Я беспокойно ворочаюсь в кровати, не в силах уснуть. Воспоминания о родителях захлестывают меня. Момент, когда двое полицейских стояло у двери, чтобы сообщить, что мои родители погибли в автокатастрофе. Момент, когда мир должен был перестать вращаться, но не перестал, и я почувствовала себя такой маленькой и беспомощной, как двухлетняя девочка, которая не смогла получить того, чего желала всей душой. Я чувствую злость, силу, с которой я опрокинула новогоднюю елку. Скорбь, гнев, все те слова, что возникли в моей голове, которые я хотела сказать родителям и не сказала. А потом меня бросает в пот, потому что понимаю, что с Джеем будет точно так же, если я сейчас снова попытаюсь выбросить его из моей жизни. И мне ясно, насколько это невозможно.

Когда после обеда раздается звонок в дверь, я впускаю его, несмотря на то, что до сих пор не купалась и хожу в пижаме.

— Дерьмо, Миа, мне так жаль, — говорит он и протягивает мне бутылку шампанского. Его большие карие глаза, мягкая улыбка и невинный взгляд — все, как раньше. Таким образом он всегда меня возвращал. Снова и снова.

— И... прости?

— Спасибо, — отвечаю я так холодно, как только могу и забираю бутылку. — Но я не могу пить его в моем положении. Во всяком случае следующие восемь или девять месяцев.

Я знаю, что поступаю нехорошо, потому что даже не пытаюсь преподнести ему все красиво. За последующие две или три секунды, его выражение лица меняется несколько раз, а я не сдерживаю смешок.

— Входи, идиот. — Я затаскиваю его в коридор, захлопывая за ним дверь. — Зачем ты вернулся в Лондон, Джей? Почему именно ко мне? Я должна это знать, прежде чем задушу тебя.

Он сглатывает, уставившись на мой живот, а потом снова на лицо. Он выглядит как ребенок, который бежит по лесу без компаса, но мне его не жаль.

— Я мечтал, Миа. У меня были желания. Как у каждого человека. Я хотел путешествовать и познавать мир. Стать известным и оставить что-то после себя. Что-то, что напомнит обо мне, даже когда меня не будет. Я хотел заполучить так много красивых женщин, как только можно. Ты точно слышала о тех безумных списках с сумасшедшими вещами, которые должен сделать человек перед смертью.

Я киваю, ожидающе скрещивая руки. Моя грудь поднимается и опускается в такт моему дыханию. Джей смотрит пристально в глаза.

— Когда врач сказал, что мне осталось всего несколько месяцев... В этот момент в моем сознании возник один единственный человек, с кем я хотел провести остаток моей жалкой жизни. И это была ты, Миа.

Комок в горле становится размером с футбольный мяч. Мои глаза горят.


— Джей, это...

— Мне было ясно, что я должен был обязательно сделать перед тем, как уйти, — перебивает он и тянет меня к себе. Я опираюсь подбородком о его грудь и смотрю на него. Чувствую себя такой маленькой в его руках, такой крошечной, даже по сравнению с намного меньшими опухолями в его мозгу. Которые, в отличии от меня, имеют огромную власть. Мое сердце болезненно колотится.

— Я хотел любить. Я хотел еще раз почувствовать как это, когда любят тебя. Я хотел провести так много времени, как только можно с человеком, которого я могу сделать счастливым. И ты единственная, с кем я подобное чувствовал. Это чувство бессмертия. То чувство, когда тебе никто в мире ничего не может сделать, кроме этого человека. Потому что ты его до такой степени любишь, что хочется вырвать себе сердце.

— Господи, Джей...

Огромная слеза катится по моей щеке. Джей сцеловывает ее, прежде чем она достигает уголка моих губ. Я обхватываю руками его лицо и пристально смотрю в глаза. Потом целую его. Толкаю к стене и прижимаюсь бедрами. От неожиданности он резко втягивает воздух, и ему требуется мгновение, чтобы собраться и ответить на мой поцелуй. За несколько секунд этот поцелуй превращается в идеальный, о котором мечтаешь всю свою жизнь. Поцелуй, во время которого время останавливается и как по велению волшебной палочки исчезает. Поцелуй, у которого нет начала и конца, и он делает тебя беспомощной и мяукающей.

— Сокровище, — шепчет он, потеряв дыхание и положив теплую руку на мой живот. — Это правда? Ты...

— Я не имею понятия, кто из вас двоих меня оплодотворил. Но я не удивлюсь, если это был ты, паршивец.

Он смеется громко и счастливо, и на секунду я забываю о своих страхах, и просто растворяюсь в его счастье.

— Это же чудо, — говорит он позже, не убирая руки от моего оголившегося живота. Мои волосы опадают на лицо спутавшимися прядями, я вспотела и чувствую себя бесконечно грязной, но плевать. — Ты чудо, сладкая.

— А ты говнюк. До сих пор, — отвечаю я, и отклоняюсь в сторону, чтобы опереться подбородком о руку. — Не думай, что я это когда-либо прощу.

— Мне так жаль, — шепчет он мне на ухо, его колючая щека щекочет меня. — Прости мне это на одну минуту, ладно? Я так хочу сейчас быть счастливым.

Чувства во мне смешались в единый коктейль из злости, страха, огорчения и счастья, а еще из трепещущей любви к этому повзрослевшему мальчику.

— Как ты можешь быть сейчас счастливым? — спрашиваю я через время, пока мы молча лежали рядом друг с другом и пялились в потолок. Темнеет. Скоро Бен вернется домой и мы снова будем втроем. Я не имею понятия, как эта ситуация нас изменит.

— А почему нет? Только потому что что-то подходит к концу, я ведь могу все равно радоваться, или нет? Каждый отпуск заканчивается, и об этом известно с самого начала. Но это не повод не наслаждаться отпуском.

— Но мы не знаем, когда закончимся, — бросаю ему.

— Отнюдь. Не нужно об этом задумываться. К тому же, есть такие моменты, когда ты чувствуешь себя бесконечным, и это хорошие моменты. Счастливые. Можно овладеть жизнью. Каждым проклятым днем. Плевать на плохую погоду или на отсутствие настроения жить или что-либо делать. Нужно просто решить быть счастливым. В этот момент.

Я снова целую его, аккуратно и нежно.

— Счастье — это не то, что с кем-то случается. Жизнь — не то, что с кем-то происходит. Мы сами отвечаем за это, -— говорит он потом тихо.

— Ты не в ответе за свою болезнь, Джей. Это просто совпадение, — отвечаю я.

— Я заслужил это. — Его лицо скривилось от боли. Моя спина покрылась ледяным потом и я поднимаюсь, чтобы взглянуть на него.

— Чем, к черту, ты или кто-либо другой мог заслужить это дерьмо? — я нахмуриваю лоб.

Джей накручивает локон моих волос на палец, не бросив на меня ни единого взгляда.


— Я должен был умереть еще много лет назад. Тогда, когда я был еще слишком трусливым, потому что несмотря ни на что любил свою жизнь. Цеплялся за нее, сам не знаю почему.

Я с трудом сглатываю.


— Ты говоришь о своем брате? — осторожно спрашиваю я. Он медленно кивает.


— Я украл у моего отца деньги из кошелька. Это был я, не Джефф. Но я был слишком трусливым, чтобы признаться, и Джефф взял всю вину на себя.

Слеза катится по его щеке и я сцеловываю ее. Я спокойна, по крайней мере внешне, даже несмотря на то, что во мне бушевал ураган и гонял кипящую кровь по жилам.

— Он думал, что не будет ничего страшного. Он думал, что сможет вынести больше, чем я. Он был крепче и крупнее. Старший брат. Сын, которым гордился его отец, и который должен был пойти по его стопам. Я похож на мать, и поэтому был абсолютным разочарованием для него. Мечтатель с карими глазами, такой же, как и она. С меня не могло вырасти ничего толкового, у меня не было никаких способностей. Он часто говорил мне это, каждый раз, когда злился. Джефф кивнул мне и прижал палец к своим губам, когда я хотел признаться, что это я взял деньги. Только поэтому я этого не сделал. Просто смотрел, как отец его избивал, с пеной у рта, и так яростно. Никогда прежде я не видел его таким. Никогда. Он был так разочарован Джеффом, так зол...

Джей сглатывает и потирает глаза. Его тело кажется холодным и замершим. Потом он закрывает глаза.


— Я не мог на это больше смотреть. Я кричал ему прекратить, оставить в покое его. Запрыгнул ему на спину, ухватившись за горло, крепко вцепился в него, но он был огромный и сильный... и было уже поздно… Джефф лежал на полу без признаков жизни. Такой бледный...

Тело Джея дрожит возле меня. Я чувствую его боль, мои глаза снова начинают гореть. Осторожно беру его руку, сжимая ее, и просто жду, чтобы он продолжил.

— А потом Джефф умер. Отец отправил его в кому.

— Джей... это не было твоей виной, — говорю я осторожно. — Ты был ребенком. Ты не мог знать, что он так взбесится.

— Не важно, сокровище... — Он снова открывает глаза и смотрит на меня, грустно улыбаясь. — Когда врач сказал, что со мной, одно мне стало ясно. Это мое наказание. Справедливость восторжествовала. Джефф умер из-за меня, я должен быть на его месте. Поэтому сейчас время пришло, просто на несколько лет позже, чем должно было.

— Джей, это глупости. — Я мотаю головой. — Ты не должен так думать. Виновен твой отец, а никто другой. Кроме того, справедливости не существует, иначе такой тип, как Гитлер, не должен был закончить жизнь самоубийством. Он должен был быть первым кандидатом на рак мозга. Или нет?

Джей тихо смеется.


— Ты же не сравнила меня только что с Гитлером? — рычит он и перекатывается на меня. Всем своим весом. Я пищу, но он кусает меня за шею. И прежде, чем я успеваю что-либо ответить, отвечает мое тело. До ужаса постыдным звуком, что аж волоски на шее встают дыбом.

— О, Господи, — кричу я в панике, сбрасываю Джея с себя и зарываюсь с головой под одеяло, чтобы не слышать его смех. Дерьмо, насколько позорно это? Обнаженный мужчина ложится на меня, а я пукаю?

— Эй. Не думаю, что это хорошая идея.

Джей смеется так громко, что я кусаю губы, пока он стаскивает с меня одеяло.

— Это была твоя вина! Ты лег на мой живот, — ворчу я. — И я отсюда никогда не вылезу, если ты не прекратишь смеяться.

— Но я не хочу, чтобы ты там задохнулась. — Джей стаскивает с меня одеяло и улыбается, глядя на мое пылающее лицо.

— Господи, мне так стыдно, — стону я, закрывая руками лицо.

— Это человеческая природа, — говорит Джей. — В любом случае, я не знал, что женщины так громко... и так... фу! — он кривит нос и машет рукой перед лицом.

— Прекрати, говнюк, — кричу я смеясь и бросая в него подушку. — Это не смешно!

Джей наваливается на меня и начинает щекотать, пока я не содрогаюсь от смеха. Потом он целует меня.

— Я люблю тебя, сокровище, — шепчет он. Его лицо близко, очень близко. Он убирает волосы с моего лица, целует мой нос. Мои щеки. Мой подбородок. Мои губы.

— Я тоже тебя люблю, Джей, — шепчу я в ответ. — Но я не хочу, чтобы ты умирал.

— Я не буду этого делать. По крайней мере, не сегодня. Обещаю. — Он делает небольшую паузу, а потом смотрит на меня, улыбаясь. — Только если ты не сделаешь это еще раз. Тогда я ничего не гарантирую.


— Все хорошо? — Бен обнимает меня сзади, когда я на кухне переворачиваю два стейка на сковороде. Меня слегка тошнит от запаха мяса, очевидно, причина в беременности, потому что обычно приготовление мяса для Бена не составляет меня труда.

— А что должно было быть в порядке? — спрашиваю я. — В данный момент я скорее...

Омерзительный звук прерывает меня. Я вся сжимаюсь и стискиваю пальцами лопатку для сковородки, и понимаю, что это кто-то выпускает воздух из воздушного шарика. И очень громко.

— Джей! Проклятье... это не смешно!

Бен отпускает меня и смеется. Позади я слышу хохот Джея.

— Прости, сладкая. Я не мог удержаться. — Он что-то шепчет Бену на ухо, и мое лицо загорается, потому что я понимаю, что он ему рассказывает. С пылающими щеками я отворачиваюсь от этих двоих, которые с трудом сдерживаются, чтобы не засмеяться.

— Серьезно... — говорю я, когда Джей снова играет воздушным шариком. В итоге они оба сгибаются от хохота, хватаясь за животы. Я закатываю глаза. — Вы как маленькие дети, — возражаю я, уже смеясь против своей воли. В качестве наказания я даю стейкам немного подгореть и подаю их с пересоленным картофельным пюре. Никто из них не жалуется, наоборот, они хвалят меня как первоклассного повара. Я довольна.

После ужина я убираюсь на кухне, и слышу звуки гитары из гостиной. Оторопев, я останавливаюсь у двери. Прошло много лет с тех пор, как Бен последний раз играл. Уже вечность гитара пылится на шкафу, запакованная в кейс.

— Вот дерьмо, я не знал, что ты играешь на гитаре, — говорит Джей. — Как давно ты научился?

— Научился, когда еще был ребенком. Я даже играл в одной группе. — В голосе Бена столько гордости, что сердцу становится тепло. Я мну в руках полотенце для вытирания посуды и прячусь в коридоре, чтобы не тревожить этих двоих.