— Я ж не виноват, что ты в технике ничего не смыслишь, — беззлобно огрызнулся Денис. — Зато благодаря мне все прошло быстро и четко. Маринка жива и невредима, да и мы вовремя удрали.

— Спасибо огромное, — с чувством произнесла Маринка.

— Тебе спасибо, — отозвался Антонио. — Мы тебя здорово подставили. Галка никогда нам не про…

Он запнулся на полуслове. Маринка сидела в серединке и видела, что Денис стукнул его кулаком по колену. Болтать при свидетелях о внутрикорпоративных отношениях было строго запрещено.

— В общем, прости, что тебе пришлось пройти через это, — поправился Антонио.

Маринка была великодушна. Чем дальше от Белого дома они уезжали, тем спокойнее становилось у нее на душе. Испуг пропадал, уступая место удовлетворенности от хорошо выполненного задания. Больше ее не заставят возвращаться в Белый дом. Компромат они собрали, а как им распорядится господин Кошмариков — не их забота. Корпорация «Третий глаз» снова великолепно справилась с работой, доказав, что при грамотном подходе и удаче магия существует на самом деле.


Через час Маринка, отмытая, причесанная, в новой футболке и спортивных брюках Андрея, сидела на кухне и смаковала свежесваренный кофе с корицей и шоколадом. Андрей и Никита устроились напротив и развлекали ее анекдотами.

Денис и Антонио надолго не задержались. Довели Маринку до квартиры Андрея, убедились, что с ней все в порядке, и помчались по делам: Денис — домой, заниматься Маринкиным фотоаппаратом, Антонио — к Галине, рассказывать о последних событиях.

Маринка домой не торопилась. Ей нужно было прийти в себя, а взгляды Андрея действовали лучше любого лекарства после приставаний Добрышевского. Никита посидел полчасика и ушел, оставив их вдвоем на полутемной кухне за кофе уже с коньяком и разговорами обо всем на свете.

Андрей все-таки выпытал у Маринки, откуда ей стало известно о его затее с раскопками, и они хорошо посмеялись, обсуждая события того дня.

— Ты рисковая девчонка, — сказал Андрей, когда от смеха заболели щеки. — Хотя выглядишь как примерная отличница.

— А ты похож на Чайлд Гарольда! Я, когда тебя в первый раз увидела, сразу подумала о Байроне.

— Почему?

— Ну, не знаю, — рассмеялась она. — Томная бледность, темные волосы. Было в тебе нечто демоническое.

— Ты первая, кто мне это говорит.

— Все остальные боялись, наверное.

Они проговорили до половины двенадцатого. Маринка нечаянно посмотрела на настенные часы и с ужасом поняла, что сверх меры злоупотребила гостеприимством Андрея.

— Мамочки, мне же домой пора!

— Разве? — Андрей обернулся к часам. — Подумаешь, всего-то полдвенадцатого.

Но Маринку было не остановить. Она с сожалением сняла чистые вещи Андрея и переоделась в свой разодранный костюмчик. Ехать через весь город в таком виде не хотелось, но еще сильнее не хотелось расставаться с Андреем вот так, ни о чем не договорившись и даже не обменявшись телефонами. Но он молчал, а Маринка скорее согласилась бы снова залезть в кабинет Добрышевского, чем заговорить о новой встрече.

Она вышла в коридор и увидела, что Андрей стоит у двери в куртке и ботинках.

— А ты куда собрался? — удивилась Маринка.

— Тебя провожать. Ты же не думаешь, что я тебя одну отпущу, да?


По ночному Горечанску они гуляли два часа. Три раза Маринке звонил папа и со значением интересовался, когда же она все-таки соизволит вернуться домой. Маринка отвечала, что скоро, но умоляющие глаза Андрея каждый раз превращали это «скоро» в полчаса.

В третьем часу они наконец дошли до Маринкиного дома.

— Мне действительно пора, — улыбнулась она.

Андрей задержал ее руку в своей:

— Оставишь телефон?

Маринка продиктовала номер. Андрей записал в телефонную книгу «Марина» и вопросительно посмотрел на девушку.

— Бекетова, — подсказала она.

Он нажал на кнопку, вздрогнул, открыл рот…

— Да-да, та самая. Василий Васильевич — мой прапрадед. — И, махнув рукой на прощание, Маринка скрылась в подъезде.

7

Когда Денис положил перед женой папку с фотографиями, которые Маринка сделала в кабинете Добрышевского, Оля настолько растерялась, что даже не спросила, откуда они у него.

— Это потрясающе, Денис… потрясающе, — шептала она, разглядывая снимки будущего липового заключения и архитектурного проекта. — Фантастика.

— Клиент попросил моего приятеля понаблюдать за Белым домом, — пояснил Денис. — Я подумал, что твоему Кошмарикову может пригодиться.

Олины глаза подозрительно заблестели.

— Дениска, ты не представляешь себе, что это значит! Это же бомба! Добрышевский вылетит из кресла со скоростью света!

— Думаешь? Мне кажется, он выкрутится.

— Не выкрутится, — пообещала Оля с уверенностью опытного политтехнолога. — Не позволим.

— Умница ты моя.

Денис потянулся к губам жены, но она резко отстранилась:

— Погоди. А что это за друг у тебя такой странный? Кто он?

Смотреть в любимые глаза и лгать было нелегко, но сказать правду Денис не мог.

— Парнишка один, которого я иногда консультирую. Занимается жучками и прочей шпионской аппаратурой.

— Опасная у него профессия.

— Опасная — не то слово, — засмеялся Денис, пытаясь разрядить обстановку, — но очень интересная. И как видишь, полезная.

Он показал на фотографии, рассыпанные на столе.

— А твоему другу не повредит, если мы обнародуем фотографии? — вдруг испугалась Оля.

— Конечно нет, малышка. — Денис потрепал жену по плечу. — Не беспокойся. Считай, что их с неба тебе скинули. Или фея наколдовала.

На Олиных щеках появились лукавые ямочки.

— Да, только фея. И никак иначе.

— Неужели? — поднял брови Денис. — Я чего-то не знаю? Хочешь рассказать?

Жена засмеялась и стала собирать фотографии. — Ну уж нет. Пусть у меня тоже будет маленькая тайна.

В понедельник Владимир Добрышевский устроил пресс-конференцию, пригласил представителей исключительно промэровских газет. Местные телевизионщики приехали сами по себе, без приглашения, и на затравку потерзали Владимира Григорьевича по поводу предполагаемого нападения банды сумасшедших террористов на Белый дом. Мэр отшучивался и открещивался, намекал на погоню за дешевыми сенсациями, но впервые в жизни выглядел немного растерянным. Нелепицу с машиной, облитой обычной водой, постарались замять, а невольным свидетелям из охраны посоветовали держать рот на замке. Куда сбежал маньяк с зажигалкой и чего он желал от бедного Владимира Григорьевича, так и осталось загадкой. Добрышевскому очень хотелось спросить приставучего корреспондента, откуда он пронюхал об эпизоде с машиной, но тема пресс-конференции была слишком серьезной, чтобы отвлекаться на мелочи. Экологическая катастрофа — событие поважнее шутовского нападения на машину мэра.

Добрышевский выстрелил в журналистов фирменной улыбочкой, произнес вступительное слово, подготовленное Леночкой-разумницей, и размеренно зачитал заключение экологической экспертизы, из которого следовало, что район Дома культуры опасен для проживания. Мэр клятвенно пообещал обеспечить жителей достойным жильем «полностью за счет городского бюджета» и выплатить компенсацию «в качестве добровольного извинения за грехи прошлых горечанских властей».

Журналисты слушали. Внимательно, молча. Ловили каждое слово и не перебивали. Как всегда. За годы своего царствования Добрышевский приучил пишущую братию уважать его. Пусть радуются, что попали в число избранных, что их допускают к телу мэра и разрешают получать информацию из первых уст.

Закончив читать, Владимир Григорьевич поднял голову. Состроил приличествующее случаю выражение лица — сочувственное, но решительное, приготовился к заранее согласованным вопросам. И вдруг заметил парочку улыбок в зале, увидел перешептывающихся людей. Добрышевский скривился. Не внешне, нет. Он никогда не позволил бы себе выразить неудовольствие в присутствии толпы журналистов. Он же демократ, а не самодур. И все-таки атмосфера в зале неуловимо отличалась от той, к которой он привык. Раньше почтение светилось в глазах, читалось в жестах и позах, капало с потолка и растекалось по полу. Сейчас Добрышевский ощущал себя лектором, который внезапно обнаружил, что студенты бодро пропустили мимо ушей его доклад и занимаются своими делами. А самые активные еще и подхихикивают над ним.

Владимир Григорьевич недовольно обвел глазами зал. Чурилин из «Горечанска в XXI веке» вскочил с места. Без запинки отбарабанил вопрос и плюхнулся обратно с видимым облечением. Добрышевский ответил. Ни один из журналистов не потрудился записать его слова. Конечно, у всех были диктофоны, но Владимир Григорьевич привык наблюдать за тем, как они быстро строчат в блокнотиках, стараясь не упустить ни одну крупицу мудрости великого мэра.

Перед вторым вопросом повисла неловкая пауза. Владимир Григорьевич сам корректировал список вопросов и мог бы отвечать на них, не дожидаясь журналистской инициативы. Но это выглядело бы странно, и Добрышевский, взяв себя в руки, терпеливо ждал. И мысленно прикидывал, какую взбучку устроит Елене, которая ведала распределением вопросов, и как отыграется на простофиле-журналисте, пропустившем свою очередь.

С заднего ряда взметнулась тонкая женская рука. Добрышевский оживился:

— Да, слушаю вас.

— Анна Шарапова, еженедельник «Наша молодежь». Скажите, пожалуйста, чья подпись стоит на заключении экологической экспертизы.

Это был самый безобидный вопрос на свете. В самом деле, общественность имеет право знать имя героя, который потревожил многолетнюю архивную пыль и храбро сразился с монстром экологической угрозы. Но этот вопрос в списке не значился, и Владимир Григорьевич с удивлением помедлил, прежде чем ответить:

— Заключение подписал ведущий специалист Экологической службы Виктор Сергеевич Позин.

— Спасибо.

Девушка улыбнулась, но не села. Ее короткие рыжие волосы и очки в темной оправе действовали Добрышевскому на нервы. Несмотря на любовь к женскому полу, он уже ненавидел назойливую журналистку.

— Мы можем снять копию с заключения?

— Конечно. — Владимир Григорьевич был сама любезность. — Я распоряжусь, моя помощница сделает ее для вас после конференции.

— Не стоит. Я могу сейчас сфотографировать.

Высокая и гибкая, она с независимым видом прошла через весь зал и защелкала фотоаппаратом. За ней подтянулись другие. Так желающие проститься с покойным по очереди подходят к гробу и кладут цветы.

Добрышевский поежился. Его феноменальное чутье било тревогу: где-то в самой глубине политической машины заело винтик, хотя на первый взгляд все было в идеальном порядке. Владимир Григорьевич покосился на Елену, та чуть заметно пожала плечами: мол, понятия не имею, что происходит.

А журналисты все фотографировали и фотографировали. Даже верный Чурилин при виде небывалой активности коллег подошел к столу, глянул на заключение, растерянно посмотрел на мэра…

«Пора сворачивать лавочку, — понял Владимир Григорьевич. — И разбираться с виновными».

Для приличия он помедлил еще пару минут, великодушно давая заблудшим душам возможность реабилитироваться. Но никто не пожелал.

Одним из многочисленных талантов Добрышевского было умение вовремя ставить точку. Он поблагодарил собравшихся за внимание, посетовал на дела и уже вставал из-за стола, когда рыжая ведьма из «Нашей молодежи» сунула ему под нос диктофон:

— Последний вопрос, Владимир Григорьевич. Что вам известно о компании «ГоречанскСтройКом» и предполагаемом строительстве на северо-востоке коттеджного поселка?

Зал поплыл перед глазами Добрышевского. Узкое бледное лицо журналистки потеряло свои очертания, лишь темная оправа очков четко выделялась в сгустившемся тумане.

Она не может этого знать…

Усилием воли Добрышевский разогнал туман, заставил себя посмотреть прямо в спрятавшиеся за очками глаза.

— Я… я не могу знать названия всех компаний в городе… и уж тем более их планов…

Сердце болезненно билось в груди, Владимир Григорьевич не мог думать ни о чем, кроме спасительной тишины своего кабинета. Сбежать бы сейчас от журналистов, от их липких странных вопросов, от ловушек, которые мерещатся в таких невинных на первый взгляд словах. Но нельзя. Очкастая змея только и ждет, чтобы он споткнулся, показал слабину. Не выйдет.

— Что ж, на сегодня предлагаю закончить. У меня в плане теледебаты, мне нужно подготовиться, — преувеличенно бодро произнес Владимир Григорьевич и быстренько-быстренько пошел со сцены, не дожидаясь, пока рыжая снова откроет рот.