Эль Кеннеди - Мы

– Я рада. А теперь выключай телефон, он отвлекает тебя от дороги. Позаботься о нашем мальчике. Я люблю тебя.

– И я вас люблю.

Я отключаюсь и благодарю небеса за то, что в моей жизни есть Синди Каннинг и весь ее клан. Потом еду в больницу – заботиться о нашем мальчике.

Джейми

Меня оставляют в больнице еще на день, чтобы повторно сделать анализы. У меня брали кровь столько раз, что мне приснились вампиры в медицинских халатах.

Так что пришлось провести в больнице еще одну ночь. Пока я пытался поспать, ко мне каждый час приходили измерить температуру. Теперь у меня сухой трубный кашель, из-за которого не выходит заснуть, даже когда медсестры не тревожат меня.

Одно хорошо: я уговорил Веса переночевать дома. Из-за того, что я еще торчу здесь, он непонятно ради чего пропустит сегодняшнюю игру. Как же хочется выйти из этой палаты.

– Привет, красавец!

На часах десять утра. Вес выглядит отдохнувшим и свежим, как роза. В то время, как я превратился в заросшего щетиной страшилу, у которого воняют подмышки. Что ж, хотя бы одному их нас хорошо.

– Я принес тебе круассан с шоколадом и двойной капучино. – Чмокнув меня в висок, он плюхается на стул. – И хорошие новости. Часа через два тебя выпишут.

– Здорово, – говорю я, пытаясь в это поверить. – Спасибо. – Я начинаю пить, но мой желудок сразу сжимается. Блядь. Я ставлю стаканчик на тумбочку. Если меня мутит даже от кофе… тогда просто выведите меня на улицу и пристрелите.

Его улыбка гаснет.

– Что такое? Что мне сделать, скажи?

Я уже устал от того, что надо мной все хлопочут.

– Просто хочется в душ. И домой.

Медсестра Берта, стоя в дверях, цокает языком.

– Хочешь получить разрешение принять душ – перестань температурить. Я, конечно, крупная женщина, но не настолько, чтобы удержать тебя, если ты упадешь.

– У тебя по-прежнему температура? – Всполошившись, Вес шлепает ладонь мне на лоб.

Мне стоит немалых усилий не оттолкнуть его.

– Небольшая, – ворчу я. – Ерунда.

– Я могу принести тазик и полотенце и обтереть тебя, – предлагает Берта. Она похлопывает себя по губам одним ярко-красным ногтем. – Или сначала могу выйти на перерыв. А потом помогу тебе освежиться.

– Но потом меня отпустят домой? – умоляюще уточняю я. Потому что, блядь, ничего больше меня не волнует. Дома я смогу делать, что захочу.

– Конечно, лапочка. В полдень будет обход, и врач тебя выпишет. Ну, увидимся через тридцать минут. – Она уходит, и я издаю стон, от которого захожусь в приступе кашля. Ура.

Вес в один прыжок пересекает палату и закрывает дверь.

– Подъем! – говорит он, снимая куртку. – Время мыться.

– Что? – Я снова кашляю. Мышцы живота уже болят от бесплодных усилий остановить этот кашель.

– Господи, Каннинг. – Вес хулигански ухмыляется через плечо – совсем как во времена, когда нам было четырнадцать. – Правила затем и нужны, чтобы их нарушать. Дверь, правда, не запирается, ну да пофиг. – Он разворачивается, и я вижу, что он расстегивает рубашку.

– Что ты делаешь?

– Не хочу ее замочить, – говорит он, обнажая свои покрытые татуировками мышцы. Бросив рубашку на стул, он расстегивает молнию джинсов.

Я колеблюсь. Нас ждут большие проблемы – вертится на кончике языка.

– Ты же хочешь помыться? – В его глазах вспыхивает озорство. – От теплой воды твой гадкий кашель уляжется. Давай, у нас всего полчаса. Я пошел включать душ.

Он исчезает в маленькой ванной, в которой я был всего раз. Ночью я не стал просить судно и сам поковылял туда помочиться. Что мне нужно сделать опять, понимаю я, услышав шелест воды.

Что ж. Была не была.

Я сажусь на кровати и ставлю ноги на холодный кафельный пол. Как же бесит этот идиотский больничный халатик. Даже смотреть на него не могу.

Себе на заметку: больше никогда не болеть. Больницы – отстой.

По пути в ванную меня даже пошатывает. Температура упала, но я два дня почти ничего не ел. Добравшись до ванной, я, словно старушка, хватаюсь за поручень, который прикручен к стене.

– Все. Вода теплая, – бодрым голосом сообщает Вес. Но я знаю, что он бдительно наблюдает за мной, и что на его лице беспокойство.

Я подхожу к унитазу и отворачиваюсь, чтобы сделать свои дела. А Вес, дабы сохранить остатки моего потрепанного достоинства, делает вид, будто настраивает напор. После того, как я смываю, он развязывает тесемки мерзкой больничной сорочки и вешает ее на крючок. Шатаясь, я захожу в маленькую душевую кабинку.

– Садись, – говорит он, потому что в кабинке меня ждет скамеечка.

Я пропускаю его слова мимо ушей и встаю под струю. Боже, какое блаженство. Млея от удовольствия, я медленно поворачиваюсь. Но, черт, теперь у меня кружится голова.

Мое предплечье обхватывает теплая ладонь. Против воли меня все же усаживают, и я упираюсь локтями в колени и опускаю лицо. Если бы не усталость, я бы, наверное, даже заплакал. Да еще вода теперь, черт бы ее побрал, льется под неудобным углом.

Рядом слышится шорох, а потом поток воды прерывается. Открыв глаза, я вижу в кабинке голого Веса. Он снимает с держателя душ и, напевая под нос, начинает поливать водой мои плечи.

– Наклони голову назад, – мягко командует он. Когда я слушаюсь, он смачивает мне волосы.

Вскоре вода исчезает, и руки Веса начинают намыливать мою голову. Мы мылись вместе сто раз, но как сейчас – никогда. Меня бесит, что ему приходится со мной нянчиться. Наклонившись вперед, я прижимаюсь к его бедренной косточке лбом и вздыхаю.

Он не останавливается. Сильные руки, которые я бесконечно люблю, скользят по моей шее, по плечам, за ушами. Он ополаскивает мои волосы, прикрывая ладонью мой лоб, чтобы пена не попала в глаза, но их все равно щиплет – от грусти. Затем он садится напротив меня на колени.

Я поднимаю лицо и вижу перед собой пару серьезных серых глаз.

– Привет, – мягко говорит он.

– П-привет, – бормочу я. Не обращай на меня внимания. Просто я в ебучем раздрае.

Он берет мою голову в обе ладони и целует меня. Я позволяю векам закрыться. Его рот мягкий и влажный. Он впивается в мои губы по-настоящему, обводит их контур своим языком. Безумие. Мы ласкаем друг друга в больнице. Но его поцелуй не просит о сексе. Он хочет утешить, успокоить меня. И это мне нравится куда больше ладони на лбу.

Отстранившись, он улыбается мне тайной улыбкой.

– Сегодня ты будешь дома, – шепчет он. – В нашей постели.

Я с трудом сглатываю и киваю. Скорей бы.

– Подними руки, – просит он.

Когда я слушаюсь, он моет мои подмышки, лаская чувствительную кожу скользкими от мыла руками. Его ладони опускаются на мою грудь, на живот, раздвигают мне ноги. Намыливая внутреннюю часть моих бедер, он задевает пальцами мои яйца. Медленно проводит по моей плоти рукой, и я благодарен за это напоминание о том, что жизнь не всегда настолько паршива.

Продолжая напевать, он берет душ и смывает мыльную пену – не спеша, касаясь меня ласковыми, бережными движениями.

– Нам, наверное, пора вылезать, – произносит он наконец.

– Угу.

Вода выключается. Вес снимает с крючка полотенца. Одно повязывает вокруг талии, а вторым начинает вытирать мои волосы.

– Я сам, – говорю я, поднимая свои тяжелые руки. – Можешь посмотреть, что Блейк принес из одежды?

– Только фланелевые штаны, так что я привез тебе джинсы. Подожди, я сейчас.

Вес наскоро вытирается и надевает боксеры. Я слышу, как он прыгает по палате, натягивая оставшуюся одежду. Потом он возвращается с бельем и джинсами для меня.

– Бэби, вставай.

Я со скрипом встаю. Сам вытираюсь, но делаю это, привалившись к нему. Вес накрывает своим полотенцем скамеечку в душе, и я, сев на нее, надеваю трусы, а после них джинсы. Вес протягивает ладонь, я берусь за нее, и он поднимает меня и обнимает.

Если я когда-либо сомневался в его любви к себе, значит, я идиот.

– Идем. – Он разрешает мне самостоятельно вернуться в палату, после чего показывает на стул. – Сядь. Тебе станет лучше, если ты на какое-то время выберешься из этой постели.

Он прав.

Я сажусь у окна. Вес копается в принесенном Блейком пакете.

– Эй, не хочешь побриться? – Он поднимает бритву и гель.

– Здесь? Прямо сейчас?

– У тебя запланированы какие-то другие дела?

– Нет, – хмыкаю я.

Вес оборачивает полотенцем мои голые плечи. Потом достает из шкафчика на стене маленькую железную ванночку. Я не хочу даже знать, для чего она там. Налив в нее воду, он наклоняется надо мной. Смазывает гелем мои щеки и подбородок, а потом, овевая своим дыханием мои скулы, дюйм за дюймом бреет мое щетинистое лицо.

Вода теплая и приятная, его прикосновения тоже. Бритье в парикмахерских всегда казалось мне занятием стариков из далекого прошлого. Кто бы знал, что этот процесс окажется настолько интимным. Мое лицо остро чувствует каждое прикосновение Веса. Мне нравится, как он придерживает мою челюсть, как большим пальцем проверяет работу, гладит им кожу щек.

Когда он меняет сторону, я получаю поцелуй в шею.

– Утром я должен уезжать в Нэшвилл, – говорит он и двумя пальцами похлопывает меня под подбородком. – Приподними.

Я слушаюсь.

– Поезжай. Со мной все будет нормально, – говорю быстро. – Я закажу себе какой-нибудь суп и посмотрю телек. Все равно мне сейчас только это и нужно. Несколько дней тишины. И я буду как новенький.

Когда он заканчивает, возвращается Берта.

– Вы только взгляните! – одобрительно восклицает она. – Кое-кто выглядит намного счастливее.

Правда? Наверное, да. Быть чистым приятно.

Она никак не комментирует ни пар в воздухе, ни наши влажные волосы и босые ступни. Молча собирает с кровати белье и исчезает, а минуту спустя возвращается с чистым. Пока она заправляет кровать, Вес стирает с моего лица оставшуюся пену.

– Так, теперь садись-ка обратно, – говорит Берта, поднимая изголовье кровати. – Сейчас тебе принесут куриный бульон, а я пока заполню твои бумаги на выписку.

У бульона нет вкуса, но я все равно съедаю его на случай, если это своего рода проверка моей готовности вернуться домой. Потом мы с Весом делим напополам круассан. Своим куском я давлюсь. У меня совсем нет аппетита. Но я устал ощущать эту ужасную слабость.

Вес находит в фейсбуке фото моей новорожденной племянницы. А потом случается чудо, и приходят бумаги на выписку. Пока Вес разговаривает с врачом о моих дурацких анализах, я даже не слушаю. Ничего интересного в них не нашли, так что я просто хочу оставить этот кошмар позади.

Напоследок мне приходится пережить еще одно унижение – Берта привозит инвалидное кресло.

– Таковы правила, – разводит руками она. – Прямо как в телевизоре.

Мне так не терпится скорее убраться отсюда, что я даже не спорю. Сажусь в чертово кресло, и Вес везет меня к лифту. Свобода близка! Вес, наверное, чувствует то же самое, потому что когда мы приезжаем на первый этаж, он переходит на бег и, толкая меня впереди, следует за указателями на парковку.

Когда перед нами раздвигаются двери, то от холода у меня перехватывает дыхание. Я без куртки.

– Извини. – Вес сжимает мое плечо. – Он должен скоро… о, вот и он!

Рядом с нами притормаживает «хаммер» с Блейком Райли, ухмыляющимся из-за руля.

– Почему Блейк не в Тампе? – спрашиваю я.

– Травма колена. Он пропустит… о блядь.

Я еще перевариваю паршивые новости Блейка, так что не сразу регистрирую топот ног.

– Райан Весли! – зовет чей-то голос. – Расскажите, как у вас обоих дела! – Бетонные стены парковки начинают освещать вспышки фотоаппаратов. – Весли, посмотрите сюда!

– Не обращай внимания, бэби, – натянуто говорит Вес. Распахнув заднюю дверцу «хаммера», он поворачивается, чтобы предложить мне руку.

– Не вздумай мне помогать, или я прикончу тебя, – угрожаю я.

Он быстро поднимает ладони, словно пойманный вор, и я самостоятельно поднимаюсь на ноги. Пара шагов – и я падаю на кожаное сиденье Блейкова мачомобиля.

Оттолкнув инвалидное кресло, Вес садится рядом со мной и захлопывает дверцу. Машина уже облеплена репортерами. Один из этих козлов прижимает объектив к тонированному стеклу и освещает салон своей вспышкой.

С водительского сиденья доносится рык, а потом Блейк проезжает пару метров вперед. Трюк помогает. Никто не хочет, чтобы ему переехало ноги. Блейк разгоняется, и Вес издает долгий вздох.

– Иисусе.

Пару минут, пока Блейк вывозит нас на оживленные улицы Торонто, в машине стоит тишина.