Виктория Холт - Мы встретимся вновь

Никто не ушел, и пьеса продолжалась, и только через сорок пять минут появился тот же человек и объявил, что опасность миновала.

После этого мы пошли в ресторан, где посетители веселились так же решительно, как и в театре. Нас почтительно — видимо благодаря форме Ричарда — провели к свободному столику.

Мы говорили о войне, о надеждах на близкую победу, о моих родителях и о его матери и Мэри Грейс.

Он сказал, что очень благодарен за то, что я сделала для его сестры. Она очень изменилась с тех пор, как нарисовала миниатюры для меня.

Ричард поинтересовался, по-прежнему ли мы храним их.

— Да. Они действительно хороши.

— Думаю, что Мэри настоящий художник, и никто не понимал этого, пока ты не сказала. И она изменилась, в ней появилась уверенность, которой девочке так не хватало прежде. Ты многое сделала для нее, и теперь она с удовольствием работает в том министерстве. Нам повезло, что Эдвард познакомил нас.

— Я волнуюсь за Гретхен.

— Бедняжка, боюсь, что она все время думает о своих родителях. Но это ведь естественно.

— Что с ними стало?

— Не хочу думать об этом. Мысль о том, что происходит с евреями в Германии, просто убивает меня. Уже одно это могло бы стать причиной для войны с ними. — Мы должны победить. — Победим, но какой ценой! Мне нравился Ричард. Он стал совсем другим, не таким, каким был до войны. Пропала куда-то его тогдашняя самоуверенность, он стал… не хотелось бы применять к нему слово «ранимый», но сейчас оно невольно пришло на ум. Казалось, он хочет что-то рассказать мне, что-то важное, что волновало его… Кажется, он хотел попросить помощи. Но этого не могло быть. Ричард был слишком уверен в себе. Когда мы расставались, он сказал: — На этой неделе мне удастся освободиться, а ты уезжаешь в Кэддингтон. — Ну, это не так далеко.

— И ты приедешь снова? В нашем доме места хватает, и Мэри Грейс будет рада увидеть тебя. Или ты собираешься вернуться в Корнуолл?

— Еще не решила. Моя мать не хочет, чтобы я уезжала. Она думает, что мне лучше с ними. Но в Корнуолле у меня работа…

— Ты могла бы найти работу и здесь.

— Полагаю, что да.

— Подумай об этом, Корнуолл слишком далеко, и нелегко ездить туда-сюда во время войны. И… спасибо тебе за сегодняшний вечер. Он был очень приятным для меня.

— Для меня тоже.

— Мы должны повторить это как-нибудь.

— Да, возможно.

— Обещаешь?

— Конечно.

Он легко поцеловал меня в щеку, и я вошла в дом. Дорабелла уже ждала меня.

— Ну?

— Что «ну»?

— Как прошел вечер?

— Пьеса не запомнилась. Во время спектакля была воздушная тревога. Затем мы сидели в ресторане.

— А Ричард… как он?

— Очень милый.

— И?

— А что, разве недостаточно?

— В таких обстоятельствах…

— Каких обстоятельствах?

— Он очень привлекательный.

— О, доброй ночи, Дорабелла!

— И больше тебе нечего рассказать?

— Нечего.

— Ты разочаровываешь меня.

— Были случаи, когда я испытывала то же самое по отношению к тебе.

Шутница, подумала я. А чего она ожидала? Они с мамой здесь походили друг на друга. Обе надеялись, что я перестану горевать о Джоуэне и постепенно забуду его. Милые, родные мои, в общем-то, они ведь желали мне только добра.

Когда мы виделись с Мэри Грейс, она много рассказывала о своей работе в министерстве и о людях, которые работали там, и думала, что мне будет интересно познакомиться с ее подругами.

— В нашей работе нет ничего секретного. Это министерство труда, и в основном мы занимаемся тем, что раскладываем в алфавитном порядке входящие бумаги и ищем работу для людей, который у нас зарегистрировались. Те, кто работает со мной, так же неопытны, как и я. Некоторые до этого никогда не работали, но мы делаем то, что можем.

Я заметила, что она скромничает.

— Нет-нет. Ты убедишься, когда встретишься с моими подругами по работе. Мы сидим за общим столом, сортируя бумаги, делая отметки, а за нами наблюдает начальник. Настоящий служака.

Я поняла, о чем она рассказывала, когда познакомилась с девушками. Они часто обедали или в одном из кафе «Лайонс», или в чайной АВС. Включая Мэри Грейс их было четверо. Мэри работала на полставки, поскольку ей надо было ухаживать за матерью. Остальные — полный день, с девяти до пяти.

Министерство находилось в Актоне, недалеко от центра города, и я должна была встретиться с ними в кафе в двенадцать тридцать.

Как только я вошла туда, навстречу мне поднялась Мэри и усадила рядом с собой. Все с интересом посмотрели на меня. — Миссис Мэриан Оуэн, миссис Пегги Данн и мисс Флоретт Филдс, — чинно представила Мэри Грейс своих сотрудниц. — А это мисс Виолетта Денвер.

— О, класс! — воскликнула мисс Филдс. — Мне нравится это имя. Я была Флорой, но стала Флоретт. Понимаете, профессия заставила. — Флоретт, — сказала я. — Просто очаровательно.

Она улыбнулась белоснежной улыбкой. В ней было что-то простое, располагающее. — Мы заказали «домашний пирог», — сообщила Мэри Грейс. — Не знаю, из чего они его стряпают, но это по крайней мере съедобно. Женщины засмеялись, и смех их был легкий, как у тех военных в театре. — Значит, вы некоторое время пробудете в Лондоне? — спросила Мэриан. — Да. Я возвращаюсь к родителям в конце недели.

— Счастливая, — сказала Флоретт. Первая неловкость прошла, и разговор потек плавно. В основном говорили о министерстве, слышались имена миссис Кримп, которую называли еще и «кудрявой», мистера Бантера, которого звали «Билли».

Они много смеялись. Флоретт и Пегги Данн откровенно рассказывали о себе, но Мэриан Оуэн была более скрытной. Мэри Грейс прекрасно умела разговорить окружающих, и ей очень хотелось, чтобы ее подруги рассказали о себе побольше. Так что за чашкой кофе я узнала многое из прошлого Пегги и Флоретт.

Они очень не походили друг на друга, но обе любили посмеяться над собой. У Флоретт были свои мечты, о которых я и узнала через пятнадцать минут нашего знакомства. Она собиралась стать «звездой». Пегги смотрела на подругу с восхищением.

— Флоретт однажды выиграла конкурс, — сообщила мне Пегги. — Стала первой. Правда ведь, Флоретт?

Та широко улыбнулась.

— Расскажи Виолетте об этом, — попросила Пегги.

К тому времени мы уже просто звали друг друга по имени и перешли на «ты».

— Ладно. В общем, был конкурс. На здании Мюзик-холла висели плакаты: «Попытай свое счастье. Это начало вашего пути к славе» и так далее. Все говорили: «Давай, Флор, ты можешь замечательно спеть».

— У нее хороший голос, — заметила Пегги.

— Ну, не так уж плох, — заскромничала Флоретт. — Видели бы вы меня. Целые недели я практиковалась в пении.

— И она победила! — воскликнула, не вытерпев, Пегги.

— Ладно, я победила, но как дрожали мои коленки! Я походила на жидкий пудинг. Открою рот — и вдруг раздастся писк. Да я бы со стыда сгорела! Вот так я вышла. «Голубые небеса над белыми скалами Дувра». С этим всегда можно выступать. Притом эта старая песня. «Как кончился бал…» Мама всегда пела мне ее. Ну, попала в первую шестерку… и затем мы снова пели.

— И она стала первой, — опять вмешалась Пегги.

— Получила пять фунтов. Мне повезло. Это было лишь начало. Думаю, что я пошла бы дальше, если бы не эта проклятая война. Что можно сделать в такое время, как наше? И все же я сделала первый шаг. Они дали мне удостоверение, где указывается, что я завоевала первое место.

— Это, должно быть, прекрасно, — сказала я.

— Подожди. Ты еще увидишь меня при свете прожекторов. Мама рассказывала о Марии Ллойд. Так вот, я буду такой же. Как только закончится война.

Я внимательно прислушивалась к разговору. Пегги разволновалась, как и сама Флоретт, и Мэри Грейс посматривала на меня, пытаясь узнать, рада ли была я, что познакомилась с ее подругами.

Слабая улыбка блуждала по лицу Мэриан Оуэн. Она порою ловила мой взгляд, как бы говоря: «Мы должны быть снисходительными к ним. Они не такие, как мы. У них нет нашего образования». По крайней мере, мне так казалось. — Затем я сменила имя на Флоретт. Конечно, Флора красивое имя, но оно не совсем под ходит для шоу-бизнеса.

— Флоретт лучше звучит для сцены, — согласилась Пегги.

— Все это очень интересно, — сказала я. — Надеюсь, тебе повезет.

Флоретт согласно кивнула головой, а Мэри Грейс произнесла:

— Виолетта хотела познакомиться с вами. Она думает, что вы интересные люди.

— Я не нахожу себя интересной, — ответила Пегги. — Старая я бедняжка.

— А я думаю, у вас была интересная жизнь, — возразила я.

Пегги, маленькой и худощавой крашеной брюнетке, было за сорок. На ее лице было написано, что она многое пережила, и каждому при виде ее становилось ясно, что жизнь нелегко сложилась для этой женщины.

Позже я узнала, что она рано вышла замуж — брак не был удачным — и родила двоих детей. Один из них за пять лет до войны эмигрировал в Австралию, другой женился и уехал на север. Ее муж пропивал всю зарплату, и Пегги, чтобы. содержать дом в порядке, приходилось подрабатывать уборкой в других домах. А сейчас, когда муж умер, а дети уехали и не очень-то желали навещать ее, она была очень рада, что нашла эту «работенку» в министерстве. Меня восхищало ней то, что она не сдавалась. Ее маленькое умное лицо то и дело освещалось улыбкой, поскольку почти в каждой ситуации она находила нечто забавное. Видимо, тяготы жизни научили Пегги ценить то, что имеешь. Флоретт была для нее идеалом, и она переживала все, что происходило с Флоретт так, словно это происходило с ней самой.

— Когда-нибудь, — мечтала Пегги, — я встану у театра, взгляну на ее имя и скажу: «Бывало, я говорила с ней в министерстве».

— Брось ты! — отмахнулась Флоретт. — Я проведу тебя за кулисы и дам три бесплатных билета в оркестровую яму. Кто знает, может быть, я познакомлю тебя с кем-нибудь, кто хочет иметь щенка.

Это была старая шутка. Пегги как-то рассказывала, как смотрела на собак, гуляющих в парке, и видела те ласки и заботы, которые расточали им. Маленькие пекинесы были подстрижены, одеты в бриллиантовые ошейники, и она потом говорила:

— Как хорошо живется этим собакам, не надо ничего делать — просто быть любимцем. Я не против стать такой собачкой. И кто-нибудь баловал бы меня и заботился обо мне. Вы знаете человека, который хочет иметь щенка?

Так появилась эта шутка.

— А ты знаешь такого человека? — спросила она меня.

И все, включая Пегги, заливисто рассмеялись. Легко было понять Пегги и Флоретт. Но не Мэриан. У нее было другое происхождение. Она сразу же дала понять, что она, Мэри Грейс и я — люди другого рода, непохожие на этих двоих. Ее волосы были, наверное, подкрашены, но незаметно, и речь ее была литературной.

Мэриан рассказала мне, что ее муж в свое время служил в армии и что она уже пятнадцать лет вдовствует. Она справлялась, но все шло не так, как она привыкла. У нее была маленькая квартира на Крауч-Хилл, и она привыкла к определенному образу жизни.

Я заметила, что Мэриан что-то скрывает, какая-то тайна тяготила ее.

— Ну как? — спросила Мэри Грейс, когда мы вышли из кафе.

— Очень интересно. И удивительно.

— Мне они очень нравятся. Вначале они были для меня просто незнакомыми людьми, но я видела их каждый день, гораздо чаще, чем своих близких друзей. В таких условиях можно хорошо познать людей.

— Забавная эта Флоретт, — сказала я. — Бедная девушка, как далеко заведут ее мечты. А Пегги… невольно становится жаль ее. У нее была тяжелая жизнь, но она не пала духом. Что касается Мэриан, то она загадочна.

— О, бедняжка Мэриан. Он видела лучшие дни. Мне всегда жаль таких людей. Они так много скорбят о прошлом, что не могут радоваться настоящему. Только бы она перестала волноваться, что мы не видим разницу между ней и другими. Такие не любят меняться… да и никто не любит.

— Спасибо, Мэри, мы очень интересно провели время.

— Рада, что тебе понравился пирог.

— Необыкновенно понравился… но больше понравилось общество.

Когда мы вернулись в Кэддингтон, мама захотела услышать подробный отчет о поездке.

— Не сомневаюсь, что каникулы благотворно подействовали на тебя, — подытожила она мой рассказ.

Мы с Дорабеллой помогали маме в Красном Кресте, но работа в доме для выздоравливающих отличалась от этой.

Мне захотелось вернуться обратно.

Когда я предложила это Дорабелле, та воспротивилась. Миссис Кантер и миссис Парделл вполне заменяли нас. Она не хотела возвращаться, но мы не могли оставаться без дела. Тем более, что Дорабелле нужно было работать, ведь за ребенком ухаживала нянюшка Крэбтри. Более того, капитан Брент предложил ей работу в одном из учреждений, связанных с его службой. Работать надо было не весь день, да и само дело не очень ответственное, Дорабелла должна была уехать в Лондон, хотя по выходным могла приезжать в Кэддингтон.