— Разумеется, помню. А еще мне известно, что Роберт Максвелл приходится младшим братом шерифу, а теперь он муж вашей сестры Мейри. Странный союз! Особенно если учесть, какое упорное сопротивление притязаниям шерифа оказывал ваш отец.

Фиона кивнула:

— Мы были вместе с Мейри, когда повстречали их. Уилл начал заигрывать со мной, а я… Я ответила тем же. Мейри назвала меня дурой. Надо, надо было ее послушаться!

— Мы редко прислушиваемся к мнению тех, кто нас критикует, — ответил Керкхилл. — Нам не хочется верить, что мы действительно можем делать глупости. И когда вы увидели Уилла снова?

— Он поехал за нами в Аннан-Хаус, где мы тогда жили почти круглый год. Просто приезжали в Данвити-Холл погостить. Потом Роб и Мейри… Должно быть, вы слышали, что с ними было. Все знают.

— Слышал что-то, вроде как он ее увез. Но сейчас меня интересует только Уилл. Ваш отец ведь не дружил с Джардинами.

— Нет, потому что они союзники Максвеллов, а он не жаловал и Максвеллов тоже. Кроме того, у Джардинов была нескончаемая междоусобица с Джонстонами, которые обитают к северу от Данвити-Холла. Вот почему мы и жили в Аннан-Хаусе — чтобы не быть меж двух огней.

— Я отлично знаю лорда Джонстона, — сказал Керкхилл. — Достойный человек, хоть и грубоват.

— А я его не знаю. Мне казалось — это так романтично, что Уилл поехал за мной до самого дома. Он послал записку, просил, чтобы я ускользнула из дому и встретилась с ним в лесу возле Аннан-Хауса. Я так и сделала, и Мейри нас чуть не застукала. Просто захватывающее приключение! — добавила она, грустно усмехнувшись. — Знаете, у меня никогда не было романтических приключений. А вот кузина Дженни, казалось, только ими и живет. Вот я и подумала — почему бы не попробовать, что это такое?

— Но зачем же вы убежали с Уиллом?

Фиона покачала головой:

— Поверите ли, но я едва помню, о чем вообще тогда думала. Оглядываясь назад, я могу лишь сказать, что это был минутный порыв, потому что Уилл дал мне понять, что я особенная. Никто так со мной не обращался. Родители хотели сына, и мое появление на свет стало разочарованием для них обоих. Мейри родилась четырьмя годами раньше. А это огромная разница, когда вы еще дети! Ей приходилось за мной присматривать, и я просто оказалась досадной помехой, которая вечно путалась у нее под ногами. Кроме того, Мейри предстояло унаследовать титул и поместья отца. Уилл считал, что это несправедливо. Когда я рассказала ему, как обстоят дела, он сказал, что и я наверняка получу землю. Предполагалось, что мне достанется Аннан-Хаус как часть приданого матери, когда она вышла замуж. Но папа так рассердился, когда мы сбежали, что изменил завещание. Дом отходил к Мейри, как и все остальное.

— Подозреваю, что Уилл был от этого не в восторге, — сказал Керкхилл.

— Он пришел в ярость! Раньше он не верил, что я получу только Аннан-Хаус, но когда я лишилась всего… — Фиона вздрогнула, припоминая. — Он сказал, что это я виновата, однако он все уладит. Добьется, что я получу свое наследство.

— И добился?

Она покачала головой, чувствуя, как горят щеки.

— Что же он сделал?

— Точно не знаю. Он мне так и не сказал. Но я слышала, что он пытался схватить Мейри. Он… он сказал, что мне достанется все, если Мейри умрет.

— Теперь у нее есть сын-наследник.

— Да, но это было до того, как она вышла за Роберта Максвелла. Уилл был в ярости, когда узнал. Но еще сильнее он разозлился на меня, — добавила она. — Я ничем не могла ему угодить. Кругом была виновата только я.

— Наверное, он обрадовался, когда узнал, что скоро станет отцом.

— Он почти не обращал внимания на мое положение. Думаю, сейчас-то он был бы рад, если б узнал, что я родила сына. Но тогда я нужна была ему только для одного… Ему не нравилось, что у меня стал расти живот. Бывало даже, что старый Джардин гневался на сына. Когда такое случалось, Уилл вымещал злобу на мне.

— Понимаю.

— В самом деле?

— Думаю, что да. Уилл был вспыльчив и при этом очень силен.

— Он говорил, что сила человека определяется его союзниками, а не личными качествами. Нужно только вовремя перейти на сторону тех, с кем союз более выгоден. Он считал, что нам следует угождать англичанам. По правде говоря, я тоже так думаю. Еще раньше, когда я познакомилась с Уиллом, мне казалось — глупо воевать. Можно уладить любые разногласия, если люди просто сядут и поговорят друг с другом.

— Эта тактика действует, только если обе стороны действительно желают уладить дело, — с грустной улыбкой заметил Керкхилл.

— Эта тактика решительно не годилась с Уиллом. Но мы все хотим мира, не так ли? Просто хотим выращивать хлеб и знать, что нашим семьям ничто не угрожает.

— Простые люди, как и, без сомнения, большинство женщин и детей, предпочли бы мир. Боюсь, однако, что те, у кого власть и сила, всегда стремятся получить еще больше власти, причем любой ценой. Мне кажется, что Уилла больше интересовало, как бы найти более могущественного союзника, чем обеспечить безопасность своим землям и семье.

— Он думал, что сможет защитить все, если сумеет заключить союз с более сильной стороной, — сказала Фиона. — И считал — чем больше накопит богатств, тем лучше. Решил, что стоит заполучить владения Данвити и присоединить их к Эпплгарту. Это придало бы ему вес, чтобы торговаться с победившей стороной, кто бы там ни победил.

— Сомневаюсь, что Арчи стал бы терпеть, вздумай Уилл заигрывать с англичанами, — усмехнулся Керкхилл. — Да и взять наших врагов. Если бы Аннандейл перешел к Нортумберленду, он скорее наградил бы землями верных англичан, нежели шотландца, который с легкостью меняет союзников. Однако теперь нам нужно собираться домой. Не подержите ли корзинку? Тогда я смогу свернуть одеяло.

Фиона взяла корзину, и вскоре они сели на лошадей. Они почти достигли подножия холма, когда увидели, что навстречу скачут Джошуа и Дэви.

Заметно встревоженная, Фиона спросила:

— Как вы думаете, зачем они здесь?

— Джошуа просто выполняет мои указания, — объяснил Керкхилл. — Очень немногие видели, как мы уезжаем, но вот наше возвращение никак не окажется незамеченным. Поэтому я велел Джошуа дожидаться неподалеку. Если кому-нибудь взбредет в голову расспрашивать, он все уладит.

Всю дорогу до дома Керкхилл то и дело бросал взгляды на Фиону, пытаясь угадать, что она чувствует, о чем думает. Казалось, что она немного успокоилась. Наверное, помог разговор об Уилле. Фиона выговорилась, признав к тому же, что муж запугивал ее и даже поднимал на нее руку. Плохо, однако, что она по-прежнему не хочет рассказать, что видела во сне.


Фиона ловила на себе взгляды, которые Дикон то и дело бросал на нее, и была уверена, что знает причину. Кошмарный сон не выходил у нее из головы, но она не могла рассказать о нем Керкхиллу. Хотя иногда ее так и подмывало открыть ему все. Ведь ей легко дался рассказ о Уилле. И все-таки ночной кошмар — совсем другое. Может, это вообще был не сон? Что, если так к ней возвращается память, вроде того как это было с другом Дикона после битвы?

Он не говорил, что у того воина сначала были кошмарные сновидения. Но может, они были? И Дикон просто не знает про них?

Джошуа и Дэви пристроились сзади, как будто сопровождали их всю поездку. Ехали молча. Джошуа, сама услужливость и почтительность, по характеру был крайне неразговорчив.

Дикон, казалось, тоже погрузился в раздумья. Теперь он не предлагал ей полюбоваться чудесным видом или послушать пение птицы. Но даже само его присутствие было приятным, дружеским и внушало спокойствие. С ним она чувствовала себя в безопасности, как ни с кем другим и уже очень давно. Она понимала, что он просто дает ей время подумать в надежде, что она все-таки доверится ему. Если же нет, он не станет долго тянуть и прямо потребует, чтобы она рассказала все. Это Фиона тоже отлично понимала.

Поэтому она не удивилась, когда по возвращении он улучил-таки возможность сказать ей пару слов наедине. Просто отослал слуг, которые помогли бы ей сойти с лошади, и предложил свою помощь.

Ссадил ее с лошади и, прежде чем ее ноги коснулись земли, шепнул:

— Печально, что вы не захотели мне довериться. Знаете, правда ведь дается нелегко. Мы не узнаем, что произошло, пока не отделим факты от подозрений и страхов. Я могу быть терпелив, но моего терпения хватит ненадолго.

С этими словами он поставил ее на землю и учтиво предложил руку.

Фиона колебалась. Снова возникло ощущение, что она вызвала его неудовольствие и получила за это выговор. Но он не сказал больше ни слова, и она позволила ему проводить ее в дом. Там он откланялся, сославшись на необходимость заняться делами, прежде чем они приступят к полдневной трапезе.

Ей стало легче дышать, когда он ушел. Фиона побежала наверх, где нашла Флори, которая как раз переодевала крошку Дэвида.

Отослав горничную, провела чудесные полчаса с сыном, пока его веки не опустились и он не заснул. Тогда она отнесла его в комнату Флори, где на подушке возле колыбели малыша ее терпеливо дожидалась Типпи.

— Он заснул, — прошептала Фиона, укладывая сына в колыбель. — Если проснется, позови кого-нибудь, пусть сбегают за мной.

— Я знаю, что делать, миледи, — ответила девочка.

— Ты хорошая няня, Типпи.

Остаток дня у Фионы прошел без происшествий, но мысли о Керкхилле не давали ей покоя. Перед ужином она увидела, как Типпи хлопочет рядом с матерью, и вспомнила слова девочки: «Я знаю, что делать, миледи».

Фиона тоже знала, что следует делать. Как жаль, что ей не хватает той веселой уверенности, которая так поразила ее в Типпи!

Фиона велела подать себе ужин на террасу. На сей раз она просто наслаждалась уединением. Она больше не чувствовала себя изгнанницей, отверженной. Оглядевшись по сторонам, она вдруг решила, что эту маленькую комнатку можно сделать гораздо уютней — достаточно небольших переделок.

Она вспомнила, что Керкхилл сначала велел ей быть экономной, а потом разрешил вызвать портниху и заказать гардероб, приличествующий ее положению. Наверное, он поймет, что необходимо также привести в порядок дом. Она поговорит с ним, поэтому направилась к его комнате.


Когда Керкхилл открыл ей дверь, его брови грозно нахмурились. Глаза сердито сверкнули — но гнев тут же погас. Сейчас вид у Дикона был скорее виноватый. Как бы там ни было, он повернулся и бросил через плечо, обращаясь к Тони, который сидел в кресле перед камином:

— Извини, Тони. Совсем забыл, что миледи хотела поговорить со мной с глазу на глаз. Когда мы закончим, я отправлю кого-нибудь за тобой.

— Разумеется, — ответил Тони, исчезая за дверью. Фиона затаила дыхание.

Керкхилл молчал, и она начала первой:

— Тони отлично понял, что никакой встречи со мной вы не предполагали. По крайней мере надеюсь на это, потому что он, должно быть, решил, что наша встреча…

— Именно так, — перебил он. — Тони никому ничего не скажет. Но я полагаю, вы пришли сюда по какой-то важной причине.

— Так и есть, я хотела спросить, как обстоят дела с нашими финансами. Вы говорили, что мне следует быть бережливой, но потом обнадежили, сказав, что поместье выдержит мои траты. Не так ли?

— Действительно, я так сказал.

Фиона ждала, однако Керкхилл молчал.

— У нас есть деньги? — спросила она, не выдержав.

— Почти ничего, — ответил он и тут же мягко добавил: — Но здешняя земля хороша. Можно сеять ячмень и даже овес. Разумеется, отлично растут яблоневые сады. При разумном управлении, надеюсь, мы получим хороший доход через год или два.

— Через год или два! Как же мне тогда вести хозяйство? Джейн недавно сообщила, что неисправен один из больших котлов на кухне. Я велела ей послать за кузнецом. Как мне заплатить потом по счету?

— Пусть представит счет мне, разумеется, — спокойно ответил Керкхилл.

— Но вы… — Фиона удивленно посмотрела на него. — Неужели вы будете платить за все, что мы покупаем? Заплатите за ткани для моих новых нарядов, за одежду для малыша? Помилуйте, сэр, но что тогда подумают люди?

— Ничего они не подумают, — возразил Керкхилл. — Ответственность, которую я несу и за вас, и за вашего ребенка, и за поместья Джардинов, дает мне самые широкие полномочия. В отличие от Джардинов я тщательно веду расчеты. Но пока я сам еще не составил точного представления о финансах вашего мужа и не хочу зря вас расстраивать. При умелом обращении земли Джардинов дадут отличный доход. А мой долг как раз и состоит в том, чтобы его обеспечить.

— Вам следовало мне сказать, что у нас нет денег, — упрекнула Фиона. — Нечестно поощрять меня распоряжаться всем в доме и не говорить, что денег на оплату расходов нет.