— Курьер приехал и уже давно возле двери торчит, — поведал Кей, с улыбкой глядя на меня.

Не могу передать, как посмотрел на меня голодный Келла и сколько неприкрытого веселья было в глазах второго парня. Еще бы, будь я на месте кого-то из них, сама бы с удовольствием посмеялась бы над нерасторопной девицей. Ха-ха-ха, ну ничего, подумаешь, какая-то там пицца с опозданием прибудет. Зато я им кофе какой вкусный сварила, его тягучий аромат так и разносится в воздухе.

Келла и Кей вдвоем забирали «гостинцы» из пиццерии — так много всего решил заказать Кей. Кто бы мог подумать, что эта зануда с пирсингами такая щедрая? Или зануда просто элементарная обжора?

— Угощайся, девочка, — сразу подобрел Келла, — и налей мне кофе, окей?

— Окей, блин, окей, — пробурчала я и спросила у светловолосого, нужен ли кофе и ему? Оказалось, что нужен.

Пока они ели, я работала официанткой. Изредка я бросала на Келлу взгляд и понимала, что они с Нинкой ну очень похожи — столько-то есть не каждый сможет.

Вместе с ними и я тоже вяло откусывала от большого куска грибной пиццы — по принуждению синеволосого, который, видите ли, не любил, когда он ест, а кто-нибудь в этот момент не набивает свой желудок продуктами. Пока я жевала, размышляя о том, придет ли сейчас кто-то из взрослых или мне повезет, музыканты принялись за какой-то деловой разговор. А я под шумок еще раз попробовала записать их голоса на диктофон, и к моей огромной радости, на звукозаписывающее устройство попали: монолог Келлы о том, «какая тут кле-е-евая пицца, блин», а «паста еще круче!», и их вполне серьезный разговор с Кеем, посвященный не какой-нибудь фигне, а барабанной партии для записи новой песни. Мол, ее нужно украсить какими-то «разбросами» в середине, переделать сочетания бас-барабана и малого барабана, что-то сотворить с какими-то там «скоростными зарубами» и т. д. и т. п… Их монолог был разбавлен кучей странных специфических словечек и музыкальным сленгом, который воспроизвести я была бы не в силах.

Еще, попивая маленькими глотками холодную колу, я узнала кучу ненужной мне, но крайне необходимой другим информации. Например, свой будущий хит они желали назвать «Равновесие» (ну и название, по-моему, оба они не уравновешенны совершенно). К другой песне им нужно было обязательно переделать какую-то ритм-секцию (по словам Келлы, их гитарист, видите ли, указывает ему, какой ритм играть, а сам в этом вообще не шарит!). И на следующем концерте надо сказать какому-то неведомому мне Лису, чтоб в конце песни «Освещение жизни» барабанный звук вывели в мониторы громче (что за мониторы, я так и не поняла), потому что на этом концерте, по авторитетному мнению барабанщика, их было «ни хрена не слышно!».

Они говорили о многом, но в их разговоре я вновь мало что поняла.

Зато их голоса есть на диктофоне. Покажу Нинке, она послушает и умрет от зависти! Будет знать, как напиваться. Если бы не моя подруга, я давно бы уже спала в своей кроватке, не бегала бы по клубу и не застряла бы в лифте с этими двумя. Кстати, когда Келла и Кей разговаривали о серьезных вещах, они не ехидничали и не подкалывали друг друга, и не ржали, казалось, понимали друг друга с полуслова. Сейчас светловолосый фронтмен группы казался очень даже нормальным молодым человеком. И жесты его мне нравились. У синеволосого движения немного порывистые, резковатые, уверенные, а у Кея — более плавные, размеренные, но казался он от этого еще более самоуверенным и одновременно (парадоксально, но факт!) надежным. Знаете, в душе у каждой представительницы прекрасного пола есть некий тайный архетип того, каким должен быть ее идеальный мужчина-защитник. Проклятый Кей каким-то образом вписывается в этот самый архетип, засевший в глубинах моего мозга. Вот Келла не вписывается, хотя я не смогу назвать его слабым или хилым, по-моему, не каждый способен долгое время на руках держать шестьдесят килограммов (это я Нинку имею в виду). Хотя он же барабанщик, руки у него должны быть сильными…

Но и знакомых парней я надежными назвать не могу. Даже бугая Папу, хотя при случае он защитит, наверное, даже от стаи голодных крокодилов. А вот этого музыканта с крашеными прядками волос и серебряным медальоном, в топазе которого самозабвенно играет электрический свет, могу. Надо же, вот незадача. Единственный раз в жизни, когда меня посещали подобного рода мысли, я имела честь влюбиться первый и последний раз в жизни. В том, что последний — я обещаю себе. Еще одного такого раза моя тонкая чувствительная психика не выдержит! Лучше я вообще буду доживать свой век в гордом одиночестве. Ну вот, заговорила, как бабушка. Грустно, Катя, грустно, когда такие мысли приходят в твою темноволосую голову. Но еще грустнее будет, если ты вдруг начнешь что-либо чувствовать сейчас по отношению к человеку, с которым ты никогда не будешь.

Я силой воли отогнала от себя эти непрошеные мысли, которые, кажется, обиделись и пообещали, что придут позднее, приведя с собой ментальную подмогу, — вот тогда они меня и поизводят.

— Делайте что хотите, — тихонько шепнула я сама себе, а Кей, сидевший близко ко мне, тут же услышал и подмигнул, не прерывая разговора с другом.

Чего моргаешь, клоун? Я ведь тоже могу подмигнуть, и даже двумя глазами.

Они вышли из кухни через минут тридцать или сорок, оставив после себя кучу коробок, немытую посуду и довольно-таки приличную в размерах пиццу, посоветовав мне съесть ее утром. Настенные кухонные часы сонно показывали начало пятого. Но, несмотря на столь позднее время, я была счастлива, что гости засобирались по домам. Да, мальчики мои, вам уже давно пора оставить Катеньку в покое. Потом бы еще Нинку выпроводить…

И спасибо за оставленную пиццу — утром я и мои родственники наверняка захотим позавтракать.

В коридоре вновь не обошлось без маленькой сценки. На удивление быстро Кей натянул свои длинные тяжелые ботинки со шнурками и цепочками и решил на прощание уделить мне немного своего звездного внимания.

— Мы с тобой еще встретимся, — повернулся ко мне он.

Слова светловолосого звучали как приговор. Знаете, таким же тоном говорят представителям закона преступники, которых те только что поймали. Вроде как: «Мы встретимся еще, волчара ментовская, и эта встреча станет для тебя фатальной».

— Зачем? — нехотя поинтересовалась я, все больше понимая, что вкус на молодых людей у Нины дал серьезный сбой.

— А разве я тебе не нравлюсь? — склонил голову набок Кей.

— Ну, не очень, — почти что искренне ответила я, — что за странные вопросы?

Великий и ужасный рок-музыкант и по совместительству президент Страны дуралеев, положил руку мне на спину, наклонился к моему уху и, чуть касаясь волос губами, прошептал:

— Нас с тобой ждет прекрасное свидание. Моя Катенька, ты очень хорошенькая, — и он не нашел ничего умнее, как осторожно подуть мне в ухо.

Я скосила на парня глаза, а он провел губами по моей щеке, явно играя. Вторую руку он осторожно положил мне на затылок. Я даже разозлиться не успела.

— Целуемся? — одобрительным отеческим тоном поинтересовался Келла, которому были видны лишь наши затылки. Он все неправильно понял в меру своей испорченности.

— Нет, конечно! — тут же шарахнулась я от Кея, как от прокаженного.

— Да ладно тебе, — добродушно усмехнулся обладатель синих волос и, поразмышляв, какую бы еще гадость сказать, добавил: — а с дядюшкой Келлой обняться? А то он обидится.

— А у тебя есть королева, парень. На чужое не зарься, — ударил друга по плечу фронтмен группы «На краю» и первым, не прощаясь, покинул мой дом.

— А я уже с ней попрощался, — задорно подмигнул мне барабанщик. — Пока, великолепная хозяйка, ты клевая!

Когда они ушли, я перекрестилась, глядя на желтеющий восточный край неба, из-за которого в скором времени должно было выползти румяное весеннее солнце.

«Увидимся, Катенька…»

Да пошел ты…

Я люблю наблюдать за закатами и рассветами, но сейчас у меня не было сил на это. Я едва дошла до своей кровати и рухнула в нее, заметив, как младшая сестра прищуренно косится в мою сторону. Она что-то пробурчала насчет Антона и неверности, укрылась с головой любимым оранжевым покрывалом и, кажется, заснула.

Я последовала ее примеру и уже через пять минут сладко спала в своей прекрасной кроватке, свернувшись клубочком. Мне снились клубы, мигающие неоновые светильники и сумасшедший диджей с крылышками, танцующие веселые люди и большой розовый заяц с недовольной мордой, прыгающий в такт очередному треку в стиле хауса. Ушастый, кося на меня лиловыми глазами, утверждал, что он — это и есть я. Я же старалась объяснить ему, что этого не может быть и что он на самом деле зовется Нинкой. Изредка мне казалось, что музыка затихает и кто-то начинает петь печальную, красивую песню, слова которой сливались и я не могла их разобрать — слышала только мелодию. Я спрашивала, кто это, и тогда голос, прерываясь, шептал мне на ухо нежные, успокаивающие слова, и от этого тихого голоса по телу начинали бегать мурашки.

— Ты кто? — в очередной раз спросила я, чувствуя себя защищенной кем-то сильным и смелым.

— Хочешь знать? — раздался тихий шепот так близко, что я вздрогнула. — Ты меня знаешь. Я — это…

— Катька! — заорал прекрасно знакомый голос.

Но ведь это меня зовут Катей. Как только я об этом подумала, то моментально проснулась. Что еще случилось?

Судя по тому как падали в комнату косые лучи солнца, было всего лишь часов восемь или в девять. Кто меня разбудил так рано? И той распоследней сволочью, которая меня разбудила, оказался не кто иной, как Нинка.

— Катька! — ворвалась она ко мне со скоростью маленького тайфуна. — Катька!

— Чего? — разлепила я с большим трудом глаза. Я совсем уже забыла о наличии подруги в собственном доме. Неужели папа пришел и выгнал Нинку из своей комнаты? Оказалось, нет, он вообще еще не приходил домой, как и Леша, а мои брат и сестра мирно смотрели десятые сны в своих спальнях.

— Катька! Я опаздываю!

— Куда? — хриплым со сна голосом осведомилась я.

— Домой, куда! Не на тот свет же! — заорала она таким тоном, как будто я была ясновидящей и все должна была знать и понимать.

— Где моя верхняя одежда и сумка? — продолжала кудахтать подруга, бегая по всей моей комнате и ища свои вещи, которые остались в клубе «Горизонт», о чем я Нине и сообщила, не вставая с постели.

Я была разбитой и уставшей, как будто на мне всю ночь возили бревна, а суетливые крики подруги заставляли мой мозг как-то съеживаться и замирать, приостанавливая свою умственную деятельность.

Вещи, сумка, красивый голос из сна, привкус грибной пиццы во рту…

— Почему мои вещи там, а я тут? — нависла подруга надо мной. — Как ты смеешь спать, когда я ищу свою сумку!

Я отпрянула в угол и заорала в ответ, мгновенно все вспомнив:

— Пить надо было меньше, дура! Привезут тебе твою сумку!

— Пить? — озадачилась Нинка и произнесла намного более спокойным голосом! — Я что, напилась?

— Вот именно, дорогуша, ты напилась и крепко заснула! Ты вообще помнишь, как домой-то попала?

Нинка соединила указательные пальцы вместе и приложила их к губам. В такой страной позе она слегка подумала, заведя глаза к потолку, и ответила:

— Нет… Тебе пришлось меня тащить?

— Ну не совсем мне, — ответила я осторожно, — ты что, ничего не помнишь?

— Пресс-конференцию помню, концерт помню, как мы с тобой сидели и разговаривали — помню, синеволосого ублюдка помню, чтобы его собаки драли. Паука его мерзкого, — задрожал ее голос, — тоже помню… Рыло его в руках держал, и у паука лапы шевелились! И он хотел коснуться меня после того… как подержал своего уродца. — Ее передернуло от отвращения.

— Паук был игрушечный, — вставила я. Думаю, это Нинку должно успокоить. Но, словно не слыша меня, светловолосая сумасшедшая загибала пальцы дальше.

— Как мы бегали и драку тоже помню. Как мы пошли обратно в ВИП-комнату — тоже. А остальное… словно вылетело из памяти.

Девушка застыла и принялась отчаянно тереть виски, думая, наверное, что это поможет ей вернуть утраченные за ночь воспоминания.

— Естественно, не помнишь, — начальственным тоном проговорила я. — Потому что кто-то решил чужое виски выпить.

Нинка с интересом на меня поглядела:

— Я, что ли, выпила?

— Нет, это был старик Хоттабыч. А потом он опьянел и наложил на тебя сонное заклятие.

Думала, подруга одарит меня миллионом вопросов, но она вдруг опять заметалась и заорала:

— Ладно, потом разберемся! Мне срочно нужно домой!

— Чего это вдруг? — Заинтересовалась я, не припоминая, когда моя подружка в последний раз так рвалась под родную крышу. По-моему, так домой она мечтала попасть только в раннем детстве, когда по телевизору ровно в пять часов вечера показывали ее любимый мультфильм.