отца. То, что она обнаружила фото матери, придало этой задаче особую безотлагательность, и, проглядывая снимки из школьных ежегодников с 1966 по 1969 год, она ощущала нетерпеливое волнение.

В субботу вечером весь второй этаж библиотеки был в ее единоличном распоряжении и Элли с радостью зарылась в архивы. Чтобы не попасться, она брала с полки только по одному ежегоднику и тщательно маскировала его обложку различными бумагами, газетными подшивками и другими исследовательскими материалами.

Вначале ею руководили только два компаса: образ жизни ее матери в то время и ее собственная внешность, которую она наверняка унаследовала от отца. Диана была белокожей, с голубыми глазами и рыжими волосами. Элли имела темные волосы и зеленые глаза, а цвет ее кожи приближался к тому, что бабушка называла оливковым, хотя сама Элли думала о нем как о желтоватом. Дедушка с бабушкой тоже были светлокожими и голубоглазыми.

Так что вначале она внимательно рассмотрела всех троих парней на фото в старшем классе, где они были "прилизаны" и правильно усажены. Здесь они выглядели очень похожими друг на друга — аккуратно подстриженные волосы, темные костюмы с галстуками и почти одинаковые искусственные улыбки. Кандидаты в ФБР, не иначе.

Поскольку школа была маленькой, Элли смогла обнаружить по нескольку снимков "Короткостриженого" Денниса и "Живого" Бинкла. Деннис занимался борьбой и вызвал настоящий ажиотаж тем, что продал выращенного им бычка за самую высокую цену, когда-либо назначавшуюся на ярмарке штата. На фото он выглядел как типичный сельский паренек — джинсы на кривых ногах, худая шея с выдающимся кадыком. Элли прищурилась. Было трудно определить цвет его кожи из-за того, что снимок оказался черно-белым, но если бы Диане потребовался такой тип, она смогла бы познакомиться с десятками подобных парней в своем собственном городке.

Бинкл казался более подходящим. Даже на черно-белых фотографиях было видно, что он смуглый Его атлетическая фигура украшала групповые снимки футбольной и волейбольной команд. Он, решила Элли, симпатичный, но список видов его деятельности включал также должность вице-президента, члена партии молодых республиканцев, клуба "Будущие бизнесмены Америки", танцевального комитета и шахматного клуба. Карьерист с улыбкой политика.

Даже если Диану привлекла явно сексуальная внешность парня, Элли сомневалась, чтобы он уделил ей хоть минуту внимания. Она написала для себя заметку: "Бинкл женат? Блю его знает? Посмотреть в телефонной книге его адрес, узнать, чем он занимается".

Оставался Бобби Мейкпис. Кроме портрета, сделанного в старшем классе, имелся еще только один его снимок, и под его именем не значилось ни названия какого-нибудь клуба, ни какого-либо вида деятельности. На этом снимке он был в куртке с бахромой и улыбался в объектив поверх гитары. Прическа в слегка нелепом стиле "Битлз", который, вероятно, казался очень смелым для того времени в таком маленьком городке. Парень был вызывающе красив.

Элли могла себе представить, что ее матери очень понравился бы такой мальчик. И она должна была показаться глотком свежего воздуха революционно настроенному провинциалу. Элли наклонила голову, пытаясь в его лице или улыбке обнаружить что-нибудь свое. Она снова взяла групповой портрет. Бобби Мейкпис стоял между Конни и Роузмэри, обнимая обеих. Его волосы были явного ржавого оттенка между светлым и рыжим. Он казался вполне подходящим кандидатом, и если бы она не встретила Конни, Элли испытала бы искушение подробнее порасспросить жителей городка. Теперь это в некотором смысле было похоже на предательство. Лучше немного подождать.

Она еще раз перевернула страницу, чтобы взглянуть на Бинкла, и должна была признать, что здесь сходства гораздо больше. Его волосы, темные и немного кудрявые, обрамляли лицо с резкими чертами. Она улыбнулась, когда поняла, что отмечает различия. Ей не хотелось, чтобы этот парень оказался ее отцом. Забавно! Хотя люди меняются. Он мог пойти на войну и стать настоящим человеком.

От нечего делать она посмотрела на следующую страницу и тотчас обнаружила школьное фото Конни. Ее волосы были немилосердно начесаны, губы накрашены белой помадой, а вокруг шеи красовалось ожерелье в форме сердечек. Удивительно, до чего Конни мало изменилась. Она очень красиво стареет.

Рядом с ней было лицо, которое показалось ей знакомым, — светлокожий негр с озорной улыбкой. Взяв общий снимок, Элли обнаружила его рядом с Маркусом — другой погибший ветеран, Джеймс Гордон. Трое парней из одного класса — это слишком много. Неудивительно, что Маркус захотел поставить им памятник — все они были из одного выпускного класса.

Элли с любопытством нашла имя Маркуса в оглавлении и теперь рассматривала большую коллекцию фотографий: Маркус в спортивной форме с диском в руках, с лентой вокруг шеи. Подпись гласила, что он лучший в штате бегун на расстояние в милю. Он также был на групповом портрете членов школьного самоуправления, что ее немного удивило, может, из-за того, что о нем рассказывали как о хулигане. Последний снимок Маркуса находился на одной из последних страниц. Он стоял рядом с Джеймсом, и оба они хохотали во все горло.

Как раз под ними было фото Мейкписа с гитарой. Элли ощутила легкую меланхолию при виде этих двух мальчиков, Джеймса и Бобби, которые в самом начале жизни погибли где-то в далеких краях. И снова ее поразило, каким нереальным ей всегда казался Вьетнам. Не только нереальным, но и ужасно скучным — старым, пыльным, древним, окруженным странными, непонятными для нее конфликтами. Но тем вечером с Конни и Роузмэри прошлое ожило, и, вглядываясь в старые фотографии давно убитых мальчиков, она почти услышала их голоса, музыку и грохот войны. Как биограф, она часто испытывала подобные эмоции — когда мгновение истории переставало быть просто фактом, изложенным на бумаге. Вспомнив, что брат Блю тоже погиб во Вьетнаме, она обратилась к оглавлению и нашла там Рейнарда. Он был тогда в девятом классе. Младенец.

Услышав шаги на лестнице, Элли захлопнула ежегодник и спрятала его под своим блокнотом. Библиотекарь проплыла мимо, приветливо помахала ей, но не остановилась. Она явно спешила в дамскую комнату. Как только она исчезла, Элли поспешила поставить ежегодник на место. Достаточно для одного дня. Ей надо сконцентрироваться на книге, иначе она никогда ее не закончит.


Когда она готовила салат на ужин, в дверях показался Блю.

— Тук-тук, — сказал он. — Можно войти?

— Конечно. Хочешь колу или что-нибудь еще?

— Что угодно, только холодное и мокрое, — ответил он, входя. — Сегодня жарко как в аду. Я погибаю!

Элли достала банку "Доктора Пеппера" и налила в стакан со льдом. Он жадно пил, закрыв глаза. Даже в футболке, видавшей лучшие времена, и после целого дня работы в оранжерее ему удавалось выглядеть очаровательно.

— Что-то произошло?

— Я просто решил проверить, как ты. Как продвигается исследование?

Она кивнула, не глядя на него.

— Хорошо. Я думаю, что наконец кое-что начинает вырисовываться. Роузмэри обещала найти дневник.

— Это здорово! Я подумал, может, ты захочешь пойти с нами. Мы с Маркусом и Алишей собираемся сегодня вечером в один из музыкальных клубов. Там есть бармен, который помнит Мейбл. Она там пела раз или два, но главное, что он был в нее влюблен. Ты пойдешь?

— Да! — Она даже не попыталась скрыть восторг. И, улыбаясь, смотрела на него. — Знаешь, даже если это не было бы связано с Мейбл, я все равно пошла бы послушать блюзы.

Он выпрямился и подошел ближе, между ними осталось расстояние в ладонь шириной.

— Да? — Он поднял бровь. — А как начет Маркуса и Алиши? Надо ли мне привлекать их, или ты бы пошла только со мной?

Элли взглянула на него, зачарованно уставившись на загорелые скулы, на очертания его рта.

— Не знаю, — честно ответила она. — Наверное, лучше, если они пойдут.

— Тогда я сделал правильное предложение. — Он одним пальцем прикоснулся к ее плечу, потом отступил. — Я зайду за тобой около половины десятого. — У дверей он обернулся. — Это клуб для черных в основном, если ты собираешься нарядиться.

— Спасибо за предупреждение, — улыбнулась Элли. Она знала, что надеть.


Насвистывая, Блю доехал до дома Маркуса. Запах жареного мяса разносился в воздухе, и Блю пошел вокруг дома к затененному деревьями заднему дворику. Когда он остановился у калитки, выскочил толстый щенок и опасливо залаял на посетителя. Двухлетний мальчишка, такой же пухленький и круглый, подскочил к Блю с той же веселой готовностью.

— Эй, дядюшка!

Блю вошел и опустился на корточки, чтобы почесать щенку пузико, а потом зарычал и подхватил на руки мальчишку.

— Кто съел всю мою кашу? — воскликнул он. Джеймс завизжал:

— Это папа!

— Да, и я не боюсь никаких великанов — Маркус, приветствуя Блю, поднял подбородок. — Разве я тебе еще не надоел за неделю?

— Я унюхал эти бифштексы возле самого своего дома. — Блю поднял брови и поставил Джеймса на землю. — Скажи маме, что мне надо пива.

— И иди тихо, когда будешь его нести. А то, когда бежишь, оно сильно вспенивается.

Блю прислонился к дереву.

— Что вы делаете сегодня вечером?

— Пока никаких планов. А ты что предлагаешь?

— Я только что сказал Элли, что мы все… э-э… собираемся сегодня к Хопкинсу.

— Ну и хорошо.

Из дома вышла Алиша в ярко-желтом летнем платье, которое делало ее похожей на цветок. На бедре она несла младенца, Лину.

— Привет, Блю. — Она поцеловала его в щеку. — Прибыл на обед?

— Я прибыл, чтобы вытащить вас сегодня вечером из дома.

— Правда? — Она оживилась. — Ну как, Маркус? Мы уже несколько месяцев никуда не выбирались. Твоя мама присмотрит за детьми Она мне говорила в начале недели, что редко их видит.

— Прекрасно, — отозвался тот. — Знаешь, кто сегодня будет играть?

Блю отрицательно покачал головой.

— Вижу, ты, как всегда, все распланировал.

— Эго был один из таких импульсивных моментов Хорошенькая женщина, появилась возможность, у меня рот сам и открылся.

Алиша нахмурилась:

— Это не Шейла, нет? Она раздражает меня своим скрипучим смехом.

Блю хмыкнул:

— Элли хочет посмотреть клуб, для своей книги. Продолговатые темные глаза негритянки стали холодными.

— Ты кобель, Блю Рейнард, а мне она нравится, ясно? Так что брось свои штучки. Просто будь самим собой хотя бы раз в жизни.

— Я ее не преследую, — ответил он, клятвенно поднимая руку. — Честно. Она просто… — Он помялся. — Она — друг. И все. Она мне нравится.


Элли знала, что она некрасива. И это не было самообманом или кокетством типа "мои губы слишком пухлые, нос слишком мал, глаза слишком большие", которым пользуются девушки, не принадлежащие к числу хорошеньких. Просто, по ее теории, каждая женщина в Америке, а может быть, и во всем мире, в возрасте шести лет уже знает, кто красив, а кто нет.