Эль Кеннеди - Мы

– Джей-бомб, как самочувствие?

– Нормально, – говорю я, но потом начинаю кашлять, словно туберкулезник.

Вес напряженно молчит, проматывая в телефоне какой-то бесконечный список текстовых сообщений.

– О! – говорит он внезапно. – Отлично.

– Что? – спрашиваю я, когда кашель на миг отпускает. Хорошие новости сейчас бы не помешали.

Он показывает мне смску от мамы. У тебя в календаре Нэшвилл, потом Каролина. Так что мы посылаем к вам Джесс. Она прилетает утром.

– Погоди, – сиплю я, заклиная свое горло угомониться. – Что?

– Джесс приезжает, чтобы ухаживать за тобой, потому что я улетаю на игры. Черт, так бы и расцеловал твою мать. Хотя жаль, что она будет здесь только завтра.

– Мне не нужна Джесс. Мне не нужен никто, – поправляюсь я. Господи. Моя сестра просто заграбастает пульт от телека и будет пилить меня.

Но Вес убирает мобильный и расслабляется на сиденье.

– Поздно. Похоже, они уже купили билет.

В его тоне столько немыслимого облегчения, что я решаю не спорить.

– Спасибо, что забрал меня, – хриплю я, обращаясь к Блейку.

– Но проблемо! Мне нравится удирать на машине, будто мы гангстеры. Как думаешь, из меня получился бы гангстер? – Он откашливается и выдает жалкую пародию на «Крестного отца». – Лука Брази спит с бабами.

– С рыбами, умник, – замечаю я. (в русской озвучке фильма «Лука Брази кормит рыб на дне океана», то есть убит и сброшен в воду – прим. пер.)

– Не! – фыркает Блейк. – Спать с рыбами? Бред.

Он делает лихой поворот, нас отбрасывает к моей дверце машины, и Вес придерживает меня, словно не пристегнутого ребенка. Если бы все перестали надо мной хлопотать, мне стало бы лучше. Серьезно.

– Хотя вряд ли я бы стал подкидывать кому-то в постель лошадиную голову, – размышляет впереди Блейк. – Много мороки. (еще одна отсылка к сцене из «Крестного отца» – прим. пер.)

Я откидываю голову на сиденье и спрашиваю себя, как все зашло так далеко.

Джейми

Когда наутро я разлепляю глаза, Веса рядом со мной уже нет. На его подушке – зеленый листочек записки. Слабой рукой я поднимаю ее.

Хотел попрощаться минетом, но ты спал так крепко, что я не решился тебя разбудить. Как приземлюсь в Нэшвилле, позвоню. Если что-то понадобится, Блейк на диване. Джесс приедет в одиннадцать. Люблю тебя. В.

Знакомые каракули успокаивают меня, а вот сами слова… Мне не нужна никакая сиделка. Тем более две. Выбраться из кровати, одеться и пойти на утреннюю тренировку – вот, что мне надо.

Черт побери, на меня рассчитывает много людей. Брэддок, может, и отпустил меня на неделю (точнее, на неопределенное время, пока мне «не станет получше»), но я ни за что не стану пропускать работу так долго. Через несколько недель у нас важный турнир. Детям нужно готовиться. Моему вратарю нужно готовиться. Меня плохо от мысли, что из-за моего дурацкого кашля с Данлопом может работать кто-то другой, и…

Я чуть не выкашливаю себе легкие, когда пробую сесть. Блядь. У меня слезятся глаза, грудь болит, и я кашляю так отчаянно, что боюсь, как бы не сломать себе ребра.

В коридоре грохочут шаги, и через миг в дверях появляется Блейк – со всклокоченной шевелюрой и в боксерах в клеточку.

– Иисусе! Как ты, Джей-бомб? – гремит он. – Что принести? Таблеток? Воды?

Переживая очередной приступ дикого кашля, я сверлю его взглядом, а когда он подходит поближе, взмахиваю рукой и давлюсь:

– Я в норме.

Его зеленые глаза шокировано округляются.

– В какой еще норме? У тебя такой вид, словно ты в любую секунду отбросишь коньки. Я звоню Весли!

К счастью, в этот момент мой припадок заканчивается. Я встаю.

– Не надо звонить ему, – сжато говорю Блейку. – Я же сказал, все хорошо.

– Да? Тогда почему ты шатаешься, как… кто там шатается? Маленькая лошадка? Как жеребенок, во. – Он явно доволен собой. – Почему ты шатаешься, как жеребенок? Эй, ты куда?

Я останавливаюсь у двери в ванную.

– Отлить, – раздраженно отвечаю сквозь зубы. – Это, надеюсь, разрешено?

Блейк идет за мной в ванную, а там скрещивает свои огромные руки на огромной груди и говорит:

– Весли сказал не спускать с тебя глаз. Ну, вдруг ты упадешь или типа того.

О, господи…

– Может, еще и член мне подержишь? – рычу я.

Он хмыкает.

– Не. Держанием члена пусть занимается твой бойфренд. Я просто посмотрю.

Нет ничего более ужасающего, чем отливать под взглядом гигантского одноклубника твоего бойфренда. Потом он ходит за мной по спальне, пока я с грехом пополам одеваюсь.

– Ради меня можешь не наряжаться, – замечает он, глядя, как я застегиваю рубашку.

– Не ради тебя, – огрызаюсь я. – Через час у меня тренировка.

– О не-ет. – Не успеваю я и глазом моргнуть, как Блейк оказывается напротив. И расстегивает мою рубашку. Мои слабые попытки оттолкнуть его руки заканчиваются неудачей. – Я отпущу тебя только в постель, – сообщает он. – Или на диван, если захочешь посмотреть со мной утренние ток-шоу. Любишь The View? Я обожаю. Ведущие – смешные бабенки. Прикинь, я там был один раз. Подкатил к Вупи. Был послан. – Он надувает губы. – Облом, да? (имеется в виду Вупи Голдберг, известная актриса и одна из ведущих ток-шоу The View – прим. пер.)

– Блейк.

Он замолкает.

– Что?

– Заткнись. На хуй. Окей? – Я знаю, что непростительно груб. Но, черт побери, у меня раскалывается голова. В груди ломит. Я еле стою. Неужели мои уши не заслужили чуть-чуть тишины? Может этот бегемот замолчать хотя бы на пять треклятых секунд?

На его лице мелькает обида.

– Окей. Извини. – Его черты ожесточаются, и в этот момент я понимаю, почему он так грозен на льду. Его взгляд говорит: «Со мной лучше не связываться». – Но Джей-бомб, заруби себе на носу. Ни на какую тренировку. Ты. Не пойдешь.

***

Мы с Блейком смотрим The View. В тишине. В голове внезапно начинает звучать песня Джони Митчелл – та, где она поет про «пока не потеряешь, не начнешь ценить, что имел». Серьезно, мне не хватает его бессмысленной болтовни. Полная тишина убивает. Заставляет чрезмерно отчетливо осознавать каждый мой прерывистый вдох и хрипы в груди. Когда я закашливаюсь, Блейк молча протягивает руку и хлопает меня по спине. Затем дает мне воды, безмолвно приказывая ее выпить. Блядь. Он и правда замечательный парень.

– Извини, – выпаливаю я.

Его голова наклоняется в мою сторону.

– Извини, что сорвался на тебя, хорошо? Просто я не привык, чтобы мне помогали. Я не привык быть… – Беспомощным. Я не могу даже выговорить это слово. Мое лицо начинает гореть, но я не знаю из-за стыда или из-за того, что вернулась температура. Тут я понимаю, что мои треники и толстовка какие-то влажные. Я вспотел.

– Все нормально, – бормочет Блейк.

Я дотягиваюсь до его плеча и сжимаю его.

– Нет, не нормально. Я вел себя как мудак. Извини. Ты хороший друг, Блейк.

Секунда – и он расплывается в широкой улыбке.

– Чертовски хороший. Ладно, бука, извинение принято. Я знаю, ты не в духе только из-за того… – Вдруг замолчав, он хмурит брови. – У тебя рука как прихватка. Ну, если бы прихватку забыли в духовке. Снова температура?

– Нет. – Он бросает на меня настороженный взгляд, но хотя бы не соскакивает с дивана в поисках градусника. Правда, вряд ли он у нас есть.

Тем не менее, Блейк приносит мне стакан холодной воды и пару таблеток, которые я заставляю себя проглотить. К сожалению, у них обнаруживается снотворный эффект, так что вскоре я соплю на диване.

Не знаю, как долго я спал, но в конце концов меня будит собачий лай. Я различаю пронзительное тявканье чихуахуа – она очень зла. Ротвейлер, на которого она тявкает… может, он думает, что у чихуахуа течка? А то уж очень он радостный. Интересно, чихуахуа и ротвейлеры скрещиваются? И как называются их щенки? Ротуа?

– Чивейлеры, – бормочу я.

Лай прекращается.

– Он сказал «чивейлеры»? – сварливо спрашивает женский голос. – Что это, блин?

– Помесь ротвейлера и чихуахуа, – отвечает низкий мужской. – Что же еще.

Я открываю глаза и издаю стон – напротив дивана стоят Блейк и моя сестра Джессика. И оба глядят на меня так, словно я отрастил сутенерские усики и рога.

Потом Джесс восклицает:

– Джейми! – И бросившись на меня, обнимает так, что у меня хрустят ребра. – Как ты, Джеймстер? Как себя чувствуешь? Ого, да ты немного горячий.

– Черт, – раздраженно говорит Блейк. – У него снова температура?

– Все, дальше им займусь я. Так что, пока-пока, гора мяса. Вали.

Блейк упрямо трясет головой.

– Я обещал Весли, что позабочусь о нем.

– Разрешаю тебе нарушить свое обещание. А теперь кыш!

– Ребята… вы не могли бы… – хриплю я, – … перестать орать? У меня голова раскалывается.

В карих глазах Джесс вспыхивает тревога. А затем обвинительный жар, который она вновь направляет на Блейка.

– Ты не говорил, что у него болит голова!

– Я не знал!

– Что ты за сиделка такая?

– Такая, которая играет в хоккей!

Их голоса вновь повышаются. Мне хочется их задушить. Я со стоном сажусь и тру кулаками глаза.

– Сколько времени?

– Час, – отвечает Джесс. – Ты обедал?

– Ну…

– А завтракал? – не отступает она. Потом свирепо смотрит на Блейка. – Ты не кормил его? Ну и как он поправится, если ты заставляешь его голодать?

– Да я не голоден, – пробую вставить я. Бесполезно. Они снова начинают ругаться. На сей раз из-за того, какой именно пищей мне восстанавливать силы. Блейк настаивает на походе в «Тим Хортонс» и потому выходит за дверь.

Я снова вытягиваюсь на диване. На какое-то время наступает блаженный покой. Меня больше не дергают, потому что Джесс занимается чем-то на кухне. Головная боль слегка успокаивается. Тишину нарушает лишь бормотание телевизора, пытающегося впарить мне дорогие машины и медикаменты.

С возвращением Блейка покою приходит конец.

– Джей-бэйб, я принес еду!

– Как ты назвал меня? – орет с кухни Джесс.

– Как ты вошел? – невнятно мычу я с дивана.

– Сделал себе ключ, – говорит Блейк, роняя его в карман. Он ставит на столик большую коробку и открывает ее. – Вот. Индейка на медовом крулере. Все витамины в одном удобном формате.

– Э… – Я, видимо, чего-то не догоняю, потому что, клянусь, он сказал, что принес сэндвич на пончике. Так не бывает.

К дивану с тарелкой в руках марширует Джесс.

– Убери эту дрянь, – рявкает она. – Я сделала ему омлет с органической капустой. – Она устанавливает тарелку у меня на коленях и сует мне в кулак вилку.

Блейк, не желая отставать, плюхает рядом с ее тарелкой свой устрашающий пончик-сэндвич.

Так и тянет сказать, куда они могут засунуть свою еду, но не хочется выслушивать еще один спор. Так что я кладу в рот маленький кусочек омлета. А потом надкусываю творение Блейка.

Жевать. Глотать. Раньше это было так просто. Но сейчас у меня болит голова, а желудок отказывается что-либо принимать. Я проглатываю еще кусочек омлета, в котором тонна капусты, с сочным ломтиком пончика.

– Вот здоровая еда, ешь ее, – гудит Блейк.

Джесс упирается кулаками в бедра и начинает с ним спорить. И я больше не могу этого выносить. Комната кружится, что только усиливает позыв к тошноте.

– Блядь, – выдыхаю я и сползаю с дивана.

Ванная далеко, но я заставляю себя дойти до нее, после чего, захлопнув дверь, склоняюсь над унитазом, и меня выворачивает наизнанку.

Еще дрожа и задыхаясь, я чувствую на плечах теплые руки. Перед глазами опять все плывет. Мое лицо обтирает холодное, влажное полотенце.

– Тебе лучше вернуться в постель, – мягко говорит Джесс.

Джесс права… Я умываюсь, потом ковыляю к себе и заползаю под одеяло, пока Джесс и Блейк орут друг на друга и спорят, чей завтрак вызвал у меня тошноту.

***

Головокружение остается со мной на весь день. Еще у меня, кажется, поднимается жар, но я никого не зову. Хватит с меня их внимания. Мне нужен только покой.

Джесс заявляет, что у нас заканчиваются продукты, что может быть правда, а может, и нет. Но она дает Блейку список и отправляет его в магазин – наверное, чтобы чем-то занять его. На какое-то время обо мне забывают, и это прекрасно.

Мне снятся сумбурные сны. Время от времени я открываю глаза и не понимаю, где, черт возьми, нахожусь. Мне холодно, все мое тело дрожит, в венах лед. Хотя, нет, погодите. Мне жарко. Комната раскалена. Господи, мы что, живем в печке?