Александра Соколова - Мы разминулись на целую жизнь.

– Может, тебе почитать книги религиозные или пообщаться со священниками? – предложил Сергей. – Если ты поверишь в загробную жизнь, то будет легче.

– Бесполезно, – вздохнула Лёка, – В мире есть только две вещи, которым нельзя заставить: это полюбить и поверить. Всё остальное можно. Можно заставить влюбиться, ненавидеть, обидеться. Даже убить – и то можно заставить. А вот поверить заставить нельзя… Либо есть вера, либо её нет. Я читала религиозные книги, Серый. И в церкви ездила. Не моё это. Не могу я поверить в то, чего не видела. Могу допускать, что Бог есть. Но допустить – не значит поверить.

– И всё же я не понимаю. Раз умереть ты не можешь, значит, надо как-то жить. Может быть, хватит уже ныть, и пора принять решение?

– Я ною при тебе потому что ты мой друг, – вспыхнула Лёка и принялась крутить между пальцами пачку сигарет, – Решение, так или иначе, давно принято: надо жить по совести. Этим я и собираюсь заняться. Но меня не покидает одна мысль: а что бы было, если бы она не ушла? Если бы была рядом со мной? Страшно представить, как много вещей вообще не произошло бы…

– Марина, например? – осторожно спросил Сергей. – Отдай сигареты, хватит тешить свой пальцевый невроз.

– Да хоть бы и Марина, – Лёка кинула пачку на стол и закурила нервозно, – Кстати, ты что-нибудь о ней слышал?

– Ничего. А ты по-прежнему тешишь свое чувство вины?

– Да пошел ты, – хмыкнула, затягиваясь, – Она была виновата не меньше моего. Я – её наказание. Она – моё. Всё честно.

Сергей потянулся за бутылкой и разлил еще по одной порции коньяка. Ему в голову пришла одна идея, но он не знал, как к этому отнесется Лёка.

– Знаешь, что, – начал он, залпом выпив коньяк, – Попробуй поговорить с ней.

– С Мариной? – Лёка вытаращила глаза и закашлялась, подавившись.

– С Сашей. Мысленно. Перед сном, например. Ляжешь в кровать – и расскажи ей, как твой день прошел. И подумай, что бы она могла тебе ответить.

– Ты склоняешь меня к шизофрении, Серый. Давай лучше еще по одной…

Лёка свернула разговор на шутку, но слова Сергея надолго запали ей в душу. Ведь в своей прошлой жизни она не раз действительно разговаривала с Сашей – но никогда не пыталась представить, что бы та ей ответила. Попробовать, пожалуй, стоило.

И она попробовала. Ревела, до крови расцарапывала собственную ладонь, но говорила. И постепенно становилось легче. С сердца словно слой за слоем сдирали налеты грязи и отчаяния. И в просветы вдруг стало видно солнце.

А когда Сергей сказал, что в Питер приезжала Женя, последние ошметки грязи пропали – словно их никогда и не было.

Стрелки на часах уже давно перевалили за полдень, когда Женя, наконец, вышла из номера. Вчера вечером она позвонила Кристине, сообщила о своем приезде и предложила увидеться. Кристина разговаривала вежливо, но без энтузиазма. Что и неудивительно, учитывая события двухлетней давности.

Улыбаясь едва заметно, Женя спустилась на первый этаж и устроилась за столиком гостиничного кафе. Она чувствовала себя настолько счастливой, что готова была радоваться всем и всему вокруг. Мир казался чудесным, зеленый чай – ароматным и вкусным, а официант – самым славным парнем на свете.

После завтрака Женя сделала еще несколько звонков и, выйдя из гостиницы, поймала такси. Ей предстоял насыщенный день.

Даша плакала. От её воплей разрывалось сердце, и дрожали руки. Алексей несколько раз хватался за мобильный телефон, но стоило ему набрать номер, дочка успокаивалась и хитро поблескивала глазками.

– Что же мне с тобой делать? – спрашивал Лёша, выключая телефон и принимаясь ходить по комнате. – Подгузник чистый, кушать тебе еще не пора. Делаю вывод, что ты просто издеваешься надо мной.

После каждой фразы отца Даша замолкала, словно прислушиваясь, и начинала кричать снова. К тому моменту, как Лиза и Инна вернулись домой, Алексей придумал гениальный способ успокоить ребенка: он одновременно укачивал дочку, напевал осипшим голосом песенку и выполнял неглубокие приседания. Такая амплитуда движения пришлась Даше по нраву, и она наконец-то заснула.

– Как дела? – тихонько спросила Лиза, на цыпочках заходя в комнату.

– Тише! – сделал страшные глаза Лёша. – Поверить не могу, что это чудовище – моя дочь.

– Давай, я её уложу.

Алексей с видимым облегчением передал Дашу в Лизины руки и тут же убежал на кухню. Там он увидел Инну, сидящую у окна. Она молчала, но выражение её лица говорило о том, что всё вокруг не так просто, как хотелось бы. Лёша тихо присел за стол и тоже задумался. Вчера у них с Инной состоялся непростой разговор. Очень непростой.

***

Когда Лиза и Женя ушли гулять, а Толик унес Кристину в спальню, Инна совершенно неожиданно предложила Алексею поговорить. Но, естественно, не здесь, а дома. Лёша согласился. Со смешанными чувствами он поднимался по ступенькам знакомого подъезда и заходил в свою же квартиру. Молча смотрел, как Инна отпускает няню и укладывает Дашу в кроватку. Тихо прошел на кухню и сел на табуретку, сложив ладони на клеенке стола. Это был его дом, его кухня, его дочь и его жизнь. И в то же время он чувствовал себя здесь чужим…

– Что думаешь? – спросила Инна, усаживаясь за стол напротив. Она не предлагала чая, кофе или чего-либо еще. Ей нужны были ответы. И ничего более.

– Я хочу иметь возможность видеть Дашу, – ответил Алексей, – Остальное меня не волнует.

– Это не проблема. Ни о каких ограничениях и речи быть не может. Напротив, мы должны устроить всё так, чтобы ты виделся с дочкой как можно чаще.

Лёша усмехнулся. Он понял, о чем хочет сказать Инна, но совершенно неожиданно его это покоробило.

– Я понял, – сказал он, отбрасывая ненужные сантименты, – И согласен, конечно. У тебя есть какие-то соображения?

– Я предлагаю жить рядом, – судя по быстроте ответа, Инна подготовилась к разговору, – Мы можем продать твою и мою квартиры и купить две новые, на одной лестничной площадке или хотя бы в соседних подъездах. Ты хочешь оформить развод?

– Мне всё равно, – Лёша поднялся на ноги и привычным движением поставил на плиту чайник. Открыл дверцу шкафа, вынул банку с кофе и тут же спохватился и растерянно посмотрел на Инну, – Извини, я… это автоматически вышло.

– Перестань. Это твой дом.

– Да нет, уже не мой. Я согласен с тем, чтобы жить недалеко друг от друга. Но как мы будем объяснять это родителям и соседям? Вы с Лизой это обсуждали?

– Обсуждали, – Инна позволила себе улыбнуться, разливая кофе по чашкам и заправляя за уши пряди волос, – Она считает, что это наше личное дело и никому ничего говорить мы не будем.

– Ты тоже так думаешь? – удивился Алексей.

– Нет. Я знаю, что такое сплетни, и знаю, как много горя они могут принести. Для всех вокруг ты должен оставаться Дашиным отцом.

– Что значит «для всех вокруг»? – от нервного движения чашка опрокинулась на стол, расплескивая повсюду горячую жидкость. Лёша подскочил и принялся отряхивать залитые брюки. – Я её отец. И в первую очередь для неё, а не для «всех вокруг». Или ты хочешь занять мое место? Извини, но даже если ты сделаешь короткую стрижку, перетянешь грудь и начнешь носить брюки, мужчиной ты всё равно не станешь.

Инна молча улыбнулась и подала Алексею полотенце. Через несколько минут все последствия аварии были ликвидированы, а кофе разлит по чашкам еще раз. Лёша сложил руки в замок и выжидающе посмотрел на Инну.

– Ты меня не так понял, – сказала, наконец, она, – Стричь волосы, удалять грудь и отращивать член я не собираюсь, мне это просто не нужно. И заменить отца Даше я не смогла бы, даже если бы захотела. Что же касается Лизы… Ты ошибочно думаешь, что я стремилась или стремлюсь занять твое место в её жизни. Она меня любит. А ты для неё – друг. И было бы глупо с моей стороны пытаться сменить одно на другое.

– Жестоко, – помолчав, ответил Лёша, – Ты не забыла, случайно, что только благодаря мне вы вместе?

– Если в благодарность за то, что ты ушел от Лизы первым, я должна поддерживать твой мужской шовинизм – то ты обратился не по адресу. Ты ведешь себя так, словно сделал нам большое одолжение и ждешь благодарности за это. Но не забывай, что ушел ты сам. Это было твое решение.

– Знаю, – Алексей вздохнул и сделал большой глоток, – Не нужны мне благодарности. Постарайся понять – ситуация сложилась сложная, мне просто страшно и неуютно. Я жену потерял, но дочь терять не хочу. И переживаю за её будущее. Ты не можешь не понимать, сколько проблем нас всех ждет в будущем.

– А ты всё время забываешь, что эта ситуация необычна не только для тебя, но и для меня, – улыбнулась Инна, – И нам нужно вместе искать из неё выход, а не виноватых.

– Ладно. Что ты предлагаешь?

– Я думаю, вам с Лизой пока не нужно разводиться. Идеальным вариантом, конечно, было бы нам жить всем вместе, но…

– Не пойдет, – перебил Алексей, – Ты слишком многого от меня хочешь.

– Дослушай. Но раз все вместе мы жить не сможем, то нужно придумать легенду, которая бы укладывалась в стереотипы среднестатистических людей.

– А смысл? – удивился Лёша. – Проще говорить правду: мы с Лизой расстались, живем отдельно, а ты – её сестра или близкая подруга – помогаешь с ребенком.

– Не пойдет, – покачала головой Инна, – Это разумно для соседей, но не для родителей.

– Оо! Ты не собираешься им сказать? Стесняешься?

В Лёшином голосе было столько торжества, смешанного с добродушным злорадством, что Инна не смогла сдержать смеха.

– Речь не о моих родителях, а о Лизиных, – снисходительно объяснила она, – Ты ведь с ними знаком. Можешь представить реакцию?

– А то! – согласился Лёша и позволил себе ухмыльнуться. – Тебя спустят с лестницы, разорвут на куски и запекут их в пироге. Лизу отправят в психиатрическую больницу, а меня банально кастрируют.

– Тебя-то за что?

– За то, что отпустил её к тебе, а не приковал наручниками к батарее. Ладно, согласен – скандалы с Лизиными родителями никому из нас совсем не нужны. Но и ездить к ним в гости я больше не буду.

– Почему?

– Потому что терпеть мамочкины слюни в статусе Лизиного мужа – это одно, а терпеть их за здорово живешь – совсем другое.

Обстановка разрядилась, настроение поднялось, и остаток вечера Инна и Лёша провели за приятной беседой. Поэтому когда с прогулки вернулись Женя и Лиза, они застали в доме атмосферу тепла и чуточку и извращенного веселья.

***

Июль в семье Рубиных-Ломакиных пролетел словно один день. Лёша и Женя с Кристиного дивана перебрались на Лизин. Нельзя сказать, что Кристине это очень понравилось – Жене даже пришлось пережить непростой разговор с подругой, который, впрочем, практически ничего не изменил. Женька объяснила, что не хочет больше доставлять неудобства Кристине и Толику, но в отеле жить ей было бы неудобно, а в свою старую квартиру возвращаться совсем не хотелось.

Кристина была недовольна, и простились они в некотором напряжении, но обе понимали истинную причину Жениного ухода: всё-таки за все эти годы от былой дружбы осталась только тень.

С Лизой Женя подружилась почти сразу же. Они вдвоем с удовольствием занимались домашним хозяйством, пока Лёша и Инна пропадали на работе и искали варианты продажи-покупки недвижимости. Алексей с радостью занимался дочкой, вечерам в компании дам пил чай, и частенько приглашал Женю сходить вместе в кино или просто погулять.

Сама же Женя тоже была довольна, но её не покидало ощущение какой-то неправильности происходящего. Она чувствовала, что пора уезжать, но не могла себя заставить это сделать. Ощущение большой крепкой семьи, радостные улыбки, детский запах в доме – всё это привязывало к Таганрогу крепче любого магнита.

И главное – она бы никогда не призналась себе в этом – но её не покидала безумная мечта и надежда увидеть Лёку.

В долгих прогулках по Таганрогу они с Лёшей несколько раз заходили в общежитие, курили у подоконника и наблюдали за студентами. Пару раз – словно случайно – прошли мимо дома Лёкиных родителей. Но это не помогало. И с каждым днем Женя всё острее осознавала, что прошлое не вернешь. Нужно было двигаться дальше. Но вот как – она и сама не знала…

Лёка весь день провела в постели. Она боялась даже пошевелиться, по опыту зная, что за первым приступом всегда может последовать второй и третий. Кровать располагала ко сну, и Лёка порой впадала в полудрему, видя на обратной стороне ресниц яркие и красочные сны.

Ближе к вечеру, когда номер погрузился в сумерки, а сонливость пропала, оставив в голове противную тяжесть, Лёка всё-таки выбралась из-под одеяла и осторожно подошла к окну. Пейзаж был ей категорически незнаком: словно не в родной город приехала, а куда-то за границу.