Нора Робертс - Мятеж

— Вы хорошо владеете шпагой, полковник, — сказал Бригем, когда они разошлись, описывая круг. — Мои комплименты.

— Достаточно хорошо, чтобы пронзить ваше сердце, Эшберн.

— Посмотрим. — Клинки сталкивались снова и снова. — Но вряд ли вам потребовалась шпага, когда вы насиловали леди Мак-Грегор.

Удивление поколебало сосредоточенность Стэндиша, но он успел блокировать выпад Бригема, прежде чем шпага того достигла цели. Лицо полковника помрачнело, когда он понял, что его привели к этой дуэли, как собаку на поводке.

— Шлюх не насилуют. — Стэндиш атаковал, подстрекаемый вспыхнувшим гневом. — Кто вам эта шотландская сука?

Бригем отразил удар.

— Вы умрете, гадая об этом.

Теперь они дрались молча: Бригем — холодный, как хайлэндский лед, Стэндиш — разгоряченный гневом и недоумением. Клинки шипели и звенели, соперничая с напряженным дыханием дуэлянтов. Смелым движением Стэндиш отбросил шпагу Бригема и нанес контрудар. На плече Бригема расплылось алое пятно.

Более трезвая голова могла бы воспользоваться этой раной к своему преимуществу. Но Стэндиш видел только кровь и чувствовал, что она пахнет победой. Он нападал снова и снова, считая себя в нескольких минутах от триумфа. Бригем отражал удар за ударом, выжидая удобного момента, покуда кровь стекала по его руке в туман. На мгновение он шагнул назад, оставив грудь открытой. Блеск победы сверкнул в глазах Стэндиша, когда он рванулся вперед, целясь Бригему в сердце.

Бригем отбил удар в последнюю долю секунды, повернул свою шпагу и вонзил острие в грудь полковника. Позднее Лейтон заявлял, что даже не успел увидеть, как это произошло. Стэндиш был мертв, прежде чем Бригем извлек клинок наружу.

Вместе с бледным молодым офицером Лейтон обследовал тело.

— Вы убили его, Эшберн. Лучше уезжайте, пока я постараюсь все уладить.

— Спасибо. — Бригем протянул Лейтону шпагу рукояткой вперед.

— Может быть, мне перевязать вам рану?

Бригем с усмешкой бросил взгляд на свою лошадь. Рядом с ней на другой лошади восседал достойный Паркинс.

— Мой лакей этим займется.

Сирина проснулась перед рассветом. Последнюю неделю она плохо спала после того, как однажды пробудилась от сна с колотящимся сердцем, уверенная, что Бригему грозит опасность.

Даже сейчас страх преследовал ее, соединяясь с болью, которую Сирина испытывала после его отъезда. Это глупо, убеждала она себя. Бригем в безопасности в Лондоне. Со вздохом Сирина села, понимая, что больше не заснет. Бригем в Лондоне, повторяла она про себя, но с таким же успехом он мог находиться за океаном.

Какое-то время Сирина позволяла себе верить, что он вернется, как обещал. Но проходили недели, а его не было. И она перестала смотреть на дорогу при звуке лошадиных копыт. Колл и Мэгги поженились больше недели назад. На их свадьбе Сирина наконец дала надежде умереть. Если Бригем не вернулся к свадьбе Колла, то не вернется вовсе.

Она это знала, напоминала себе Сирина, ежедневно выполняя обычную работу по дому. Знала, когда отдалась ему на берегу озера, и поклялась, что не будет сожалеть о происшедшем. Она говорила это себе и помнила, что получила все, чего хотела.

Все, кроме одного. Она не забеременела. Сирина надеялась, понимая, что это безумие — стать матерью ребенка Бригема.

Этого не произошло. Ей остались только воспоминания.

Конечно, у нее были семья и дом. Это помогало заполнить пустоту. Она достаточно сильна, чтобы жить своей жизнью без Бригема. Возможно, она больше никогда не будет счастлива, но нужно довольствоваться тем, что имеешь.

Домашние обязанности облегчали ей душу. Сирина работала одна или вместе с матерью и сестрой. Ради них и ради собственной гордости она сохраняла бодрость духа. Хандра и тоска не для Сирины Мак-Грегор. Впадая в депрессию, она напоминала себе, что у нее был один золотой день.

Однажды ранним вечером Сирина ускользнула из дома. Мать и Мэгги занимались пряжей, а Гвен навещала больную в деревне. Одетая в бриджи, Сирина не попалась на глаза никому, кроме Мэлколма, которого подкупила леденцом.

Она поехала к озеру. Эту слабость Сирина иногда разрешала себе. Когда позволяло время, она сидела на берегу, мечтала и вспоминала. Это словно делало Бригема ближе к ней. Но он вернулся в Лондон, которому принадлежал.

Весна была в разгаре. Легкий ветерок колыхал цветы, деревья покрылись зеленой листвой. Солнечный свет проникал сквозь нее, рисуя причудливые узоры на тропинке. По шороху веток было понятно, что молодой олень пробирался через лес.

Земля у озера была упругой и теплой, хотя вода должна была оставаться ледяной еще несколько недель и сохранять прохладу все лето. Спешившись, Сирина прилегла на холмик почитать и помечтать. Она хотела одиночества, мечтала о коротких минутах безмятежности.

Рядом с ней цвели фиалки. Сирина сорвала несколько, лениво вплетала их в волосы и глядела на стеклянную гладь озера. Высоко на камнях рос вереск, чьи цветы так похожи на пурпурные звезды. Его тонкий запах доносился до нее. Еще выше находились утесы, разглаженные дождями и временем. Там не росло почти ничего, но их нагота казалась Сирине красивой. Они походили на крепости, охраняющие восточный берег озера.

Сирина хотела, чтобы Бригем мог видеть это место теперь, когда ветер был ласковым, а вода такой голубой, что от этого щипало в глазах.

Положив голову на руку, Сирина закрыла глаза, мечтая о Бригеме. Ей показалось, что бабочка села на ее щеку. Дремлющая Сирина лениво смахнула ее. Она не хотела просыпаться в одиночестве. Скоро ей придется вернуться домой и наверстывать часы, украденные для себя. Но еще немного она полежит здесь и помечтает о том, что могло бы произойти.

Сирина вздохнула, почувствовав, что что-то — очевидно, бабочка — скользнуло по ее губам. Она улыбнулась, думая, как приятно было это прикосновение. Ее тело вытянулось, обдуваемое легким ветерком. Как приближение рук любовника, подумала она. Пальцев Бригема. Новый вздох, казалось, наполнил ее грудь. Кровь прилила к телу, губы раскрылись.

— Смотри на меня, Сирина. Смотри на меня, когда я целую тебя.

Сирина машинально повиновалась — ее мысли все еще были скованы дремотой, согревающей тело. К своему изумлению, она увидела глаза Бригема, смотрящие ей в глаза, покуда ее губы были запечатаны поцелуем, слишком настойчивым и властным для любого сна.

— Господи, как же мне тебя не хватало! — Бригем привлек ее ближе к себе. — Каждый день, каждый час…

Неужели это было реальностью? Мысли Сирины текли так же стремительно, как кровь, когда она крепко обняла его, опасаясь, что он исчезнет.

— Бригем! Это действительно ты? Поцелуй меня еще раз, — потребовала она, прежде чем он успел заговорить снова. — И еще, и еще!

Бригем выполнил просьбу — его руки скользили по ее волосам и телу, пока обоих не охватила дрожь. Он хотел рассказать ей, что почувствовал, когда остановил лошадь и увидел ее спящей там, где они впервые занимались любовью. Никто не выглядел более прекрасно, чем его Сирина, лежащая в мужских бриджах, с головой, покоящейся на руке, и цветами, вплетенными в волосы.

Но Бригем не мог найти слов, а если бы нашел, Сирина не позволила бы ему их произнести. Ее губы жадно приникли к его рту. В прошлый раз она казалась хрупкой и немного испуганной, а сейчас была воплощением страсти и желания. Невозможно было оторвать ее от любимого, она бы не вынесла, чтобы их что-то разделяло. Хотя Бригем пытался проявить мягкость во время их первой встречи после стольких недель разлуки, Сирина горела в его объятиях, как пламя.

Не в силах противиться, он сорвал с нее мужскую одежду и нашел свою женщину.

Это было как в первый раз, думала Сирина. Даже еще прекраснее. Руки и рот Бригема словно были повсюду одновременно. Ее кожа влажно поблескивала. Какую бы робость она ни испытывала, впервые отдаваясь ему, сейчас это чувство было сметено охватившей ее страстью. Сирина все сильнее прижимала Бригема к себе, впитывая запахи пота, лошади, крови, возбуждавшие чувственные желания.

— Господи, Рина! — Бригем едва мог говорить. Она словно увлекала его в те места, где он никогда не был, о существовании которых не подозревал. Никакая другая женщина так не властвовала над ним — ни самая опытная французская куртизанка, ни самая светская британская леди. От шотландской дикой кошки он узнал о любви больше, чем казалось возможным.

Кровь стучала у него в мозгу, вызывая сладостную боль. Самообладание, с которым он прожил годы своей жизни, с которым поднимал шпагу и стрелял из пистолета, исчезло, как если бы не существовало никогда. Он привлек Сирину к себе, запуская пальцы в ее волосы, сжимая податливую плоть.

Наконец Бригем проник в нее так глубоко, как только мог. Ногти Сирины впились в его спину, она со стоном двигалась одновременно с ним, вознося бедра ему навстречу и жадно ловя открытым ртом воздух. Потом все мысли исчезли. Хотя глаза были открыты, она не видела ничего, кроме белого слепящего огня.

Тело Сирины вытянулось после испытанного наслаждения, руки безвольно упали наземь. Все вокруг было подернуто дымкой, как будто сон все еще продолжался. Но Бригем лежал на ней, теплый и тяжелый. Сирина с удивлением осознала, что он дрожит. Слабой и уязвимой оказалась не только она, но и он.

— Ты вернулся, — пробормотала Сирина и нашла в себе силы поднести руку к его волосам.

— Я же сказал, что вернусь. — Бригем поцеловал ее снова, но нежно и мягко. — Я люблю тебя, Сирина. Ничто не могло удержать меня от возвращения к тебе.

Она сжала лицо Бригема ладонями, изучая его, и поняла, что он говорит правду. Но это сделало ее лишь более неуверенной относительно будущего.

— Ты отсутствовал так долго. И не сообщал о себе ни слова.

— Сообщать было слишком рискованно. Буря приближается, Рина.

— Да. И ты… — Она не договорила, заметив кровь на своих пальцах. — Бриг, ты ранен! — Сирина приподнялась на колени, сдвинув промокшую повязку на его плече. — Что случилось? На тебя напали? Кэмбеллы?

— Нет. — Он засмеялся, услышав, с какой ненавистью Сирина прорычала имя враждебного клана. — Маленькое дельце в Лондоне перед отъездом. Это пустяк, Сирина.

Но она уже отрывала манжету от его рубашки, чтобы сделать свежую повязку. Бригем вздохнул, зная, что скажет на это Паркинс, но покорно позволил ей обработать рану.

— Шпага, — сказала Сирина.

— Царапина. Мы не будем обсуждать это теперь. Солнце уже садится.

— О! — Сирина заморгала, впервые отметив, как много прошло времени. — Я должна вернуться. Как ты нашел меня здесь?

— Я мог бы сказать, что последовал зову своего сердца, но скажу правду. Это Мэлколм сообщил мне, что ты поехала к озеру.

Волосы, в которых еще оставалось несколько цветов, прикрывали груди Сирины. Она походила не то на колдунью, не то на королеву, не то на богиню. Бригем мог только быть уверен, что она — все, что ему нужно. Он взял ее за руки. Его взгляд был требовательным.

— Скажи мне, Рина…

— Я люблю тебя, Бригем. — Она поднесла его руку к щеке. — Больше, чем могу сказать.

— И ты выйдешь за меня замуж. — Когда Сирина опустила взгляд, Бригем взорвался: — Черт возьми, женщина! Ты говоришь, что любишь меня, почти убиваешь меня своей страстью, но начинаешь уклоняться, когда я говорю о замужестве.

— Я же сказала тебе, что не могу…

— А я сказал тебе, что сможешь. — Он подобрал порванную рубашку и набросил ее на плечо, которое начинало болеть. — Я поговорю с твоим отцом.

— Нет! — Сирина быстро вскинула голову. Мучительно размышляя, она отбросила волосы с лица. Как они могли зайти так далеко и вернуться туда, с чего начали? — Умоляю тебя, не надо!

— Какой выбор ты мне оставляешь? — Бригем набросил рубашку, подождал, пока Сирина отойдет, чтобы одеться самой. — Я люблю тебя, Рина, и не собираюсь провести жизнь без тебя.

— Тогда я попрошу дать мне время. — Она смотрела на него, зная, что должна принять решение. — Так много нужно сделать, Бригем. Так много произойдет с нами. Когда начнется война, ты уедешь, а я буду только ждать. Дай нам обоим время, чтобы разобраться во всем.

— Хорошо, Сирина. Но потом я не оставлю тебе выбора.

Сирина была права. События, происходящие вокруг, должны были определить судьбу не только двух влюбленных, но и всей Шотландии.

Через несколько дней после прибытия Бригема в Гленроу французы нанесли англичанам сокрушительное поражение при Фонтенуа [33]. Но, хотя после этого надежды Чарлза и многих якобитов вспыхнули с новой силой, Людовик Французский все еще воздерживался от поддержки мятежа. Чарлз начал было рассчитывать, что победа французов даст долгожданный импульс его делу, но опять был вынужден полагаться только на собственные силы.