Рут Уинд - Музыка ночи

— На первый раз я вас прощаю. Заходите и возьмите себе что-нибудь поесть. Нам сегодня надо много сделать.

Проводив их в большую старомодную столовую, Роузмэри махнула в сторону остальных гостей.

— Думаю, вы со всеми знакомы.

Элли кивнула Конни, Алише и Маркусу. Миссис Нэнс, библиотекарь, весело помахала ей. Сегодня ее очки висели на ярко-розовой ленточке. Флоренс с тарелкой, наполненной одними овощами, улыбнулась им.

— Привет. Элли. Рада снова видеть тебя. Ты уже знакома с моим племянником Брэндоном?

Элли улыбнулась высокому, удивительно красивому парню.

— Ты тот самый, который отправляется в военно-воздушную академию.

Он ухмыльнулся:

— А вы та самая, кто пишет книгу о моей бабушке Мейбл. Из кухни вышла невысокая темноволосая девушка лет пятнадцати-шестнадцати. Она несла большой кувшин с чаем.

— Опять хвастаешь? — сказала она парню.

— Мне не приходится хвастать. Моя мама делает эго за меня.

Девушка улыбнулась и поставила кувшин на стол.

— Здравствуйте, — сказала она Элли. — Я Шона, дочка Конни.

— Шону приняли в Колорадский университет и Йелль, — проговорила Роузмэри, подмигивая сыну. — Я хвастаюсь за всех.

— О! — Элли заморгала. Девушка оказалась старше, чем выглядела. — Ты уже решила, что выберешь?

— Колорадский, — ответила та. — Думаю, мне понравится жить в горах и будет здорово иметь поблизости кого-то из знакомых. — Она улыбнулась Брэндону. — Даже если он несносный.

Блю хмыкнул:

— Элли кое-что выяснила насчет зимы, когда училась в колледже. Вы можете порасспросить ее об этом.

— Это правда, — призналась Элли. — Приготовьте побольше теплых вещей.

— Хорошо, спасибо. Вам понравились снег и зима? Я жду ее не дождусь.

— Оказалось, что я теплолюбива, — как можно дипломатичнее ответила Элли. — Снег красив, но мне нравится только смотреть на него из окна.

— Так, все взяли тарелки, и покончим с едой. У меня миллион фотографий, и не хочется провести здесь всю ночь.

Они наполнили картонные одноразовые тарелки кусками курицы, разными салатами и печеными бобами.

— Я умираю с голоду, — сказал Блю ей на ухо. Она позволила себе быстро улыбнуться ему в ответ:

— Я тоже.

Пока они ели, Роузмэри объясняла цель собрания:

— Почти все здесь знают, что Маркус более трех лет бился, чтобы утвердить мемориал ветеранам войны во Вьетнаме. Четвертого июля состоится официальное открытие, и миссис Нэнс собирается помочь нам с выставкой фотографий, которая разместится в библиотеке. От нас требуется отыскать как можно больше снимков всех ветеранов, живых и погибших, и разобрать их по группам, чтобы можно было демонстрировать.

Она распределила обязанности. Элли поняла, что деление проведено по классам: Конни и Маркус будут разбираться с выпуском 1968 и 1969 годов, самым большим; Флоренс, старшая из них, брала на себя все, что было до этого; Роузмэри и Блю — всех остальных.

Принесенные фотографии аккуратными пачками лежали в разных местах комнаты.

— Пожалуйста, — попросила Роузмэри, — внимательно следите, чтобы пачки не смешивались. Никому не хочется потерять свои фотографии или перепутать их.

Элли ощутила волнение, когда Маркус проговорил:

— Элли, ты не против того, чтобы помочь нам? У Алиши дядя в той стопке, что разбирает Флоренс.

— С радостью.

Стол был освобожден и вытерт, а на кухне варился кофе. Все по группам собрались в разных углах стола с кипами фотографий. Элли подсела к Конни, которая выглядела сегодня мрачной.

— Я хочу пить, — сказала она и, громко скрипнув стулом, вышла из-за стола.

Элли с беспокойством взглянула на Маркуса.

— Я не помешана? Он покачал головой:

— Нет. Просто ей тяжело. — Просмотрев снимки в руках, он извлек фотографию рыжеватого парня с бородкой. — Это Бобби Мейкпис. А Конни даже не попрощалась с ним как следует, — добавил он, когда она вернулась.

Они обменялись взглядами. Конни смотрела гневно. Маркус отреагировал спокойно, не собираясь просить прощения.

— Он не сам пошел, — сказала Конни, обращаясь к Элли. — Его призвали, и он не мог выкрутиться. Отец убил бы его, если бы он сбежал. — Она подняла фотографию и серьезно поджала губы, тщательно подкрашенные после ужина. — Я пыталась уговорить его бежать в Канаду. Я отправилась бы за ним и в Антарктиду, и в Китай. Куда угодно.

Элли увидела, как Маркус положил свою большую руку на плечо Конни, и она слегка расслабилась.

— Я просто взбесилась, когда узнала, что все сбежавшие в Канаду были амнистированы. Разозлилась не на них, а на Бобби.

— Это естественно, — сказал Маркус.

— Знаю. — Она придвинула стопку снимков ближе к себе. — Давай я покажу тебе, Элли, кого мы ищем, чтобы ты смогла помочь.

На два класса набралось двадцать три ветерана. Некоторых Элли узнала. Конни отыскала четкий снимок каждого и расположила их в один ряд.

— Думаю, остальные надо укладывать вниз, к каждому персонально?

Элли ошеломленно уставилась на группу. Любой из них мог быть ее отцом. Она отмела явно не подходивших на эту роль девятерых негров, пятерых очень светлых блондинов — если бы ее рыжеволосая мать родила ребенка от блондина, Элли наверняка была бы светленькой, и троих весьма сомнительных типов, включая коротко стриженного Денниса, который был на снимке, взятом ею из чемодана Роузмэри.

Оставалось шестеро, без Бобби Мейкписа — пятеро. Один из них Бинкл. Из оставшихся четверых одного убили во Вьетнаме, один погиб в автокатастрофе. Еще один занимался бакалейным бизнесом в Далласе. И последний был покойным ныне мужем Конни.

Это напугало Элли. Она исподтишка взглянула на дочь Конни.

— Она похожа на вашего мужа? Лицо Конни смягчилось.

— Вылитая копия. Его зеленые глаза. Ты заметила, какие красивые у нее глаза?

— Да, — вежливо солгала Элли. Ее собственные глаза тоже были зелеными.

— Ой, посмотри, — сказала Конни Маркусу. — Помнишь этот старый автобус? Ну и руина. — Она повернула фото так, чтобы Элли увидела поблекший цветной снимок школьного автобуса, расписанного цветами и символами мира. Яркие занавески красовались на окнах. — Это те ребята, о которых мы вам рассказывали, хиппи. Им так и не удалось починить свою колымагу. Автобус остался стоять там, как раз рядом с пастбищем Джорджа Рида. И он вывез его через год или позже.

Элли фыркнула:

— Для меня это все звучит как анекдот.

— А все это было на самом деле. — Конни передала ей еще один снимок. — Вот некоторые из них. Большинство быстро уехали, автостопом или еще как-то, но водитель и две девчонки задержались почти на все лето. Помнишь, Маркус? — Она и ему дала фотографию. — Как звали ту девчонку?

Две девушки подросткового возраста стояли на фоне автобуса обнявшись. На одной были шорты и майка, на второй — просвечивающая юбка и блузка. Обе босиком. Элли перевернула снимок.

— "Диана и Сюзи", — прочитала она.

— Но мы не называли ее Сюзи. — Конни улыбнулась Маркусу.

Он ухмыльнулся, немного смущенно взглянул на Алишу и ответил:

— Рапунцель. У нее были самые красивые волосы, которые я когда-либо видел.

Элли снова посмотрела на обладательницу густых светлых волос. Девушка почти заблудилась в них.

— Я всегда хотела иметь такие волосы, — сказала она. — Чтобы небрежно отбрасывать их назад.

Конни засмеялась.

— А другую звали Диана, — медленно, словно вспоминая, проговорил Маркус. — Она была такая милая, немного рассеянная. — Он вытащил снимок из стопки и подал его Конни. — Помнишь?

Элли уже около двух часов слушала, как они вспоминали других людей, но было очень странно услышать произносимое вслух имя ее матери.

— Да, она действительно была милая. — И Конни небрежно передала фото Элли. — Я завидовала тому, что она такая худая. Роузмэри, ты ее помнишь? Диану?

— Конечно.

— Как была ее фамилия?

Тугой комок забился в груди Элли, и она уставилась на снимок, молясь, чтобы они не вспомнили.

— Не помню. Что-то ирландское. Подходило к ее рыжим волосам.

"Коннор, — подумала Элли. — "Воин Сотни Битв" по-ирландски".

Голос Блю прозвучал неожиданно и немного странно:

— А можно мне взглянуть? Худая девушка с ирландской фамилией? — Он взял предложенное фото. — Хорошенькая.

Элли внезапно подумала, что почти все в этой комнате знали ее мать, разговаривали с ней, слышали ее смех и голос. На мгновение это погрузило ее в такую глубокую, невыносимую печаль, что она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Она смотрела на молодую женщину с чистой белой кожей и пухлыми губами, с не стесненной ничем грудью под хлопковой блузкой. "Ой, мама! — подумала она. — Почему ты ушла так быстро?"

Элли вспомнила, что совсем не ищет своего отца. Движением естественным и спокойным, какое только могла изобразить, она положила снимок.

— А где здесь ванная? — спросила она Конни.

— Вон там, детка. Сверни налево от кухни и увидишь.

Маркусу этот вечер дался тяжело. Он много дней ожидал его. Но почему-то бродить по дороге воспоминаний оказалось не так приятно, как он ожидал. Было нестерпимо больно видеть пропасть между тем, какими они были в восемнадцать, и тем, какими стали. Правда, ему удалось заставить Конни улыбаться, поддразнивая тем, как мальчишки раньше ухлестывали за ней. Она нахально вздернула голову и заявила, что они и до сих пор делают то же самое. Но он знал, что у нее в груди застыл тот же комок страданий, который сейчас мешает ему искренне радоваться.

Рядом с ним сидела Элли и тихо и напряженно слушала. Свободно распущенные кудри окружали ее лицо, но они не могли скрыть многозначительных отметин: покраснений оттого, что о край ее щеки терлась щетина, небольшой любовный укус внизу шеи. Она избегала встречаться взглядом с Блю, но все в комнате ощущали жар, объединявший их, и замечали, как Блю шутил, стараясь привлечь ее внимание, бросал в нее бумажные шарики, как влюбленный мальчишка.

Занятия любовью пошли Элли на пользу. У нее появился едва заметный румянец, смягчавший резкие черты лица, заставлявший приглядеться к ее туманным глазам и пухлому рту. Она не отвлекалась от серьезного занятия и сосредоточенно отбирала фотографии парней, которых никогда не видела.

Но когда они уже заканчивали, Конни отпустила непристойную шуточку по поводу одной из девиц, и Элли невольно расхохоталась, громко и несдержанно. Ее лицо преобразилось, теперь это было экзотическое сочетание раскосых кошачьих глаз, плоских щек и крупных белых зубов, из которых один передний слегка налезал на соседа.

Это поразило Маркуса как удар. Никаких больше дежа-вю, никаких грызущих сомнений. Он узнал и этот зуб, и звук смеха. Узнал небрежное пожимание плечами и прыгающую, разболтанную походку.

Мгновение он просто глазел, не в состоянии поверить. Растерянно прижал руку к груди, подумав, что сейчас у него будет сердечный приступ и что вся эта возня с мемориалом подействовала ему на мозги. Но теперь вместе с подозрением к нему пришло изумление, как он мог не видеть всего этого раньше. Он резко встал, двигаясь неловко, ощущая панику.

— Я только что вспомнил, что должен кое-что сделать к утру. Алиша, пойдем.

Его жена с тревогой подняла глаза, но, увидев его лицо, кивнула. Иногда его охватывали видения войны. Она, наверное, решила, что сейчас произошло то же самое. Алиша извинилась перед всеми и догнала его, садясь в темную машину. Она не сказала ни слова и не стала требовать объяснений, не дулась из-за того, что им пришлось уйти. Когда он завел автомобиль, она просто положила ладонь на его ногу и слегка сжала. Они молча поехали домой.

Когда Блю и Элли собрались уходить, Флоренс кинулась за ними к дверям.

— Подожди, Элли! Я чуть не забыла сказать тебе: дневник испорчен. Он покрылся плесенью, и все страницы слиплись. Мне очень жаль.

Элли постаралась скрыть разочарование.

— Это ужасно! Неужели нельзя ничего прочесть?

— Ни слова. Я бросила его в камин.

— Очень печально. — Элли подозревала, что он вовсе не был испорчен, просто приняли решение не открывать личных тайн. — Но все равно спасибо за беспокойство.

Блю легко прикоснулся к ее затылку, пригладив волосы.

— Пойдем, — сказал он, и его голос прокатился по ее затылку, как солнечное тепло.

Он заставил Элли вспомнить, как сегодня выглядели его плечи в лучах цвета масла, и ее бедра как будто размякли. Она подняла глаза. Позволила ему увидеть ее голод.

— Пойдем.

Он повел ее наверх, в свою спальню, где все было смято, отбросил покрывало и упал на кровать.