— А вы, мадам, о чем думали, когда давали ложные клятвы и лжесвидетельствовали? — с издевкой спросил дон Алонсо.

— Это была ошибка, о которой я сожалею. Возможно, вы тоже будете сожалеть о решении, принятом сегодня.

— За некоторые как вы выразились, «ошибки» приходиться расплачиваться уже в этой жизни.

И вы считаете, что вам дано право взимать такую непомерную плату?

Эти люди по закону должны быть повешены.

Нет, дон Алонсо, по закону они могут быть повешены. В вашей власти проявить милосердие. Они всего лишь искали пропитания.

Да, конечно. А вы заботились о своей дочери. Это я уже слышал.

Да, я заботилась о своей дочери.

— А я забочусь о своем сыне. И о людях, живущих в замке, чьим господином я являюсь.

На следующий день я велела Жанне не выходить во двор, но как оказалось, зря, поскольку виселицу повернули так, что повешенные оказались за крепостной стеной и были видны лишь с дороги. Донья Хуана сказала мне: «Вы зря принимаете это так близко к сердцу. Здесь, в горах полно разбойников и беглых каторжников. По весне, одичав от долгой зимы и голода, они становятся особенно жестокими, как звери. Нападают на караваны и даже на поселения. Когда я была молода, они вот также проникли в замок по соседству и открыли ворота остальным. Тогда они перебили всех мужчин, стариков и детей, а женщин увели с собой». Это был другой мир. И в этом мире жили по своим законам.


Мэтр Джованни все-таки дождался первого каравана и ушел с ним. После того, что рассказала донья Хуана, я отговаривала его ехать, но он только отмахивался от меня: «Дорогая синьора, я всего лишь бедный лекарь, с меня нечего взять. И потом, не век же мне сидеть в вашем треклятом замке… то есть я хотел сказать, в вашем прекрасном замке. Прощайте, дорогая донна Алисия. Желаю вам всего наилучшего».

Распрощавшись с мэтром Джованни и пожелав ему счастливого пути, я неожиданно для себя обнаружила, что нахожусь за крепостной стеной. Увлеченная беседой я вышла за замковые ворота вместе со всем караваном. Я вернулась к воротам, но обнаружила, что их успели поднять. Несколько раз я попыталась позвать стражу, но, вскоре поняла, что это безнадежно, и меня никто не слышит. Оставалось дожидаться, пока ворота опустят еще раз. Или пока обнаружат, что меня нет. В любом случае, это могло произойти не скоро. Оглядевшись, я заметила невдалеке расщелину с молодым кустарником. Почки растений и молодые побеги были бы сейчас ценным средством для восстановления сил выздоравливающих, и недолго думая, я двинулась в сторону расщелины.


В замке мое отсутствие вызвало целый переполох. Дон Алонсо был просто вне себя.

— Вы!… Вы… — начал он, увидев меня, открыл рот, видимо, пытаясь сказать что-то очень неприятное, но сдержался, и после напряженной паузы закончил, — Вы больше ни шагу не сделаете за пределы своих покоев!

— Я собрала почек для отвара. Детям они будут полезны, — спокойно сказала я.

— В чем дело, мадам? Побег не удался? Пришлось вернуться? — с присущим ему ехидством спросил дон Алонсо.

— Я так и думала, что вы вообразите себе именно это. Но представьте себе, я спустилась в расщелину за почками. Только и всего.

— Только и всего? Это все, на что хватило вашей фантазии? Право, мадам, не держите меня за дурака. Придумайте что-нибудь еще.

— Зачем? Вы же все равно мне не поверите.

— Вы правы, я вам не поверю. И выведу на чистую воду вас и ваших сообщников.

Я подумала о стражниках, не заметивших, как я прошла мимо ворот.

— И повесите кого-нибудь еще? Вы ведь давно никого не вешали.

— Хотите мне помешать? Скажите все сами.

— И вы помилуете моих сообщников?

— Я не стану их вешать.

— Обезглавите или четвертуете. Для разнообразия?

— В отличие от вас, мадам, я привык держать свое слово, не прибегая к каким-либо уловкам. Не судите по себе.

— Тогда скажите, что не станете их никак наказывать.

— Это уже слишком!

— Обещайте мне. И я сознаюсь.

Дон Алонсо с шумом выдохнул воздух сквозь зубы.

— Хорошо. Я слушаю.

— Я пошла проводить мэтра Джованни. У меня не было сообщников, ваша стража меня просто не заметила. Они подняли мост, и я осталась за воротами. А на обратном пути нарвала почек.

— И вы хотите, чтобы я поверил в этот бред? — взорвался дон Алонсо.

— Это правда. И вы мне обещали не наказывать этих недотеп.

— А вы обещали сказать правду.

— Это и есть правда, — повторила я снова.

— И поэтому вы просили у меня помилования для своих сообщников? Зачем оно им, если они ничего не совершили?

— Я хотела быть уверенной, что вы никого больше не накажете.

— Вы хотите, чтобы я поверил, что, оказавшись за воротами замка случайно, вы полезли черт знает куда, собирать какие-то ветки? Если вы не собирались бежать, то почему не вернулись тотчас же?

— Да потому, что ваша стража не просто слепа, но еще и глуха! А я не солдафон с луженой глоткой! Я звала, но меня никто не услышал. Что еще мне оставалось делать?!

— Бежать, разумеется! Что, впрочем, вы и сделали.

— Зачем же я тогда вернулась? — спросила я, начиная терять терпение.

— Действительно, мадам, почему вы явились сюда, будто ничего не произошло, и плетете какие-то небылицы?

— Почему я вообще должна оправдываться перед вами, дон Алонсо? Вы заточили меня в своем замке насильно, и считаете, что я не попыталась бы бежать, представься мне такая возможность?

— Ага, наконец, вы признались! — он выпалил это с таким торжеством, что мне стало смешно.

— Не в чем признаваться. Все и так ясно любому, кроме вас. Знаете, что, дон Алонсо, вы просто упрямый болван! Вам проще подозревать меня во всех смертных грехах, чем поверить, что ваша стража дала маху.

Дон Алонсо побелел от злости. Он повернулся ко мне спиной и велел племяннику доньи Хуаны:

— Хорхе, отведи мадам Альтамира в ее комнату. И проследи, чтобы она там и оставалась!


Меня заперли. Дети были напуганы непонятным переполохом среди взрослых, но я старалась не подать им поводов для тревоги. Почечный отвар — отличное средство для ослабленного организма, особенно весной, когда еще нет свежих овощей и фруктов. Чтобы он не показался горьким, я подсластила его медом.

Я не хотела ссориться с доном Алонсо в очередной раз. Но всякий раз, когда я говорила с ним, он умудрялся вывести меня из равновесия. На этот раз я перегнула палку — оскорбила его в его собственном доме, в присутствии его людей. Простейшие правила приличия требовали, чтобы я извинилась. К тому же я не хотела сидеть взаперти.

Я попросила Хорхе передать дону Алонсо, что хочу с ним поговорить. Я призвала на помощь все свое присутствие духа. Даже если он захочет говорить со мной, объясняться мне придется долго, потому как, сколько не извиняйся, он самый упрямый болван из всех, кого я видела.

Хорхе вернулся и велел мне идти с ним.


Дон Алонсо сидел и читал. Он продолжал заниматься своим делом, словно вокруг никого и не было. Что ж, он зол на меня, а я не хотела злить его еще больше. Придется подождать. Впрочем, когда он поднял на меня глаза, лицо у него было спокойное.

— Что вы хотели, мадам?

— Я сказала вам правду. Клянусь самим дорогим, что у меня есть — моей дочерью. Неужели вы думаете, я оставила бы ее здесь одну?

— Нет, думаю не оставили бы, — сказал он после некоторого раздумья, — Это все?

— Нет. Вы обещали мне не наказывать стражу, помните?

— Я всегда помню о своих обещаниях, — холодно ответил дон Алонсо.

— Я сожалею о тех словах, что у меня вырвались, дон Алонсо, и прошу вас простить меня, — смиренно сказала я.

— Не стоит. Это был единственный раз, когда я мог быть уверен, что вы говорите то, что думаете, — ответил он.

— Я говорю, что думаю и сейчас.

— Хорошо, допустим. Тогда ответьте мне на один вопрос. Как вы попали из мельничьей башни в замок? И учтите, если вы хотите соврать, лучше просто промолчите, — последнюю фразу он добавил таким тоном, что мысли о том, чтобы сказать, что я спряталась в повозке, исчезли сами собой.

— У возницы, Хайме, были больны жена и дочь. Когда я сказала, что могу попытаться помочь, он согласился взять меня в замок.

— У вас просто удивительный дар обводить людей вокруг пальца.

— Вы не должны осуждать его. Вы же сами…

— Болван? — поинтересовался дон Алонсо. От неожиданности я рассмеялась. И тут же пожалела об этом, потому что дон Алонсо не смеялся и, молча, смотрел на меня. Я не думала, что мои слова его так задели.

— Вы же сами ездили за лекарем в Ордению. Вы должны понять его и не наказывать. Вы ведь обещали мне.

— То, что я вам обещал, относилось только к стражникам.

— Тогда мне очень жаль, но я опять вам соврала.

— А я опять вам не поверил, — сказал дон Алонсо, с явным удовлетворением откидываясь на спинку кресла. — Возвращайтесь в свои покои.

— Я пришла сюда, чтобы попросить вас отменить ваше решение и не держать меня взаперти, но, пожалуй, не буду этого делать.

В таком случае, идите к себе.

Я не тронулась с места.

— Что вы с ним сделаете?

— С кем?

— С Хайме.

— Знаете, мадам, я невольно думаю, сколько же вы спасли жизней, докучая королю такими просьбами, — сказал дон Алонсо, и я почувствовала, как краснею до корней волос. Я почти никогда не просила короля помиловать кого-нибудь, единственным исключением был Антонио, но он ничего не мог знать об этом.

— Я прошу только потому, что часть вины лежит на мне.

Я уже выходила из покоев, когда услышала:

— Вернитесь, мадам.

Я обернулась. Дон Алонсо протянул мне одну из бумаг, лежавших перед ним. Со свитка свисал оттиск королевской канцелярии. «Нет женщины, что стоила бы королевства, и нет графства, которого нельзя было бы лишиться. Примите это как дружеский совет, граф» — прочитала я. Под этими строками стояла размашистая, четкая подпись канцлера, скрепленная малой королевской печатью. У меня дрогнула рука, и край свитка, задев пламя свечи, вспыхнул. Дон Алонсо выхватил у меня свиток, затушил, и положил на стол. Однако, когда я снова протянула к нему руку, он молча передал его мне.

— Вы уже ответили на это послание? — спросила я.

— Нет.

— Дружеский совет канцлера дорогого стоит. Вам так не кажется? — улыбнулась я через силу.

— Особенно когда он написан на гербовой бумаге и скреплен королевской печатью, — усмехнулся дон Алонсо. — Я склонен расценивать это как угрозу.

— Если это угроза… Вы не думали о том, что королевские войска могут оказаться у стен эль Горра?

— Я в состоянии защитить эль Горра и своих подданных, — он ответил без колебаний, и твердость его тона заставила меня поверить, что это не пустое бахвальство. Эль Горра будет сражаться, королевские войска заплатят дорогую цену за победу и уж, тем более, за поражение.

— Я не хочу стать причиной кровопролития.

— Теперь уже поздно сожалеть, мадам. К тому же, это маловероятно.

— Вы в этом так уверенны?

— Ни один король не выигрывал битвы в этих горах. Большое войско здесь бессильно. Да оно и не к чему. Достаточно нанять любую разбойничью шайку в окрестностях.

— Зачем вы говорите мне это?

— Чтобы вы знали, в чьи руках можете оказаться после побега. А теперь идите к себе.

На этот раз я сама обернулась, почти выходя из комнаты.

— Как давно вы получили это послание?

— Прошлой осенью.


Вечером следующего дня Хорхе, улыбаясь, прошептал мне:

— Синьор сказал, что вы можете выходить. Теперь мы с Игнасио будем вашей тенью.


Первый караван принес первые вести из других поселений. В эту зиму население многих из них уменьшилось почти вдвое. Эта весть заставила вспомнить о той угрозе, которую несло с собой весеннее тепло. Женщины принялись за большую уборку, тщательно вычищая каждый уголок. Фернандо и Жанна тоже бегали повсюду и, как могли, помогали, внося свою долю беспорядка. Проходя мимо одной из спален, я увидела, что они дерутся, размахивая пуховыми подушками. Я велела им прекратить, но они, видя, как из подушки полетели перья, пришли в дикий восторг, и с еще большим усердием стали обмениваться тумаками. Когда я подошла слишком близко, досталось и мне. Со словами «ну сейчас я кого-нибудь поймаю и нашлепаю» я тоже вступила в бой. Вспотевшие и взлохмаченные, дети принялись рвать подушки и осыпать меня перьями. Я защищалась, смеясь и чихая. Жанна и Фернандо бегали от меня по кровати с не меньшим удовольствием, чем я вокруг нее. Пух и пыль стояли столбом в солнечных лучах. Мне удалось поймать Фернандо, который в пылу азарта подскочил слишком близко. Жанна прыгала на другом конце постели, хохоча и показывая на дверь. Я оглянулась: в дверях стоял дон Алонсо и тоже смеялся.