Ни словом, ни взглядом Елена не дала понять, что накануне Владимир Григорьевич устроил ей взбучку и строго-настрого наказал стать для практикантов родной матерью.

Родной матери из нее не получилось, но пакостные интонации из голоса исчезли. Практиканты обрадовались, расслабились, зашумели. Общаться с мэром — это вам не папки разбирать. Будет что рассказать друзьям и родным.

Для сегодняшнего дня Маринка постаралась на славу. Первый раз надела легкие облегающие сапожки, самую короткую юбку, кофточку с широким вырезом и пышными рукавами. Накрасилась тщательнее обычного, захватила с собой флакончик духов, чтобы по мере необходимости восстанавливать сладковатый цветочный аромат. Маленький кожаный рюкзачок несколько не вписывался в стиль роковой красавицы. Зато идеально подходил для выполнения ее миссии. Руки ей понадобятся для того, чтобы фотографировать, а не удерживать на плече постоянно соскальзывающий ремешок сумки.

Маринкины усилия были оценены по достоинству. Глаза Артема округлились, и впервые на ее памяти из его раскрытого рта в течение минуты не донеслось ни звука. Остальные мальчики тоже не остались в стороне. Кто-то расщедрился на комплимент, кто-то просто не мог оторвать от нее глаз.

Правда, когда к ним присоединился Добрышевский, Маринка засомневалась в правильности своего выбора. Ее декольте с такой неумолимой силой притягивало его взгляд, что он несколько раз сбивался с мысли. Впрочем, на это никто не обратил внимания. Обещанная лекция оказалась на удивление скучной и бессодержательной. Добрышевский повторял прописные истины, пытался шутить и кокетничать с девушками, пожирал глазами Маринку и меньше всего думал о том, чтобы обучить молодежь чему-нибудь стоящему.

После обеда Добрышевский распрощался с зевающими студентами и поехал на очередную важную встречу. Маринке это было на руку. Осталось только дождаться, чтобы Елена куда-нибудь исчезла, и путь к заветным документам будет открыт.

Ждать пришлось долго. Помощница Добрышевского добросовестно относилась к своим обязанностям и домой не торопилась. Она посвятила некоторое время студентам, побеседовала лично с каждым, попросила их заполнить анкеты «на всякий случай» и лишь после этого села писать отзывы о практике для каждого. Маринка домой не спешила, поэтому вполне естественно очутилась в конце очереди.

Отзыв помощницы Добрышевского о студентке Марине Бекетовой был коротким, без ругани и лишней похвалы. Забирая у Елены бумажку со свеженькой ярко-синей печатью, Маринка невзначай поинтересовалась:

— А Владимир Григорьевич сегодня появится на работе?

Елена посмотрела на нее исподлобья, неубедительно улыбнулась и процедила:

— Вряд ли.

Маринка талантливо сымитировала огорчение:

— Жаль. Что ж, до свидания. Приятно было с вами поработать.

Один пункт программы был выполнен. Оставались сущие пустяки: отделаться от Темы, который караулил ее у выхода, дождаться, когда трудоголик Елена отправится домой, и сфотографировать документы. Ерунда для такой крутой девчонки.

Еще полчаса, и Маринка лично убедилась, что ничуть не преувеличивала. С легкостью завзятой кокетки объяснила Теме, что у него нет никаких шансов на продолжение отношений. С ловкостью шпионки избежала встречи с охранниками, уборщицей в лифте и Еленой Валерьевной и, наконец, дрожащими руками вставила дубликат ключа в дверь заветного кабинета и закрыла ее за собой.

В отличие от первого раза, сейчас Маринка ни капли не волновалась. Зачем? Для нее это плевое дело. Забраться в чужой кабинет, выудить нужные бумажки, сделать компрометирующие снимки… Кому нужна жизнь без адреналина? Так и состариться успеешь, не испытав всех разнообразных эмоций.

Маринка достала фотоаппарат, повесила рюкзачок обратно на спину и приступила к методичному обыску. На столе ничего не оказалось, но она и не рассчитывала, что Добрышевский будет настолько наивен, что оставит документы на виду.

Следующим в списке был шкаф около окна, доверху набитый разными папками. Маринка открывала их по очереди и старалась не думать о том, что работы здесь хватит на все выходные.

Она успела просмотреть содержимое двух верхних полок, когда на улице совсем стемнело и буквы стали расплываться у нее перед глазами. Любому уважающему себя суперагенту полагается мощный фонарик, но Маринка надеялась завершить работу до темноты и о фонарике не подумала. На экран мобильника не стоило рассчитывать. Поколебавшись немного, Маринка включила верхний свет. Здание давно опустело, а охранники вряд ли сунутся на последний этаж проверять, кто хозяйничает в кабинете мэра. Может быть, Добрышевский вернулся втайне от всех, чтобы встретиться с очаровательной практиканткой. Отличная версия. Если ее кто-нибудь здесь застукает, она все свалит на мэра.

Маринка улыбнулась и принялась за работу. Она удивлялась себе. Чем дальше, тем меньше нервозности. Денис и Антонио были правы, она зря волновалась. Нет ничего проще, чем пробить оборону человека, который считает себя неуязвимым. Владимир Григорьевич чересчур уверен в себе, за что и поплатится в очень скором времени.

Она вытащила прозрачную папку из-под увесистого тома учебника по экономике, открыла ее и ахнула. Есть. Чистые бланки Горечанской экологической службы, текст липового заявления, несколько копий подлинных документов с подписями и печатями, сопроводительная записка господина Позина, а под ней чертежи будущего поселка, примерная смета, карта района и еще какие-то бумажки, рассматривать которые Маринка не стала.

Она перенесла папку на стол, разложила листы и сфотографировала каждый два раза. Потом собрала все документы в том же порядке, закрыла папку и… услышала самые страшные звуки на свете.

Шаги в приемной и скрежет поворачивающейся дверной ручки.

Маринкино тело отреагировало моментально. Она вспрыгнула на папку, а руку с фотоаппаратом убрала за спину. Получилась очаровательная поза хулиганки-соблазнительницы. Сидеть на столе мэра, конечно, неприлично, но все-таки более безопасно, чем стоять у стола с кучей компрометирующих документов и фотоаппаратом.

Дверь медленно открылась, и Маринка приготовилась вывалить на голову вошедшего наигранное удивление по поводу того, что он — не дорогой Владимир Григорьевич.

Однако притворяться не пришлось. К Маринкиному величайшему ужасу, человек, который вздумал заглянуть в кабинет мэра, был не кто иной, как его полноправный владелец.

6

Владимир Григорьевич был без пиджака. Рубашка расстегнулась. Широкая, слегка бессмысленная улыбка и неестественно блестящие глаза указывали на то, что Добрышевский успел принять на грудь. Маринке захотелось немедленно спрыгнуть со стола и натянуть юбку на колени, но проклятая папка под мягким местом и фотоаппарат за спиной диктовали иной стиль поведения. Добрышевский удивленным не выглядел, создавалось впечатление, будто стол в его рабочем кабинете каждый день оккупируют молоденькие практикантки в неприлично коротких юбках.

— Добрый вечер, Владимир Григорьевич. Я не надеялась вас увидеть, — сказала Маринка игриво, в полном соответствии с легкомысленной позой.

— Разве Елена не сказала, что я могу задержаться? — Он хлопнул дверью и хозяйским жестом кинул пиджак на диван. — Спасибо, что дождалась.

Маринка запаниковала. Выходит, Добрышевский вернулся на работу только потому, что рассчитывал застать ее здесь. Во что же она вляпалась?

— Елена мне вообще ничего не сказала, — брякнула Маринка.

— Правда? Дрянь. — Владимир Григорьевич подошел к бару. — Хочешь что-нибудь выпить?

— Хочу. — Маринка душераздирающе вздохнула. — Цианистого калия.

— Что? — переспросил Добрышевский. — Прости, не расслышал.

— М-мне все равно. На ваш вкус.


— Думаю, водку ты не пьешь, — рассмеялся он. — Кажется, где-то у меня должна быть бутылочка первоклассного вина.

Владимир Григорьевич полез в бар, и Маринка проворно сунула фотоаппарат к папке. Сидеть на нем было менее удобно, чем на документах, но, по крайней мере, у нее освободились руки.

— Попробуй. — Добрышевский протянул ей стакан с темно-рубиновой жидкостью. — Должно быть вкусно.

Маринка понюхала вино, поморщилась от едкого запаха и осторожно смочила губы. Напиваться при данных обстоятельствах было глупо.

— Предлагаю тост. За самую очаровательную практикантку в мире!

Добрышевский стоял так близко, что Маринка чувствовала его горячее дыхание, смешанное с винными парами. Если бы не папка и фотоаппарат, она давно бы отодвинулась. Но дракон не имеет права покинуть охраняемый им клад, и Маринка стоически терпела.

— Знаешь, я даже рад, что Ленка ничего тебе не сказала, — продолжил Добрышевский после внушительного глотка. — Раз ты ничего не знала, значит, ты здесь по собственной инициативе.

Маринка смиренно улыбнулась.

— Ты не представляешь себе, как это приятно. По сравнению с тобой я старый, потрепанный жизнью человек…

Добрышевский рисовался и напрашивался на комплименты. Маринка понимала, что, как только он закончит говорить, он приступит к действиям, и поэтому попыталась растянуть беседу:

— Что вы, Владимир Григорьевич, не говорите так. Вы очень интересный мужчина. Весь Горечанск от вас без ума.

— Что значит какой-то паршивый городишко по сравнению с твоими глазами? — воскликнул он с пафосом и взял Маринку за подбородок. — Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал.

Обольститель из Добрышевского оказался не хуже, чем политик. Все жесты и слова были выверены до секунды. Поворот головы, бархатный взгляд, хватающий за сердце, приличествующая случаю дрожь в голосе… Если бы не обстоятельства, Маринка бы купилась. Но ребро фотоаппарата безжалостно впивалось в ее бедро и не давало пасть жертвой мэра-ловеласа.

— Вы очень добры ко мне, Владимир Григорьевич. Спасибо.

— Я говорю чистую правду.

К Маринкиному облегчению, Добрышевский оставил в покое ее подбородок и схватил за руку. Поднес к губам, поцеловал, не отрывая глаз от лица Маринки. Она всерьез задумалась над тем, с какой силой нужно ударить взрослого мужчину по голове фотоаппаратом, чтобы он (мужчина, а не фотоаппарат) отключился.

— Ты великолепно смотришься на столе, — произнес мэр, подпустив в голос сексуальной хрипотцы. — Я вначале хотел пригласить тебя куда-нибудь, а потом решил, что здесь, в кабинете, будет гораздо романтичнее.

Он придвинулся к Маринке вплотную. Она отклонилась назад так далеко, как смогла.

— Вам не кажется, что мы немного спешим?

— Разве? Мы знаем друг друга целую неделю. Мы взрослые люди. Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?

— Д-да… но я не могу… так, сразу…

Добрышевский словно не слышал ее.

— Знаешь, я давно мечтал о чем-нибудь в этом духе, — прошептал он, обнимая Маринку за талию. — С тех пор как Клинтон и Моника… Помнишь ту историю?

Парализованная ужасом Маринка смогла только кивнуть.

— Мэр ведь ничем не хуже президента, правда? Это так здорово… разбавить серые рабочие будни…

Добрышевский отодвинул Маринкины волосы и собрался поцеловать ее в шею. Она вздрогнула и уперлась ладонями ему в плечи.

— Не забудьте, чем это закончилось для Клинтона!

— Ну, мне это не грозит, — засмеялся он. — Ты же не побежишь в суд, да?

— Вдруг кто-нибудь услышит? — настаивала Маринка.

— Кто, например? Здесь хорошая звукоизоляция. За дверью стоят мои ребята. Так что не волнуйся, моя дорогая, нас никто не потревожит. Иди ко мне…

Это был конец. У Маринки больше не осталось аргументов, а у Добрышевского — желания разговаривать. Он тяжело задышал и потянул девушку к себе. Бумаги под Маринкой предательски поползли к краю стола.

Она зажмурилась в страхе перед тем, что сейчас произойдет, не зная, чего бояться сильнее — ласк Добрышевского или разоблачения. Впрочем, разоблачение в любом случае было неминуемо. Вряд ли ей удастся настолько заморочить голову мэру, что он не заметит ни фотоаппарата, ни папки с компроматом. А раз она все равно провалила задание, лучше во всем признаться и понести наказание, чем терпеть на себе руки Добрышевского.

План побега вспыхнул перед Маринкой как эпизод боевика. Оттолкнуть Добрышевского. Схватить фотоаппарат. Побежать к двери.

Нет, лучше по-другому. Схватить фотоаппарат, шмякнуть Добрышевского чем-нибудь тяжелым. Выскочить в приемную, сообщить охранникам, что мэру плохо. И сбежать.

Или можно…

— Владимир Григорич, там чепэ случилось!

Дверь с грохотом ударилась об стену, и в кабинет влетел один из телохранителей. Невысокий, коренастый, с толстой шеей и коротким ежиком светлых волос, он показался Маринке ангелом. Или принцем — спасителем прекрасной девы. Или магом — исполнителем желаний.