Эль Кеннеди - Мы

Когда я принимаюсь перечитывать письмо в пятый раз, в спальню заходит Вес.

– Давай-ка мы уберем это, и ты отдохнешь, – предлагает мой бойфренд и решительно отнимает у меня ноутбук. – Ты выглядишь уставшим.

Проклятье. Я и правда устал. Пять минут назад все было нормально, а теперь у меня слипаются веки. Такая ерунда, как чтение нескольких писем, высосала из меня всю энергию. В горле снова застревает беспомощность. Я ненавижу быть слабым. Ненавижу болеть, и гнев заставляет меня огрызнуться:

– Слушаюсь, мамочка.

В глазах Веса вспыхивает обида, и на меня снова наваливается чувство вины.

– Извини, – шепчу я. – Не хотел на тебя рявкать.

– Ничего. – Но на его лице, пока он тихо уходит, по-прежнему грусть.

Вес

Дела у Джейми не очень.

Прошло три дня с тех пор, как его выписали, и я вижу, что физически он пошел на поправку. Он уже не спит весь день напролет. Выходит ненадолго гулять. Сегодня утром он даже приготовил нам завтрак. Но когда я повел его в наше кафе – которое мы нашли в первое утро после того, как стали жить вместе, – произошла катастрофа. Не успели мы сделать заказ, как нас обступили какие-то школьники, требуя, чтобы мы – да, во множественном числе – дали автограф. Потом пара человек захотели с нами сфотографироваться, Джейми взбесился, у него начался кашель…

Мы ушли, так и не поев. А когда я предложил зайти в наше любимое китайское заведение, он сказал:

– Давай просто закажем чего-нибудь на дом.

Его тело выздоравливает – это я знаю наверняка. Но я понятия не имею, что он чувствует или что творится у него в голове. Он замкнулся в себе. Попеременно то срывается на меня, то извиняется за то, что сорвался.

Я уже не помню, когда мы в последний раз целовались. По-настоящему, а не коротко в щеку. Кажется, перед его первой выпиской из больницы. Да… в душе. То был чертовски приятный душ.

В отличие от того, который я принимаю сейчас. Я в кабинке с низкими стенками, а это значит, что слева и справа стоят два моих одноклубника. Которые глядят на меня. Не в порнографическом духе – типа, зацени его член, – хотя, если честно, я бы предпочел, чтобы на меня пялились именно так, а не с глубокой тревогой.

– Ты больше не разговариваешь с нами. – Шум воды вокруг не заглушает нотки обвинения в голосе Эриксона.

– Разговариваю, – отвечаю я, намыливая грудь.

Хьюитт, который стоит с другой стороны, немедленно опровергает мое заявление.

– Не, ты стал совсем необщительным.

Они хотят, чтобы я был общительным? Когда мой бойфренд хандрит и при каждом удобном случае срывается на меня? Да им повезло, что я вообще появляюсь на играх. Все мои мысли – о Джейми, и это чудо, что я еще помню, как играют в хоккей.

– Блейк говорит, твой мужик поправляется, – не унимается Эриксон.

Я смываю с себя мыльную пену и тянусь за шампунем.

– Угу.

– Тогда почему ты такой мрачный?

Из-за нежелания отвечать я очень долго намыливаю голову и ополаскиваю ее. Надеюсь, достаточно долго, чтобы они забыли заданный Эриксоном вопрос, однако, когда я наконец открываю глаза, то вижу, что парни до сих пор на меня смотрят.

– Ну же, Весли, колись. Что у тебя происходит? – Эриксон издает самоуничижительный смешок. – Вряд ли все еще хуже, чем сейчас у меня.

Напоминание о его семейных проблемах прогоняет сомнения. К черту. После того, как раскрылась «страшная» правда о моей сексуальной ориентации, мои товарищи по команде всеми силами поддерживали меня. Они постоянно спрашивали, как Джейми. Мирились с моим кислым лицом во время выездных игр. Я видел с их стороны только добро и сейчас чувствую себя полным козлом за то, что продолжаю дистанцироваться от них.

– У Джейми депрессия, – признаюсь я.

Эти три слова остаются висеть в клубах пара. Я еще ни разу не озвучивал их. Черт, я избегал даже думать об этом, но теперь вдруг понимаю, что все так и есть. Джейми не просто хандрит. Он не просто расстроен. Он в депрессии.

Все новые и новые признания выскакивают из меня, и я не могу их остановить.

– Он до сих пор не может вернуться к работе, а вчера его команда выиграла еще одну игру без него. Его силы еще не полностью восстановились. Ему нельзя заниматься – врач запретил. Когда он выходит из дома, за ним сразу увязывается какой-нибудь репортер. – Мое горло сжимается. – И мне кажется, что он винит во всем этом меня.

Блядь, вот еще одна вещь, которую я только сейчас произнес вслух. Мне тошно от мысли, что это может быть правдой, что Джейми считает, будто в затянувшемся давлении прессы виноват я.

Фрэнк по-прежнему названивает мне каждый день. Клуб выпустил множество заявлений, чтобы компенсировать мой отказ говорить с прессой. Мы с Джейми – во всех блогах о спорте. Во время нашей последней игры вход на арену оккупировали демонстранты, которые держали в руках плакаты с цитатами из Библии и гадкими слоганами.

Жизнь… дерьмо. Прямо сейчас иначе не скажешь.

– Я не знаю, как это исправить, – сквозь зубы говорю я. Выключив воду, я беру полотенце и оборачиваю его вокруг талии. – И подкрепления, которое можно вызвать на помощь, у меня нет. Мы никого не знаем в Канаде – ну, кроме вас, – торопливо прибавляю я, увидев на их лицах обиду. – А все друзья Джейми – на Западном побережье, где он ходил в колледж. Как и его семья. Они не могут все бросить, прилететь сюда и поднимать ему настроение. Его мать и сестра и так приезжали, чтобы ухаживать за ним, пока он был в больнице.

Эриксон и Хьюитт идут за мной в раздевалку. На их лицах сочувствие.

– Фигово, мужик, – говорит Хьюитт.

– Угу. – Я отворачиваюсь к шкафчику, чтобы они не видели отчаяние у меня на лице. Фигово – это преуменьшение. С фиговым я бы мог справиться. Но видеть, как Джейми страдает, и не знать, как помочь…

Это не просто фигово.

Это настоящая пытка.

Вернувшись с тренировки домой, я нахожу Джейми в спальне, уткнувшимся в книгу. Научную книгу об исчезающих видах, если я правильно прочитал заголовок.

Я автоматически напрягаюсь, потому что не знаю, какое выражение увижу у него на лице – такие настали сейчас времена. Убитое? Хмурое – типа, не лезь? Виноватое? Грустное?

Сегодня ничего из вышеперечисленного на его лице нет. Натянуто улыбнувшись, я стягиваю толстовку. А потом с изумлением вижу искру желания в его карих глазах.

Мой член в момент прижимается к молнии. Он тоже не помнит, когда у нас в последний раз был секс.

– Как тренировка? – спрашивает Джейми, откладывая книгу на тумбочку.

– Нормально. Как книга?

– Интересная. Представляешь, в неволе некоторые панды не знают, что делать, когда у самки начинается течка. – Он усмехается, и, черт, мое сердце взлетает к самому горлу. В последнее время я видел его улыбку так редко.

– Облом.

– Еще какой. Их же пытаются разводить. В общем, один зоолог записал секс панд на видео и стал показывать его тем самцам, которые не могли догадаться, что делать. Кто бы знал, что существует порно для панд?

Смеясь, я расстегиваю джинсы и бросаю их на ближайшее кресло. Джейми смотрит на мои боксеры, потом на мою голую грудь, потом говорит:

– Знаешь, если подумать, ты сегодня выглядишь особенно сексуально.

Я чуть не плачу от счастья. Я не дурак – я понимаю, что сексом многое не исправить. Секс не сможет магическим образом развеселить его и стереть весь ужас прошедших недель. Но это начало.

Когда я бегом устремляюсь к кровати, мое рвение вызывает у Джейми смешок. Хрипловатый звук отправляется прямиком к моему члену. Я соскучился по его смеху. Я соскучился по своему улыбчивому, беззаботному, спокойному Джейми и при виде знакомой улыбки впиваюсь ртом в его рот.

Мой поцелуй – это жаркая, скрученная воедино помесь желания, волнения и о-боже-я-так-скучал-по-тебе. Язык Джейми, лишая меня рассудка, вторгается ко мне в рот. Его руки ласкают мой торс, притрагиваются к соскам, после чего скользят по моему прессу к поясу боксеров.

– Сними. – Он тянет за них.

Я отпускаю его рот ровно на столько, чтобы сбросить трусы и отшвырнуть их в сторону. За ними летят его пижамные штаны и футболка. Я немного волнуюсь, что он может замерзнуть и опять заболеть, но накинуть на нас одеяло не успеваю, потому что он уже прижимается своим теплым, голым телом ко мне.

Его губы целуют и посасывают мою шею, словно кожа там намазана медом. Глухие, рычащие звуки, которые он издает, щекочут мне ухо и пробирают до самых яиц.

– Мне не хватало этого, – шепчет он.

– Мне тоже, – сдавленным от эмоций голосом говорю я. Боже, он даже не представляет, насколько.

Он опрокидывает меня на спину, и я, весь в огне, сотрясаюсь от страсти, пока его поцелуи опускаются вниз. Когда его рот обхватывает кончик моего члена, мои бедра дергаются вверх, ищут большего. Ищут его.

Джейми медленно вбирает меня все глубже, и глубже, и глубже, пока не заглатывает целиком. Влажно, тепло, охуенно – вот единственные ощущения, которые я испытываю сейчас. Но потом я вспоминаю тот жуткий кашель и, коснувшись его мягких волос, останавливаю его.

– Ты уверен, что ты в состоянии?

Его сильная челюсть напрягается.

Черт, я выбрал неправильные слова.

По какой-то причине Джейми стал бояться выглядеть «слабым». Но я не считаю его таким. И никогда не считал. Он просто болен. И все. Однако, сколько я ни убеждаю его, эта тема остается болезненной.

– Я о твоем горле, – поспешно поясняю я. – Если оно еще болит, то есть и другие способы, с помощью которых ты можешь довести меня до оргазма…

Он расслабляется и начинает кружить языком по моей головке.

Мои губы изгибаются в порочной улыбке.

– Вообще, чем больше я думаю об альтернативе, тем она сильнее мне нравится. – Я позволяю лизнуть себя еще раз, а потом за плечи тяну его вверх и толкаю на спину.

– О какой альтернативе? – хрипло говорит он.

Я уже нащупываю на тумбочке смазку.

– Заполучить себе в задницу твой большой член, который будет трахать меня, пока я не взорвусь.

У него вырывается насыщенный страстью стон.

– М-м-м… Да. Звучит очень заманчиво.

От нетерпения я трачу на подготовку совсем мало времени. У нас так давно этого не было. Слишком давно. Я хочу его с такой силой, что у меня пересыхает во рту и вспотевают ладони. Мои пальцы дрожат, когда я заталкиваю их в себя и кручу, по пути торопливо забираясь ему на колени.

Он наблюдает за мной – с порозовевшей от возбуждения грудью, с огнем, горящим в глазах, – а затем переводит взгляд на торчащую из моего паха плоть. Его член не менее твердый, и когда он обхватывает его и начинает ласкать, я издаю долгий стон. При виде набухшей, истекающей смазкой головки, которая выглядывает из его кулака, у меня во рту становится еще суше, чем было. И я увлажняю его, наклонившись и всосав жемчужную капельку в рот. Потом я поднимаю голову и облизываю губы.

Джейми дергается.

– Черт, Вес, ты мне нужен.

Мое сердце делает странный маленький кувырок. Я знаю, сейчас речь о сексе, но подспудно надеюсь, что Джейми не только о нем. Он всю неделю отказывался принимать мою помощь. Да что там, не только мою, но и всех остальных. Он отказывался признавать, что ему нужна помощь. Может, таким способом он признается в этом сейчас?

Как бы там ни было, я даю ему то, что он хочет. Я даю Джейми себя. Приподнимаюсь, а потом опускаюсь задницей на его твердый член. Резкая боль подтверждает, что я еще не готов, но мне все равно. Я рад этой боли. Рад каждому дюйму. Я наклоняюсь и целую его, и у меня перехватывает дыхание, когда мой любимый мужчина толкается бедрами вверх.

– Скачи на мне, – приказывает он. – Скачи жестко.

На сей раз я не подчиняюсь ему, а начинаю двигаться медленно – болезненно, восхитительно медленно, пока его лицо не искажается нетерпением, пока он не начинает стонать, извиваясь и умоляя о большем.

Джейми с каким-то отчаянием хватается за мои бедра. Пытается приподнять свои, но я продолжаю дразнить его, осыпая поцелуями его ключицы и шею, посасывая его мочки, покусывая губу. Я хочу раствориться в ощущении его тела, насладиться каждой секундой, пока он растягивает, заполняет меня.

Но потом он с коварным блеском в глазах берет мой член в руку.

Я чертыхаюсь. Как только он начинает передергивать мне, тело перестает меня слушаться. Внезапно я начинаю пылко скакать на нем и восстановить свой прежний ленивый ритм уже не могу.

– Хочу, чтобы ты меня всего обкончал, – бормочет он. Его рука ускоряется, большой палец при каждом торопливом движении нажимает на точку чуть ниже головки.